Кот-Скиталец - Татьяна Мудрая

– И так притянуть блудную планету, звезду, Вселенную, пришить ее на суровую нитку, – продолжает Турист. – Что же, я лично согласен, иного пути ведь не находится.

– Вот только решим, кому идти, – почти перебивает его Учитель, – чтобы двоим другим было не обидно. Костями пораскинем?

– Отчего ж нет. Вот только между нами двоими, брат. Властитель из игры выпадает, больно азартная. Ибо женат и не по правилу Странника обременен всевозможными обещаниями, – смеется Белоликий.

– А вам какой смысл выбирать меж собой и вообще идти, – вступает в разговор Эрбис (или подобный ему). – Вы двойники и братья, так что по сути одно, как стоящий перед зеркалом и его в том самом зеркале отражение. И вы оба родились в том блудном мире.

– Если отражение сможет посмотреться через затемненную сторону стекла на того, кто его отбрасывает, они поменяются местами, – рассудительно прибавляет Турист. – Так что я посмотрю и пойду.

– Ты так говоришь, брат, потому что хочешь забрать себе мое предначертание, мою долю, – говорит Учитель.

– Чья она – вот вопрос. Властитель уже рассудил, что общая.

– По сути, так и есть, – Учитель внезапно определяет себя, смуглеет, темнеет лицом. – Но протянуть нить смогу только я. Не спорь, ты же знаешь, что именно для таких, как ты и я, легче, – послать или самому сотворить. Проведи меня через брод Великой Реки. Найди предлог для этого.

– Там мы окажемся на разных берегах и не сразу сможем докричаться друг до друга, – печально и с надеждой говорит Белоликий. – Но скажи: позже… После всего… мы поменяемся, брат?

Что бы ни ответили ему – исчезают и Яйцо, и Купол, и сон.

– Эрбис! – кличет Серена, просыпаясь. – А что значит виноград в сердцевине того перстня, что достался Марту? Я вроде бы знала, но забыла.

– Не ведаю, госпожа великого Леса, – уважительно говорит ей Джемшид, который у входа стережет ее покой. – Но манкатта по имени Киэно, или Верная Теплом, прибежала к нам с удивительными и страшными вестями. Будешь ли ты слушать ее?

…Нынче я была в Шиле-Браззе никто и, главное, сама сделала себя никем. Беспокоить своей персоной охранников и приближенных Эрменхильды, взывая к прежней полудружбе, или требовать объяснений от Мартина было не в моих правилах. Яснее ясного, что в верхах сработало неизвестное мне взрывное устройство, и соваться туда из чистого гуманизма мог только идиот. Поэтому я воспользовалась теми преимуществами, какими обладало мое частное лицо. Способствовала мне и перемена общественных мнений: флюгер снова повернулся, инцидент с пришествием Царя предпочитали если не замалчивать, то считать не очень значительным. Итак, через Фиолетту с ее аристократическими знакомствами мы с Бэсом вышли на влиятельных кошек. Манкаттская родня разветвлена не хуже еврейской, уровень солидарности в ней несколько, а благодарности – куда выше среднеандрской нормы, и я запомнила слова Киэно о том, что нищие коты не брезгают служить в тутошних Бутырках и Матросских Тишинах. Словом, где-то самое большее дня через три мне разрешили конфиденциальную встречу с человеком, который находился под тайным следствием в самой высокой из так называемых «венцовых» башен Замка. Она выдвигалась из наружных укреплений вверх, а фундамент ее нависал над склоном высокого холма. Внутри не было ни перекрытий, ни окон, и колодец, который открывался прямо в небо, был доступен всем четырем стихиям – ветру, дождю, жаре и мелкой кварцевой пыли из земель нэсин. Есть надежда, подумалось мне, что инсанские звезды тоже сюда заглядывают.

Караульный манкатт заученным тоном предупредил меня, что я обязана говорить с подследственным исключительно на общие темы. Дверь за мной лязгнула засовом. БД сидел у дальней стены, спустив ноги в кожаных «корочках» с топчана из голых досок, крытых на удивление потертым ковром. Пол был чистый, без следов здешней сенно-навозной цивилизации, но явно сырой и способствовал ревматизму. Наверное, Даниль угадал мои мысли, потому что подобрал ноги под себя и усмехнулся мне навстречу:

– Не беда, что приходится проводить время в таких скромных покоях, это все ненадолго. Ах, верно, очень неважны мои дела, госпожа Татианна, коли вас до меня допустили?

– По большому блату, – ответила я лаконично. – В стране Рутен подследственный до завершения следствия – абсолютно секретная фигура.

– Да, забываю спросить: почему в названии вашей родины и племени и некоторых других подобных словах произносится то «Е», то «И»?

– Разница между старогреческим и новогреческим произношением. А пишется одна и та же буква, – ответила я машинально и, кажется, соврала терминологию. Как будто ему не все равно!

– Благодарю. То, что в давние времена было громокипящей доблестью, в восприятии современников становится проявлением солдафонства и тупости. Однако среди них всегда находятся те, кто по старинке произносит имена славы твердо. Выбирают вождя и ждут от него каких-то ниспровержений, а потом разочаровываются.

– Мне трудно судить: в этом деле мне многое непонятно.

– Так вы пришли, чтобы полюбопытствовать, дама Тати?

На моем лице, очевидно, сразу написалось огорчение, а румянец поднялся до корней волос: я за собой это знаю.

– Да не смущайтесь этим. Сам бы я понимал! И садитесь, здесь, правда, не мягко, но зато я нагрел, – он указал на место рядом с собой.

Мы уселись рядышком, как первоклассники.

– А теперь можете задавать свои вопросы. Вы не придумаете ни досужих, ни глупых, я знаю; и мне будет легче собрать мысли перед процессом.

Он слегка хитрил: просто для того, чтобы спрашивать, да еще обмолвками (что такое, кстати, общие темы – здоровье или погода?), нужно успокоиться, а пассивно слушающий нервничает.

– Вы читали некий классический новогреческий текст? – спросила я после паузы.

– Да. Это я и хотел показать вам.

– Про Ису говорили, что он в последний момент побоялся возглавить народное восстание. Встретился с тем, своим сакральным близнецом, в узком кругу – и тот, кто решительнее, одержал победу.

– Просто Иса не смог наступить на близкого человека.

– Разве это требовалось?

– Лучше не создавать предлог для других сделать это. И, как помните, Иса говорил, что царство его – на небесах. Ох, ну надо же быть последовательным, как тот герой, знаете, который сам выстрелил себя из пушки, лишь бы не сделаться знаменитостью и символом прусской государственности! Он прав в своем предпочтении. Сама жизнь того не стоит – всех этих заморочек с земным царствованием. Ну, вспомните, тот самый барон…

Барон Мюнхгаузен в интерпретации Олега Янковского. Конечно же, БД из породы Странников, как Багир… а все Странники, реальные или вымышленные, знают друг друга и умеют быстро находить.

– Но те, кто любил его по-прежнему, считали, что близнец им откупился. Свалил на него грехи, как на козла отпущения – разумеется, не конкретно, а в том смысле, что переориентировал тяжесть народного недовольства – и умыл руки.

– Вы верите в эту интерпретацию?

– Никогда не отличалась ортодоксальностью.

– Она как раз и неортодоксальна. Вы заметили, что вся Книга Насара не очень явно пронизана символикой близнецов? Два брата: один любимец, другой изгнан. Исаак и Измаил. Один теряет право первородства, другой подхватывает. Исав и Иаков. Царь и жрец, которые строят Храм вместе. Иисус и Зоровавель. Один из них должен был править, другой – платить за право.

– В Рутении король делал и то, и другое. У него была власть, но на него смотрели как на… жертву, – я с трудом протолкнула это слово через гортань, будто у меня внезапно заболели гланды.

– Громоотвод, по которому молния Божия гнева, минуя провинившийся народ, уходит в землю. Оттого его и почитали.

– Земной бог. Несть власти аще как от Бога.

– Вот я и счел это, во-первых, нерациональным: соединять два аромата в одном флаконе. И, второе, обычаем архаическим, а может статься, наоборот – не очень свежим нововведением. Каждый их нас сам избрал себе точку приложения. Он – кавалер и военачальник, моим личным устремлениям как нельзя лучше отвечает отшельничество и – отчасти и в связи – жречество, однокоренное со жрать и жертва. Так ради чего я стану менять одно на другое?

– Похоже, ради того, чтобы взять на себя чужую вину. Иисус притворился, что станет Зоровавелем.

– Он не чужой, и я, как старший, вообще за него отвечаю.

– И его вина тоже, стало быть, ваша.

Мы оба не удержались на высоте иносказаний: оставалось надеяться, что записывают нас и прослушивают не весьма умные люди.

– Вот здесь, как говорится, нет проблем. Была бы шея, а топор найдется.

Он сыпал своими анахронизмами и страшилками с абсолютной непосредственностью.

– В Андрии такие вещи называются «вменяемое богохульство». Вот вы – как вы относитесь к великой национальной идее? – спросил БД внезапно.