Илион. Город и страна троянцев. Том 2 - Генрих Шлиман

Echinophora Sibthorpiana, Guss. Троада (Ш.), на Тенедосе часто виноградники (Дюрвиль).

Oenanthe silaifolia, M. B. На Бунарбаши-Су, около моста (В.).

Foeniculum officinale, All. На Кимар-Су (В.).

Crithmum maritimum, L. Скалистое побережье Троады (У.).

Ferula communis, L. Троада (Ш.), например на Ин-Тепе-Асмаке, выше моста (В.).

Tordylium officinale, L. Троада (Ш.).

T. apulum, L. Троада (Ш.), Александрия-Троада (В.).

Opopanax orientale, Boiss. Троада (Ш.).

Daucus Broterii, Ten.? (Artedia muricata, Forsk.). Тенедос (Ф.). По-гречески άξιγγάνο.

Caucalis leptophilla, L. Троада (Ш.).

Urticaceae

Urtica pilulifera, L. Долина Фимбрия (Кимар-Су) (В.), Тенедос (Ф.). По-гречески άτζηκνίδα.

Humulus Lupulus, L. В кустах по речным берегам долины Трои, часто (В.).

Morus nigra, L. Выращивается около деревень (В.).

M. alba, L. Выращивается около деревень (В.).

Ficus Carica, L. В диком виде в долине Трои, например в роще над источниками в Новом Илионе (В.), Бунарбаши (Оливье). Культивируется около деревень. В стране практикуется капрификация (У.).

Celtis Tournefortii, Lmk. В развалинах терм Александрии-Троады (У.).

Ulmus campestris, L. Кусты по речным берегам долины Трои, например на Калифатли Асмаке, на Скамандре, Симоенте, Фимбрии (Кимар-Су) (В.), около Бунарбаши (Оливье). Πτελέα упоминается у Гомера.

Valerianaceae

Valeriana Dioscoridis, Sm. Троада (К.). Верхняя часть долины Скамандра (В.).

Centranthus ruber, DC. Троада (У.).

Valerianella coronata, DC. Гиссарлык (В.), могила Батиеи (В.).

Verbenaceae

Vitex Agnus-castus, L. Троада (У.) например долина Симоента (В.). Также между Чигри-Дагом и Ине (Сэйс). По-гречески λιγαριά.

Violaceae

Viola silvatica, Fr. Чигри-Даг (В.), между Нурлю и Чаукларом (Ч.).

Viola olympica, Boiss. Между Нурлю и Чаукларом (Ч.).

Zygophyllaceae

Tribulus terrester, L. Троада (У.).

Peganum Harmala, L. Троада (У.), Тенедос, на побережье (Ф.). По-гречески βρομοχόρταρο, по-турецки yserlik.

Приложение VII

Об утраченном искусстве закалки меди

А.Дж. Даффилд[422*]

Несколько лет назад, когда я писал о перуанских инках, об их цивилизации и знаниях в области изящных и технических искусств, я стал сомневаться в том, что с такой уверенностью утверждают некоторые историки, а именно в том, что Дети Солнца знали металлургический секрет, который ставит в тупик научное знание XIX века. Правда то, что у инков были зеркала из полированной меди, которые высоко ценили их женщины; и разве Гумбольдт не привез в Европу медное долото, которое было найдено в серебряном руднике близ Куско? И разве не правда, что многие сосуды, оружие, инструменты и украшения, которые относятся к временам инков и нередко обнаруживаются в различных областях Перу, имеют коричневый цвет, а не голубой или зеленый от ржавчины? И разве все это не доказывает, что инки владели искусством закалки меди и применяли его на практике?

Инки поистине были чудесным народом; их система колонизации и поселения достойна внимания современных государственных мужей. Их образ жизни был восхитителен и достоин подражания во многих отношениях: например, никто в их королевстве не мог умереть от недостатка хлеба; лень наказывалась, как преступление; никакой судебный процесс не мог быть отложен более чем на пять дней. Все получали образование, приличное их положению и состоянию. Обязательное обучение детей начиналось при рождении; поскольку ни одной матери не было дозволено взять свое дитя на руки, чтобы дать ему грудь, но она должна была наклоняться при том, что ребенок лежал на спине: это заставляло ребенка делать усилие, от которых он впоследствии не будет свободен всю оставшуюся жизнь, – а именно ему нужно было делать что-нибудь, чтобы зарабатывать свой хлеб насущный. За воровство наказывали, выкалывая глаза; за передвижение границы участка – смертью. Вода была сделана всеобщей прислужницей и рабыней человека; почву ежегодно делили поровну между богом, правителем и народом; землю обрабатывали радостно и с песнями; солнце было образом Творца, луна – его супруги; радуга была его вестником, и звезды, сиявшие в сапфировой ночи, вдохновляли чувство красоты, которое все утончалось, совершенствуя вкус всех зрителей. Но при всем при этом я не верю в то, что инки знали искусственные средства, с помощью которых можно было придать твердость меди. Это был народ, одаренный ясным взором на мир: они любили и почитали Природу в ее наиболее совершенных формах и подражали ей во всем: сады правителя были прекрасны не только своими изысканными цветами, птицами и яркими насекомыми, но и совершенными их изображениями из серебра и золота.

Длительные размышления об искусствах этого утонченного и глубоко религиозного народа заставили меня часто думать, мечтать и горевать, поскольку, бродя среди руин, которые они оставили после себя, я позволял себе испытывать то, что можно назвать «глубоким отвращеньем и ненавистью давней нутряной»[423*] к безупречным испанским христианам, которые убивали этих почитателей Природы, затаптывали сады их правителя в грязь, переплавляли их серебряные линии в пятишиллинговые монеты и их золотые примулы и бабочек в onzas, пуговицы для придворных обезьян и пряжки и браслеты для своих легкомысленных женщин. Все это и тому подобное крутилось у меня в уме, зачастую образуя картины, похожие на те, что создаются при ленивом вращении калейдоскопа; и несколько лет спустя, оказавшись в Кеевайвоне, некогда находившейся на территории племени, которое изготовляло прекрасные вещи из красивого материала, – индейцев-гуронов, занимавших южный берег озера Верхнего, – я однажды увидел большой камень своеобразной формы и цвета, который лежал на побережье среди других, отличных от него камней. Он был слегка тронут сине-зеленой плесенью, однако глубоко врезанные в нем трещины были яркими, как раскаленная докрасна проволока. Потом я подобрал несколько медных кинжалов изящной формы, с острым лезвием. Я также присутствовал при находке примерно в 30 футах ниже уровня озера Верхнего трех мечей длиной соответственно в 20, 18 и 16 дюймов, также со скошенным лезвием и острым концом, изящно сработанной ручкой и канавками по сторонам; они были не тронуты течением времени и лишь слегка запятнаны присутствием окиси. Вслед за этим я посетил область Онтонагон, где в первый раз в жизни увидел самородную медь, лежащую в своем скалистом лоне бок о бок с ее близнецом-серебром, блистающую светом, сравнимым лишь с сиянием небесных тел. В виде и присутствии большой, тяжелой массы, сверкающей из тьмы земли и сохраняющей свой блеск для глаза, захватывая его всей своей красотою, есть что-то такое, что можно сравнить с очарованием неожиданно послышавшейся в первый раз монотонной мелодии; и, прожив год в этой металлоносной области, я получил множество возможностей вернуться к этому сравнению и убедиться в его верности.

Вернувшись в Англию, я привез с собой множество образцов этих металлов, которые были проанализированы обычным образом; однако в породных примесях из образцов из Кеевайвоны было множество блестящих точек, видных невооруженным глазом, которые я вытащил парой щипцов. Это были шарики блестящего серо-белого металла, который сопротивлялся воздействию как азотной кислоты, так и царской водки. При помощи моего покойного друга г-на У. Валентайна из Королевского колледжа химии я воздействовал на 15 гран веса этих мельчайших крупинок: они были обогащены бисульфатом калия, растворены в воде, осаждены на цинке и впоследствии подогреты в водороде, в результате чего получилась темно-серая порошковая субстанция, которой можно было посредством ковки придать определенную форму. Профессор Френкленд подверг порцию этого вещества спектральному анализу. Левая часть спектра была заполнена полосами, характерными для родия, и угольный пальчиковый тигель содержал мельчайшие частицы чистого металлического родия, которые я сохранил. Затем г-н Валентайн попросил меня проанализировать «примеси» некоторых видов меди, что я и сделал, не зная, откуда происходит медь или в какой части света она была найдена; они дали нам, помимо других элементов, рутений и родий. Когда я узнал, что эта медь добыта в крупных рудниках самородной меди, из которых инки брали металл для изготовления острых орудий и оружия, наконечников стрел и сосудов, блестящих плоских отражающих зеркал, чтобы радовать своих женщин, вогнутых зеркал, с помощью которых их жрецы «вызывали огонь с солнца», – то у меня в мозгу немедленно вспыхнуло: ведь твердость их меди была вызвана именно присутствием металлов группы платины, а не каким-либо особым искусством закалки меди, которое якобы было известно инкам, а теперь утрачено. Тогда я вернулся на озеро Верхнее, чтобы найти место, откуда происходил родий, посылая время от времени г-ну Валентайну для анализа некоторые образцы блестящей и яркого цвета местной меди, и он всегда находил следы родия.