Заматерение (СИ) - Шарапановский Владимир

А затем на улице я попросил Эрику показать мне место, где вкуснее всего готовят истинные немецкие блюда — рульку или айсбайн и штрудель[145]. Мой прадед их столько расхваливал, как вкусно готовила их его мама, что мне хотелось бы попробовать эти блюда на их родине.

Моя бабушка также неоднократно готовила их дома, но Всеволод Никитич говорит, что у его матери получалось значительно вкуснее. Мне скоро отправляться на заседание к учёным, а ехать домой не имеет смысла. Так что желательно поесть где-то в городе. И хотелось бы поесть вкусно, испробовав настоящих немецких блюд.

Эрика не оплошала и показала дорогу к одному небольшому частному кафе, можно даже сказать Gaststätte[146], так как интерьер был выдержан в соответствующем стиле. И блюда там стоили недёшево, но я не сомневался, что мой бюджет выдержит, так как мне денюжки подкинули мои предки.

Мы все поели там очень плотно и с большим аппетитом, пригласив сопровождающих присоединиться к нам и нашей беседе. В завершение обеда, я прошёл на кухню, и тепло поблагодарил всех готовивших нам обед. Попросил у них книгу посетителей и оставил в ней благодарственную надпись.

Безусловно в этом жесте присутствовала определённая доля популизма и рисовки, направленной читающей публике. Но покормили нас действительно отменно, а мне категорически необходимо продемонстрировать разительное отличие моего пребывания в двух зарубежных странах, расположенных почти по соседству.

Далее на заседании делегаций учёных двух стран подводились результаты визита наших учёных в ГДР, и уточнялась договоренность о командировках ученых обеих стран друг к другу, с целью большей координации усилий в наших исследованиях и изготовлении термоядерного реактора. Я всячески рекомендовал критически важные детали изготавливать на предприятиях ГДР, отличавшихся высоким качеством исполнения работ. И это моё предложение было услышано и одобрено всеми собравшимися.

А на завтрашний день нам всем предстоял прием в советском посольстве, и следом в воскресенье вылет наших учёных в Москву. Поэтому заседание завершилось небольшим фуршетом и неформальным общением учёных.

А я, переговорив с интересующими меня людьми, распрощался со всей компанией и откланявшись отбыл. Пить мне нельзя, а сыт я был с самого обеда. К тому же стали побаливать мышцы ног, и завтра мне были обеспечены не очень приятные ощущения. Нужно было добраться домой, и там провести массаж для снятия этих болей.

Но несмотря на боли я следующим утром всё равно выбрался на пробежку, и на, ставшее привычным, общение со школьниками, но не смог задержаться там надолго. Так как нужно было подготовить всё к приёму в посольстве, а самому принять душ и обсушить волосы.

На приём отправился в смокинге, который предусмотрительно прихватили из Женевы. И там на приёме, после завершения официального приветствия делегаций наших и немецких учёных, сам посол отвёл меня в сторонку и спросил, не задумывался ли я о дипломатической карьере?

На что со смехом я категорически открестился от такого счастья, и пояснил, что согласен только на общественных началах, и только в качестве голубя мира. На более серьёзное я никак не потяну по размерам.

В ответ он мне улыбнулся, и после недолгой беседы отошел к остальным сотрудникам посольства. В целом пообщались мы достаточно непринуждённо. Он часто улыбался и был приветлив, но с этими дипломатами всегда надо держать ухо востро. А то, вдруг возомнил, что я его подсиживаю, раз к ним в посольство направили для работы моих родственников.

В любом случае мой ответ должен был рассеять его опасения, и может быть поможет наладить их ровные взаимоотношения с моими родными. Мне это потребуется для удачного завершения моих проектов, а к тому же не хотелось бы серьёзно испортить отношения с коллегами прадедушки и прабабушки.

Все они присутствуют в этом зале, и чутко отслеживают реакцию руководства на мои действия. Ни для кого из них не секрет, что меня просил остаться в Берлине сам товарищ Хонеккер. Ведь такая новость, что шило, и в мешке её не утаить, тем более при таком небольшом коллективе посольства.

Мои предки тоже были в центре общего внимания, и одеты очень строго и элегантно. На Веронике Степановне было вечернее платье пошитое с большим вкусом, а на Всеволоде Никитиче классический костюм с его боевыми наградами.

Было заметно, что прабабушка никак не скрывает гордости своим правнуком, а прадед молчаливо одобряет моё сдержанное поведение на приёме. Он-то знает в этом толк, всё-таки белая кость и воспитание получил очень достойное.

Вот я и постарался вести себя сдержанно и достойно, что разительно отличалось от уже сложившегося образа юного ниспровергателя условностей. И хотя соблюдение этикета меня утомляет, но я в состоянии сообразить не плевать в колодец, откуда предстоит водицы напиться. Вот и представлялся тут этаким няшкой — белым и пушистым. Прямо анимешный пупсик.

Всем мило улыбался и раскланивался, заводил любезные разговоры о погоде, что является самой светской темой беседы. Не знаю скольких мне удалось обаять, но старания я прикладывал нешуточные. Тем более, что кроме газировки ничего не пил, а сладкое не очень любил.

Ну, не создан я для такого гламурного времяпрепровождения — тупого и бессмысленного. Так что нашёл себе компанию в кружке физиков из ГДР, откровенно скучавших на этом приёме. Мы вскоре стали травить анекдоты и байки из жизни физиков наших стран, а я между делом спросил, не знаком ли из них кто-то со Стивеном Хокингом[147], так как мне хотелось бы наладить с ним дружескую переписку.

Меня очень интересует проблема коллапса звёзд и возникновения нашей вселенной, а в целом многие проблемы астрофизики, и они тесно перекликаются с тематикой наших исследований, только в звёздном масштабе.

Но к сожалению, никто из этого кружка не знал Хокинга и не встречался лично. Однако они обещали поинтересоваться у своих коллег, работавших в той области. И вскоре сообщат мне результат.

Так что пока вокруг проходила ярмарка тщеславия, мы занимались полезным трепом по специальности. Хотя несколько представителей из посольств зарубежных стран пытались вытянуть меня для разговора тет-а-тет. Однако для меня такие беседы были неинтересны.

Если у них честное предложение или вопрос, то окружающие меня физики не помещают этому разговору. А на иные я не дурак вестись и подставляться. Знаю их заходы с попыткой подставить и следом вербануть.

Отошёл я только с кубинским послом, из особого уважения к острову свободы. Говорили с ним по-немецки, так как я не знал испанского в должной мере. Он сразу передал мне приветствие от самого Фиделя Кастро, и пригласил посетить их посольство, когда у меня возникнет такая возможность.

Я ему пообещал, что обязательно зайду в несколько позднее, когда изыщу для этого достаточно времени. И тогда передам им свой ответ команданте Фиделю, которого очень уважаю и кем откровенно восхищаюсь.

Поведал послу, что на меня также организовывали покушения спецслужбы США, но мне очень далеко до того количества покушений, какое было совершено на самого Фиделя Кастро. Так что мы с ним собратья по борьбе с американским империализмом, и я всецело поддерживаю такую борьбу мужественного и свободолюбивого народа Кубы.

На самом приёме мне пришлось пробыть до самого завершения, так как все сотрудники посольства были на работе и исполняли свои обязанности. Вероника Степановна постоянно отвлекалась на беседы со многими присутствовавшими и тогда её сопровождал Всеволод Никитич, зачастую исполняя роль переводчика. Ну а я был представлен самому себе и свободно кочевал по залу в сопровождении одной Людмилы, прибиваясь то к одному кружку общения, то к другому.

Домой мы вернулись очень поздно и я наконец-то понял и на собственной шкуре осознал причину нелюбви своей бабушки Нины Михайловны к этому чёртову этикету. Не моё это, и даже скорее не наше фамильное.