Маори - Алан Фостер

— Холли! Кристофера уже не вернешь. Что случилось, то случилось. Мы не можем повернуть события вспять. Какой смысл в том, что ты продолжаешь его ждать?

Обычно на подобные вопросы она даже не отвечала, но сегодня она слегка повернулась на своем стуле, чтобы взглянуть на него снизу вверх.

— Мне больше нечего делать, — бесцветным голосом сказала она.

— Нет, есть, черт возьми!

Он вложил в эту реплику всю свою силу души, чтобы она прозвучала серьезно, но у него ничего из этого не вышло. К тому же он понимал, что любые его слова оказывают на нее минимум эффекта.

Вначале он умолял ее, просил, унижался… Он даже не думал никогда, что ему придется так унижаться хоть перед одним человеком. Все это лишний раз доказывало, что он все еще любит ее. Он постоянно повторял это, хотя и боялся признаться себе в том, для чего он это делает: чтобы убедить ее или себя.

Трудно любить человека, который добровольно удалился от жизни. И, однако, он любил Холли.

Он не оставлял своих попыток пробудить ее к жизни, несмотря ни на что. Поощрением в этом адском труде ему служили те редкие минуты, когда она отвечала на его вопрос, вставала вдруг со своего «стула смерти», — как он давно прозвал его про себя, — просила прокатить ее по окрестностям, до города, или просто выражала желание перекинуться в карты. В такие редкие минуты она, хоть и выглядела по-прежнему бестелесным призраком, все же говорила и действовала по-человечески. Почти по-человечески.

Однако, едва только в нем снова возгоралась надежда, она вновь впадала в свое полулетаргическое состояние полной отрешенности от этого мира. Это были самые страшные моменты в его жизни.

— Нет, есть! — ожесточенно повторил он. На этот раз она ничего не ответила. Тогда он раздраженно отвернулся от нее и сквозь зубы бросил: — Мне надо отправляться на работу. Элиас заждался меня. Ему нужна моя помощь.

— Знаю. Иди, Роберт. Все правильно. Со мной будет все в порядке.

И она попыталась улыбнуться. Когда-то ее улыбка была ярче маяка, который теперь освещал путь корабля в гавань Окленда. Теперь даже эта слабая попытка изобразить удовлетворение давалась ей с трудом.

Он старательно скрывал чувства, которые бушевали внутри него.

— Вернусь домой пораньше, если смогу.

— Я знаю.

Он машинально направился к выходу, но внезапно остановился у самой двери, резко развернулся к ней лицом и, горячась, проговорил:

— Слушай, меня там не было! Но даже если бы я там был, вряд ли бы смог что-нибудь сделать! Сотни семей потеряли своих сыновей на этой паршивой войне!

Она все так же неподвижно смотрела в свое окно. Не улыбалась. Не хмурилась. Не отвечала.

«Ничего, — подумал он. — Скоро грядут хорошие перемены».

Он знал о том, что Джордж Грей, их бывший уважаемый и почитаемый всеми губернатор, прослышавший о том, какие беды обрушились на здешнюю колонию, согласился вернуться сюда из Кейптауна и вновь занять пост, который он в свое время оставил. В принципе, это было неслыханным событием, чтобы человек такого ранга возвращался на оставленную должность, но Грей принял такое решение и был в нем тверд. Если вообще на свете существовал человек, которому было бы под силу вытянуть Новую Зеландию из того болота, в котором она увязла, положить справедливый конец надоевшей войне с маори, то таким человеком был только Грей. Никто не сомневался в том, что вожди местных племен, — даже те из них, кто был непреклонно настроен на продолжение борьбы с пакеа, — вспомнят честность и мудрость Грея, Это был, пожалуй, единственный белый человек, которому бы они скорее всего поверили.

Кроме того в этом заключалась последняя надежда для колонистов: что Грей наконец закончит войну.

— Ты хорошо провел время в Таравера?

— Что?

На какое-то мгновение ее слова заставили его напрячься, но затем нервы расслабились. Вполне естественный вопрос, принимая во внимание то, что последние две недели он провел в доме у озера. В ее тоне не было ничего провокационного. Таравера было слишком удалено отсюда, слишком редко посещалось колонистами, чтобы какие-то слухи добрались от него до Окленда. Многие его знакомые гораздо лучше знали Сидней и Мельбурн, чем окрестности озера Таравера.

Она ничего не могла знать. А даже если бы о чем-то и прослышала, то, — он был в этом абсолютно уверен, видя ее состояние, — не смогла бы сделать соответствующие заключения.

— Как и обычно, я провел там время с большой пользой. Наши овцеводческие ранчо процветают, хотя, конечно, все было бы гораздо лучше и спокойнее без войны. — На какую-то секунду он умолк, но тут же продолжил: — Хочешь съездить туда еще раз? Погода стоит нормальная. Ты же знаешь, что я для тебя построил тот дом.

— Да, — проговорила она со вздохом. — Для Кристофера и для меня. Не знаю…

Ему приходилось напрягать слух, чтобы услышать ее.

— Значит, скоро поедем?

— Да… Скоро…

Внезапно им овладело дикое желание, насущная потребность уйти из этой комнаты, покинуть этот дом. Когда-то это было веселое, располагающее к хорошему настроению место, лучшая резиденция во всем городе. Да что там город! Во всей стране!

Теперь дом превратился в свою грязно-серую тень, стал призраком. Не то, что дом на озере, где жила его любовница. Дом стал похож на его жену. Его и окрестности окутала пелена тьмы и пустоты.

«Оказывается, от дома до могилы один шаг», — раздраженно подумал он.

Но сам себя он там хоронить отнюдь не собирался, черт возьми!

Для будничного дня улицы были странно пустынны. Это сразу бросилось ему в глаза. Движение на них почти отсутствовало. Он миновал несколько распряженных фургонов. Лошади неторопливо паслись в сторонке. В воздухе стояла тишина. Это его насторожило и он ускорил шаги.

Что стряслось за те две недели, что он отсутствовал? Если предположить, что все уехали на пикник за город… Но сегодня не было никакого праздника. Нет, очевидно, произошло что-то из ряда вон выходящее. Может, крупная драка в районе гавани?

Но Коффин прекрасно знал, что уличные потасовки с некоторых пор стали большой редкостью. Всякий, у кого чесались кулаки, мог записаться в ополчение и отправиться бить кингитов. С соседями никто уже не «махался».

Даже «Дом Коффина» был погружен в молчание. В дверях ему встретился лишь один человек. Куда подевались обычная суматоха и сутолока на крыльце?

Нахмурившись, он вошел внутрь.

Несколько клерков подняли на него глаза, прежде чем вновь вернуться к своим обязанностям. У Коффина едва челюсть не отвалилась! Более половины столов и рабочих мест пустовало!

Надо было еще на улице остановить кого-нибудь из редких прохожих и узнать, что такое стряслось с целым городом. Но Коффин был настолько погружен в свои собственные проблемы и невеселые мысли, что как-то не придал значение непривычной обстановке, которая окружала его по пути на работу.

В кабинет Элиаса Голдмэна он ворвался уже бегом. Это была просторная и красиво убранная комната, как и приличествовало «второму» кабинету в этом заведении. На огромном письменном столе было накидано черт-те знает сколько бумаг. Самого Голдмэна нигде не было видно.

Через секунду он вышел из маленькой боковушки, где хранились кое-какие архивы и документы. Он с удивлением уставился на нежданного гостя.

— Господин Коффин? Когда вы успели вернуться, сэр?

— Только сегодня утром, Элиас. Пришлось недоспать немного.

Коффин замолчал и прислушался к внешним звукам. Брови его нахмуренно сдвинулись. Его окружала непривычная и поэтому подозрительная тишина. Ему не хватало стука закрываемых дверей, шарканья человеческих ног по полу холла, непрекращающегося скрипа перьев и карандашей по бумаге, приглушенного гула голосов сотрудников «Дома Коффина» и многочисленных посетителей.

— Что происходит, Элиас? Где все люди? Куда они провалились? Если наши конкуренты прознают про это и решат воспользоваться, у нас будут серьезные проблемы.

— Нет, сэр, проблем не будет. Хотя бы потому что все наши конкуренты в настоящее время находятся в таком же положении, что и мы. Если не хуже. — Голдмэн выглянул в окно, которое выходило на недавно отстроенный в городе деловой квартал. — У всех те же неприятности, что и у нас.

— О чем ты говоришь, Элиас?! Что тут происходит, черт возьми?!

Голдмэн оторвался от окна и вновь взглянул на своего босса.

— Вы что, хотите сказать, что ничего еще не знаете?

— Проклятье, Голдмэн! Я две недели торчал на озере! Не много узнаешь новостей, прохлаждаясь в Те Вайроа!

— Значит, вы действительно ничего не знаете и не слышали, — проговорил задумчиво Голдмэн. Он прошел к себе за стул и удобно откинулся на спинку стула. — Все это очень удивительно, сэр. Так сказать, массовый исход… Хотя ни я, ни кто-либо другой, конечно, не могли его предотвратить… Стоило только этому поганцу обронить словечко, как тут же и началось…