Дом железных воронов - Оливия Вильденштейн

Пойми, я не остановлюсь ни перед чем… ни перед чем, чтобы защитить ее, Фэллон Росси.

Я поджимаю губы. Его угроза звучит громко и ясно, особенно из-за того, что он назвал меня именем моей семьи фейри.

– Не предавай меня, и я не предам тебя. – Я пришпориваю Фурию, посылая своего коня в галоп. Я хочу уйти от Морргота подальше, хотя и знаю, что, пока моя задача не будет выполнена, я от него не избавлюсь.

Каким образом я могу предать тебя?

Я чувствую, как он парит надо мной, но мой взгляд прикован к размытому городу.

– Будучи слишком жадным, решишь устранить не одного, а двоих Реджио. – Горячий ветер подхватывает мои слова и швыряет их в ворона.

Глава 56

Твоя рубашка.

Мы с Моррготом не разговаривали с момента нашей размолвки, если слова, сказанные на эмоциях, которыми мы обменялись, можно считать размолвкой.

– Попроси вежливо, и я, возможно, развяжу ее. – Я думала, мы пришли к взаимопониманию, но единственное место, куда мы пришли, – это еще один тупик.

Он не доверяет мне, я не доверяю ему.

Вот такая из нас команда.

Я думаю, он выругался, но, в отличие от лючинского, который звучит мелодично, даже когда на нем кричат, каждое слово на вороньем звучит гортанно и сердито.

– И говори потише. У меня болит голова.

Это заставляет его замолчать.

Я жду, когда он попросит развязать рубашку.

И жду.

Насколько гордой может быть птица?

Если ты не развяжешь свою клятую рубашку, то расправа ждет каждого сельватинина, который будет коситься на тебя. Это действительно то, чего ты хочешь?

Я развязываю узел и позволяю рубашке скрыть мой живот.

– Это не было вежливо.

Я не очень вежливая личность.

Ты даже не личность.

Дом Сьюэлла находится в четырех улицах отсюда. Фурия знает, когда остановиться. Опусти голову и придерживайся тени.

Сельвати состоит из деревянных домов, покрытых либо соломой, либо парусиной, либо тем и другим. Возможно, когда-то это было идиллическое место, своего рода причудливая рыбацкая деревушка, но сейчас преобладающий оттенок – тусклая охра, а самые красивые дома хороши только потому, что у них есть парадные двери, целые окна и крепкая крыша.

Несмотря на раннее время, Сельвати уже переполнен людьми и лошадьми, поэтому я легко вливаюсь в толпу. Хотя я чувствую пару взглядов, брошенных в мою сторону, в целом люди слишком заняты, добираясь на работу, или в школу, или куда там еще они спешат, чтобы заметить пыльную потную девушку верхом на еще более пыльном и потном коне.

По крайней мере я так думаю.

Меня нагоняет молодой мужчина верхом.

– Хорошая у тебя лошадь.

Фурия действительно выделяется ростом и походкой. Другие лошади на этой песчаной улице не такие крупные и высокие, как мой конь. Разве это не иронично, что со мной заговорили не обо мне, а о коне?

Я глажу Фурию по шее, чтобы успокоиться.

– Да.

– Ты девочка? – Взгляд парня отрывается от Фурии и падает на меня.

– Нет.

Он взглядом скользит по моей груди и задерживается на ней. Грубиян.

Какую часть правила держаться в тени ты не поняла, Фэллон?

– Но у тебя есть сиськи, – говорит наблюдательный парень.

– Я просто упитанный. У каждого свои недостатки, – невозмутимо говорю я.

Он явно в замешательстве. Кажется, он не может решить, кто я на самом деле – мальчик с внушительной грудью или девочка, которая его разыграла.

Как и большинство местных, он худой. Как и все, он лысый, с ушами, как у меня, за исключением того, что они торчат, потому что у него нет волос, чтобы спрятать их.

– Ты не мальчик, – наконец говорит он, но в его голосе нет такой уверенности.

Должен ли я вмешаться или ты сможешь избавиться от своего поклонника?

– Ему понравился Фурия, – бормочу я.

Лоб парня морщится.

– Что?

– Я опаздываю. – Я подталкиваю Фурию коленями для ускорения, не потрудившись пожелать парню приятного дня.

Ворчливость ворона передается и мне. Лучше бы это поскорее прошло.

Мои седалищные кости болят каждый раз, когда соприкасаются с седлом, а соски горят, окружающая действительность уменьшает мою жалость к себе. Большинство людей – мешки с костями, с впалыми щеками и ввалившимися глазами, истонченные суровой жизнью. По крайней мере в том молодом человеке была какая-то искра.

Искра надежды и молодости.

Моей первой задачей как королевы будет раздуть эту искру и помочь ей появиться в каждом человеке. Я буду королевой людей – их глазами, их ушами, их сердцами.

Фурия останавливается перед дверью, которая, как мне кажется, когда-то была бирюзовой. Теперь это выветренный серый цвет с зеленовато-голубыми вкраплениями, которые едва выделяются на фоне потускневшей деревянной обшивки.

Мы прибыли.

Я выискиваю ворона на крышах, но его пернатая фигура скрыта из виду.

Спешившись, я оглядываю песчаную улицу в поисках облачка дыма, но ничего не нахожу. Когда Морргот не хочет, чтобы его видели, он до жути незаметен. По крайней мере мне не придется беспокоиться о том, что меня поймают с вороном.

Я набрасываю поводья на шею Фурии как раз в тот момент, когда распахивается дверь и выходит мужчина. Он улыбается, его рот полон кривых зубов, у него коричневая пористая кожа, как ржаной хлеб.

Я не понимала, как сильно мне не хватало искренних улыбок, пока не обнаружила, что разинула рот, глядя на это дружелюбное, открытое лицо. Я быстро оглядываюсь через плечо, чтобы убедиться, что улыбка адресована мне, прежде чем улыбнуться в ответ.

Дыша свободнее, чем когда-либо за последние дни, я говорю:

– Вы, должно быть, Сьюэлл.

Он наклоняет голову в сторону дома, к небольшому переулку, который отделяет его стену от соседской. Я веду Фурию в узкий проход, где сыро и пахнет мочой, водорослями и песком. В отличие от Ракоччи, который зимой и летом окутан холодной влажностью, здесь воздух горячий и душный.

Фурию ждет ведро воды, а также охапка сена. Мой конь – да, я считаю Фурию своим – отчаянно дергается, чтобы дотянуться до него, но Сьюэлл ловкими руками, такими же загорелыми, как и все его тело, снимает недоуздок с головы Фурии.

Чувство вины охватывает меня, когда я понимаю, что мне и в голову не пришло снять сбрую или седло там, в оазисе.

Сьюэлл перекидывает поводья через низкорослое дерево, которое выглядит таким же высохшим, как само это место и его жители, затем снимает седло, под ним потеки пота и липкого