Жизнь мальчишки. Книга 2. Люди и призраки - Роберт Маккаммон

— Я никогда не боялся Леди, — поправил маму отец. — Просто мне было немного не по себе, когда я думал о ней, только и всего.

— И она согласилась помочь Дику Моултри? Зная, что это он подложил бомбу к музею в Братоне?

— Как тебе сказать… там все было совсем не так просто, — признался отец.

— Не так просто? — Мама ждала продолжения, но отец замолчал. — Я хотела бы услышать, как все было, — сказала мама.

— Она заставила меня пообещать, что я к ней загляну. Говорит, одного взгляда на меня достаточно, чтобы понять: меня что-то гложет изнутри, просто ест заживо. Ей даже не нужно было видеть меня, это заметно и на твоем лице, Ребекка, и на лице Кори. Будто бы это утопленник на дне озера Саксон не дает нам всем покоя.

Отложив газету, отец устремил взор на огонь.

— И знаешь, она права. Я пообещал прийти к ней завтра в семь часов вечера. Я собирался тебе все рассказать. А может быть, и не сказал бы ничего, не знаю.

— Это все твоя гордость, Том, — упрекнула его мама. — Выходит, ты сделал для Дика Моултри то, что отказался сделать для меня.

— Не совсем так, Ребекка. Просто я тогда не был готов прийти к Леди. А Дику была нужна помощь, и я нашел ее для него. А теперь я готов обратиться к ней за помощью для себя и для вас с Кори.

Поднявшись из кресла, мама подошла к отцу и встала за его спиной. Опустив руки ему на плечи, она прислонилась подбородком к его затылку. Я взглянул на их тени и увидел, что они слились в одну. Отец поднял руку и обнял маму за шею. Несколько мгновений они так и стояли, прижавшись друг к другу, под треск огня в камине.

И вот настал вечер, когда отец должен был отправиться к Леди.

Мы подъехали к ее дому без десяти минут семь. Мистер Дамаронд открыл нам дверь. Отец без всяких колебаний переступил порог дома Леди, все его страхи улетучились. К нам вышел Человек-Луна в халате и домашних туфлях и предложил отведать сухих крендельков, посыпанных солью. Миссис Дамаронд сварила нам кофе с цикорием по-новоорлеански, и мы подождали в гостиной, пока Леди готовилась принять нас.

Свои подозрения относительно дока Лезандера я решил пока держать при себе. Я все никак не мог поверить, что док Лезандер, который был так добр и внимателен к Бунтарю, может оказаться жестоким убийцей. Я составил цепочку из двух попугаев, но в конце этой цепочки не было звена, которое соединяло бы ее с доктором Лезандером и мертвецом на дне озера Саксон. Кроме зеленого перышка, у меня не было ничего — одни догадки. Разве тот факт, что доктор не любит молоко и не спит по ночам, делает его убийцей? Прежде чем я расскажу родителям о своих подозрениях, я должен запастись куда более весомыми доказательствами.

Нам не пришлось долго дожидаться. Мистер Дамаронд пригласил нас следовать за ним, но провел нас он не в спальню Леди, а в комнату напротив. Там нас дожидалась Леди, сидевшая на стуле с высокой спинкой перед раскладным карточным столиком. На ней не было ни мантии жреца культа вуду, ни шляпы колдуна — она надела обычное темно-серое платье с булавкой в форме танцующего арлекина на отвороте. Но эта комната определенно была ее приемной, на полу лежал плетенный из тростника коврик, а в углу в большом глиняном горшке росло кривое деревце. Выкрашенные бежевой краской стены были голыми. Мистер Дамаронд вышел, закрыв за собой дверь, после чего Леди кивнула моему отцу:

— Присядьте, Том.

Отец повиновался. Я знал, что папа нервничает: он сглотнул, и в горле у него щелкнуло. Когда Леди взяла с пола докторский саквояж, стоявший возле стула, отец чуть вздрогнул. Поставив саквояж на стол, Леди раскрыла его.

— Надеюсь, будет не больно? — спросил отец.

— Не знаю. Это от многого зависит.

— Отчего?

— Насколько глубоко нужно будет залезть, чтобы добраться до истины, — ответила Леди.

Она опустила руку в саквояж и достала оттуда что-то завернутое в кусок синей ткани. Развернув ткань, она поставила на стол серебряную шкатулку филигранной работы и положила рядом колоду карт. Вслед за картами на стол лег листок бумаги для пишущих машинок. В свете лампы я увидел на бумаге водяные знаки «Нифти» — точно таким же сортом я пользовался, печатая свои рассказы. Вслед за бумагой Леди достала из саквояжа аптекарский пузырек с тремя речными камушками-голышами: один был черный, как эбеновое дерево, другой — красновато-коричневый, третий — белый с серыми полосками.

— Раскройте правую руку, — сказала она отцу и, когда тот исполнил ее просьбу, вытряхнула из пузырька речные голыши ему на ладонь. — Теперь потрите камни в руке, — велела она отцу.

Услышав эту просьбу, отец нервно улыбнулся, но повиновался.

— Эти камни случайно не из живота Старого Мозеса?

— Нет. Это простые голыши, я сама их нашла. Покатайте их в руке, они успокоят вас.

— Хорошо, — отозвался отец, и камни зашуршали в его ладони.

Мы с мамой стояли в стороне, не желая мешать Леди, что бы там она ни собиралась делать. Я терялся в догадках, чего следует ожидать. Может быть, сейчас начнется церемония с факелами, когда люди танцуют, образовав круг, и безумно орут? Хотя на это пока не было похоже. Леди принялась тасовать колоду. Судя по тому, как ловко она это делала, можно было подумать, что она давала уроки Маверику[33].

— Расскажите мне о своих снах, Том, — попросила она под монотонный шелест летящих между ее гибкими пальцами карт.

Отец с тревогой оглянулся на нас.

— Вы хотите, чтобы они вышли? — спросила Леди, но отец покачал головой.

— Мне снова и снова снится, как автомобиль падает в озеро Саксон. После этого я оказываюсь в воде и вижу сквозь стекло автомобиля мертвеца. Его лицо… оно полностью разбито. На его запястьях — наручники. Вокруг горла затянута рояльная струна. Машина погружается в пучину, вода заливает салон… — Отец на секунду замолчал. Камешки щелкали в его руке. — И тут утопленник поворачивается ко мне и улыбается. На его разбитом лице улыбка выглядит особенно ужасно. А потом он начинает говорить, и голос звучит глухо… словно грязь булькает в его горле.

— Что он говорит вам?

— Он говорит… он говорит мне: «Пойдем со мной вниз, в темноту».

Лицо отца исказилось от боли. Глядя на него, я тоже страдал.

— Именно это он и говорит мне обычно: «Пойдем со мной вниз, в темноту». Потом он протягивает ко мне руку, ту, на которой нет наручника. Он тянет руку, и я отшатываюсь, потому что ни за что на свете не могу позволить ему прикоснуться ко мне. На этом сон кончается.

— У вас бывают и другие сны?

— Бывают иногда, но этот повторяется особенно часто. Иногда мне кажется, что я различаю доносящуюся откуда-то издалека музыку, словно кто-то играет на пианино или рояле. Иногда мне кажется, что я слышу, как кто-то громко кричит, но разобрать слова невозможно. Иногда я вижу пару рук: в одной из них рояльная струна, а в другой — толстая деревянная дубинка, обмотанная черной изолентой. Лица в снах, как правило, расплывчатые, будто я вижу их сквозь кровь, которая заливает мне глаза, а иногда я едва могу сфокусировать взгляд. Но все-таки чаще всего я вижу во сне падающую в озеро машину.