Операция «Цитадель» - Богдан Сушинский

— Как, например, в Румынии, Словакии и в Украине, где вы создали целую сеть из представителей этнических венгров. Однако позволю себе заметить, что эта сеть, несмотря на то что она насчитывает немалое количество агентов, малоэффективна, поскольку сосредоточена в районах обитания самих венгров и ограничивает свою деятельность пробуждением провенгерского духа у лиц, у которых дух этот никогда не угасал.

Генерал томительно помолчал, чтобы в конце этого молчания все же признать:

— Отчасти ваша критика справедлива. Скажу больше, до сих пор никто не оценивал работу нашей разведки именно под таким углом зрения.

— Вот видите, — заключил Скорцени, — кое-какая польза от нашей встречи уже просматривается. Однако не здесь же, посреди ночной улицы, обсуждать эти вопросы. Трогай, водитель.

— Но лично меня интересует сейчас не достоинство нашей разведки, а вопрос: почему вы схватили меня? По какому праву? Вы находитесь в чужой стране.

— И вы о том же! — раздраженно покачал головой Скорцени. — «Зачем-зачем?! Вы в чужой стране!». Пора бы уже знать святое правило: «Если на эту землю ступил солдат СС, значит, эта земля уже принадлежит рейху». И потом, вы же не Николас Хорти.

— Значит, похищение Николаса — ваши труды?

— Не корчите из себя идиота, генерал. Во-первых, вам это не к лицу, а во вторых…

— Но ведь вам известно, что я — флигель-адъютант господина регента.

— Именно об этом я и хотел вам напомнить. Не будь вы флигель-адъютантом, стали бы мы возиться с вами… В концлагере, куда вы очень скоро попадете, появление флигель-адъютанта окажется для Хорти очень кстати. Надеюсь, господин регент сумеет оценить нашу заботу.

— Так, говоря о лагере, вы имеете в виду того Хорти, господина регента? — осипшим вдруг голосом уточнил Коломан Харди. Он понял, что вся его надежда на шефа рушится. Как рушится и весь тот мир, что был создан в Будапеште великими стараниями регента Хорти.

— Скорость, водитель, скорость! — не удостоил его ответом штурмбаннфюрер. — Впрочем, у нас с господином флигель-адъютантом впереди еще целая ночь.

41

Уже темнело, когда в штаб Скорцени стали прибывать сначала бригаденфюрер СС Эдмунд Везенмайер, затем штурмбаннфюрер Вильгельм Хёттль и, наконец, явился командир батальона парашютистов штурмбаннфюрер Крунге.

Всех их Скорцени встретил с удивлением, поскольку ни одного из них не приглашал и никаких совещаний в этот вечер не планировал. И все же они, не сговариваясь, с интервалом в каких-нибудь десять — пятнадцать минут, прибыли сюда, в отделение гестапо. Словно в стенах кабинета Скорцени надеялись найти защиту от бурлящего в своем негодовании, готового вот-вот озариться восстанием, чужого и, в сущности, враждебно настроенного к ним города.

Захват коменданта Будапешта генерала Бакаи, командующего венгерской Дунайской флотилией флигель-адъютанта Хорти Коломана Харди и даже самого Николаса Хорти не оставлял сомнений в том, что все это — работа германских спецслужб, и в городе постепенно нарастали антигерманские настроения.

Официально в городе никто не мог знать о прибытии Скорцени. Его имя нигде и никем из служащих министерства иностранных дел или агентов гестапо не упоминалось. О том, что он действительно здесь и по документам является доктором Вольфом, известно было лишь нескольким высокопоставленным венгерским чинам, связанным с разведкой. Но эти люди прекрасно знали цену подобной информации и цену профессиональной тайны. Как и то, что за одно неосторожное слово люди их профессии очень часто платят вечностью молчания. А им приказано было молчать. Причем приказ исходил сразу из двух «штабов»: Хорти и Салаши, и многих патриотов Венгрии это наталкивало на грустные размышления.

И все же в правительственных кругах страны, в контрразведке и в среде журналистов каким-то образом сразу уловили: а ведь во всех этих похищениях чувствуется почерк Скорцени! Они первыми ощутили, что над городом, правительственными кварталами и даже над Цитаделью Хорти — будапештской крепостью, уже нависла зловещая тень «человека со шрамами», тень всего Черного легиона.

Но если Бакаи и Харди в стане адмирала-регента еще готовы были пожертвовать, то наглое похищение сына главы государства, еще вчера казавшегося таким могущественно-неприступным, повергло всю венгерскую правительственную верхушку в шок. Каждый задавался вопросом: что будет дальше? Кто следующий? А все вместе мрачно рассуждали о том, что похищение Николаса Хорти могло означать только одно: регент потерял всякое доверие Гитлера, чья поддержка делала его всесильным и непогрешимым. А коль так — дни его правления сочтены.

Но в таком случае кто же должен будет заменить Хорти и как именно это должно произойти? Пройдет ли смена режима без гражданской войны? А главное, как скоро следует ожидать этих потрясений?

Что касается сроков, то, как оказалось, в прогнозах своих ошиблись все. Решительно все. Никто и предположить не мог, что Хорти оставались уже даже не дни, а часы. Да и те дарованы ему отнюдь не Господом Богом, а штурмбаннфюрером Скорцени, что далеко не одно и то же, ибо молитв и всяческих там покаяний-увещеваний первый диверсант рейха не признавал. Мало того, он терпеть не мог ни молитв, ни молящихся.

Те, кто явился к нему сегодня вечером, тоже пока не знали, как будут развиваться события дальше. Они пришли, чтобы понуждать Скорцени к ускоренным и более решительным действиям. Возможно, считали Везенмайер и Хёттль, сидя здесь, в штабе, Скорцени слишком плохо представляет себе, какую бурную реакцию вызвали его операции в службе безопасности, контрразведке, лейб-гвардии регента и в среде армейских офицеров. Поэтому-то и не понимает, что теперь им нужно то ли срочно организовывать переворот, вовлекая в него всю массу имеющихся под рукой германских войск, то ли немедленно оставлять Венгрию, полагаясь впредь только на дипломатов. Да еще на то, что, используя Николаса, Бакаи и Харди в качестве заложников, руководство рейха в состоянии будет диктовать регенту свою волю.

— Позволю себе заметить, штурмбаннфюрер, — мрачно начал беседу Везенмайер, как старший по чину, — что зверь, преследуя которого мы перешли мадьярский Рубикон, действительно ранен, тяжело ранен.

— У меня тоже закрадывалось подобное подозрение, — вежливо усмехнулся Скорцени.

— Но, опять же, позволю себе заметить, что это куда страшнее, чем если бы он оставался совершенно невредимым.

— Сомнительный тезис, господин бригаденфюрер, но и его я тоже приемлю.

Адъютант Родль уже позаботился о том, чтобы перед каждым из гостей стоял бокал с вином, однако главным объектом его заботы оставался телефон. Его предупредили, что со Скорцени желает поговорить рейхсфюрер СС Гиммлер, который находится сейчас в ставке фюрера «Вольфшанце». Но, похоже, что беседа командующего войсками СС с фюрером основательно затягивается.

— У нас более чем достаточно доказательств того, что теперь Хорти готов идти на союз с кем угодно: хоть с Черчиллем, а хоть с императором Абиссинии, лишь бы только спасти свое регентство и приберечь венгерский трон для сына.

— Страшные слова вы говорите, бригаденфюрер, — не посчитался с его чином «доктор Вольф». — Кто бы мог подумать, что мадьяры способны болезненно реагировать на столь обычные игры спецслужб?!

— Нам не до шуток, штурмбаннфюрер, — попробовал увещевать его генерал СС. — События приобретают зловещие тона.

— Для адмирала Хорти, — охотно согласился с ним Скорцени.

— Не только. Мы должны трезво смотреть на то, что здесь происходит. Вы, Скорцени, наделены фюрером всеми необходимыми полномочиями. Если нужны дополнительные консультации с «Вольфшанце», я готов связаться с Гитлером.

Скорцени поиграл желваками. Это предложение бригаденфюрера слишком отчетливо напомнило ему весь его недавний разговор с Хёттлем. С той лишь разницей, что тогда он отчитывал штурмбаннфюрера за нерешительность.

— Простите, бригаденфюрер, — прервал Скорцени генерала, — я не привык консультироваться с «Вольфшанце» или с Берлином после того, как получил задание из уст самого фюрера. Это не в моем стиле.

Бригаденфюрер взял свой бокал с белым токайским вином и сделал несколько глотков. При этом, как истинный ценитель, он прикрыл глаза и слегка приподнял подбородок, чтобы прочувствовать всю прелесть, весь букет хмельных ароматов этого напитка.

— Не подумайте, штурмбаннфюрер, что мы с Хёттлем собираемся навязывать вам свою волю и способ действия. Однако на правах людей, которые чуть-чуть лучше, острее чувствуют и воспринимают будапештские страсти, мы бы все же решились поторопить вас. Основательно поторопить.

«Дипломаты! — съязвил про себя Скорцени, сохраняя на лице маску невозмутимости. — Они решились бы поторопить нерасторопного Скорцени. Дай им возможность, упусти момент — и вся Германия будет знать, как Везенмайер в одной упряжке с Хёттлем жертвенно исправляли ситуацию, сложившуюся в Будапеште».