Калиостро - Елена Морозова

— Где господин Калиостро, господа? Имею предписание на его арест…

Швейцария оказалась единственной страной, готовой раскрыть свои объятия разоблаченному магистру, а Якоб Саразен — единственным другом, не пытавшимся выяснить, правы ли газетчики, утверждавшие, что Калиостро — авантюрист и мошенник Джузеппе Бальзамо. Так что, когда карета Калиостро въехала на вымощенный камнем двор Белого дома и из нее выскочил потолстевший, но по-прежнему энергичный магистр, банкир не стал спрашивать, отчего весь багаж его состоит из одного саквояжа, а расплатившись с возницей, повел дорогого гостя в комнаты, где их ожидала радостная Гертруда.

В своем большом доме Саразен отвел Калиостро просторные апартаменты и предоставил в полное его распоряжение одного из слуг. Окруженный любовью и почтением, магистр вновь расцвел и начал строить планы по созданию великой Египетской ложи. Отчего он решил, что избранной страной египетского масонства должна стать Франция? Давно надо было основать ложу здесь, в Швейцарии — либо в Базеле, либо в одном из городков неподалеку. Надо сказать, ряд источников сообщает, что, пребывая под крылом Саразена, Калиостро действительно создал в Базеле ложу египетского масонства и нарек ее Материнской ложей Гельвеции1; членами ложи стали не только сам Саразен, но и их общие друзья: негоциант Буркхардт, профессор Брейтингер, зять Саразена де Женжен и, кажется, даже пастор Тушон.

Понимая, что почтенных швейцарских бюргеров может отпугнуть ритуальная сторона масонских обрядов, магистр очистил египетский ритуал от всего, что напоминало, так сказать, о традиционном масонстве. Никаких черных комнат, черепов, шпаг и уж тем более подтягивания на веревках (как некогда подтягивали его самого). Только медитация и целительство. Протестанты, большинство из которых осели в благословенной Швейцарии, сбежав (в основном из Франции) от преследований со стороны католиков, не нуждались в страшилках. Убежденные кальвинисты, они верили в непознаваемое предопределение; зримым же знаком благословения Господа являлся личный успех в делах и всяческих предприятиях. Словом, они твердо стояли на земле, хотя, конечно, немножечко чуда еще никогда и никому не мешало…

Калиостро собирал своих швейцарских адептов в одной из просторных комнат Белого дома, откуда заранее вынесли всю мебель, кроме стульев. Посреди комнаты стоял бюст Великого Кофты, и члены ложи, чинно рассевшись по кругу, сосредоточенно взирали на изображение магистра и проникались важностью его учения. Когда подготовительная медитация завершалась, в комнату вплывал сам Великий Кофта и наставлял членов ложи. Величественное спокойствие, коим веяло от почтенного собрания, передавалось даже Калиостро, и он, против обыкновения, не размахивал руками и говорил довольно внятно. Чтобы придать себе больше величия, он снова встал на котурны. Их, как и египетскую хламиду, пришлось изготовлять заново, но Саразен взял на себя все материальные заботы магистра. В отличие от Франции здесь никто не пытался превратить высокое масонское собрание в великосветскую гостиную. Здесь умели ценить проповедь. Знаменитый Лафатер погиб от руки пьяного солдата, которого попытался наставить на путь истинный…

Едва ли не сразу после приезда Саразен заговорил о возможности обустройства Калиостро в Швейцарии. Сначала банкир полагал, что дорогому другу лучше устроиться в Нефшателе, поближе к Франции; да и говорят там по-французски, хотя кантон находится под протекторатом Пруссии. Но после того как в Лондоне его попытались выкрасть, Калиостро, опасаясь новых вылазок французской полиции, приближаться к Франции желанием не горел. Более того, дабы оградить себя от подобных случаев, ему захотелось заручиться поддержкой местных властей. Но прусский двор Калиостро в защите отказал, мотивируя тем, что если граф хочет жить как простой человек, в кругу друзей, то покровительство ему не нужно и он может селиться, где ему угодно. А если ему нужна защита, значит, это не тот человек, коего двор хотел бы видеть на вверенной ему территории.

Еще Саразен напомнил дорогому гостю, что, когда тот в свое время приезжал погостить к ним из Страсбурга, неподалеку от Базеля они начали строительство деревянного трехэтажного павильона, предназначенного для духовного и физического возрождения. Магистр, полагал Саразен, должен помнить, как он давал подробнейшие указания, каким должен быть этот павильон и как его оборудовать: ведь сложную процедуру физического перерождения требовалось проводить каждые 50 лет. Так вот, работы давно завершены, осталось привести все в порядок и подправить там, где успело обветшать. Обрадованный этим известием, Калиостро пообещал, что Якоб и Гертруда первыми пройдут курс омоложения.

В конце мая Саразен повез Калиостро в Ольтен на ежегодное собрание Гельветического общества, где магистр попытался завербовать новых адептов для своей ложи. Его благожелательно выслушали, однако никто не проявил желания ступить на стезю египетского масона. Кажется, в том же Ольтене после долгого перерыва Калиостро вновь встретился с очаровательной Марией Антонией Бранкони, бывшей возлюбленной наследного принца Карла Вильгельма Фердинанда Брауншвейгского. Красавица и умница, слывшая некоторое время подругой великого Гёте, Бранкони после разрыва с принцем много путешествовала и развлекалась тем, что соблазняла всех, кто встречался у нее на пути. Возмущенная клеветническими брошюрами, высмеивавшими Калиостро, она пожелала возобновить их знакомство, однако магистр, ожидавший со дня на день возвращения Серафины, не поддался ее чарам. Возмущенная красавица немедленно перешла на вражескую сторону и принялась твердить всюду, какое ничтожество этот шарлатан Калиостро. Почему магистр не воспользовался возможностью завязать интрижку в отсутствие Серзфины? Ведь если верить современникам, он заводил романы, отнюдь не интересуясь мнением супруги. Возможно, причиной стала усталость, навалившаяся на магистра после почти двухлетних гонений; а может, в отсутствие Серафины он вдруг почувствовал, что безумно по ней скучает, а потому иные женщины не привлекали более его взоры…

17 июня 1787 года на широком дворе Белого дома Калиостро наконец-то заключил в объятия «свою дорогую женушку», как он в минуты хорошего расположения духа называл Серафину. У графини отлегло от сердца. Она боялась встречи с мужем: ей всегда казалось, что своим цепким, буравящим взором он видит все, что творится у нее в душе, читает ее мысли. Но сегодня супруг, кажется, и в самом деле был рад их встрече. И она немедленно поведала ему, как в Лондоне к ней пришли агенты французской полиции и сказали, что, если она подпишет бумагу, удостоверяющую, что иск, предъявленный ее супругом де Лонэ и Шенону, заведомо ложный, она может рассчитывать на пожизненную пенсию от французского правительства. Но она не стала подписывать неправду против своего Алессандро! И никогда не подпишет! Похвалив жену и пообещав больше никогда с ней не расставаться, граф проводил ее к Гертруде, с которой Серафина успела подружиться еще в Страсбурге, а сам задумчиво отправился в лабораторию, которую по его просьбе оборудовал для него Саразен. Предстояло собрать вещи, ибо к приезду Серафины дом, купленный (или все же снятый?) Саразеном в городке Бьенн, что неподалеку от Базеля, был полностью отделан, обставлен и готов принять жильцов. Во главе городка стоял друг Саразена, баннерет Якоб Сигизмунд Вильдермет, а бургомистром являлся его брат Александр. Оба градоправителя гарантировали Калиостро полный покой: они втайне надеялись, что присутствие знаменитого целителя и масона приведет в город множество знатных путешественников, кои пополнят городскую казну и кошельки горожан. А Сарразен полагал, что на берегу озера, среди величественной природы Калиостро, не отягощенный ни финансовыми заботами, ни повседневными хлопотами, обретет наконец спокойствие и счастье и начнет на благо человечества производить свои настойки и эликсиры. Саразен даже договорился с аптекарем из Бьенна, чтобы тот по первому зову являлся к Калиостро и помогал ему в лаборатории. Возмещение убытков, понесенных аптекарем, которому наверняка придется часто закрывать собственную аптеку, Саразен брал на себя.