Калиостро - Елена Морозова

Разозленный Калиостро решился ступить на неведомую ему почву газетной полемики. Тилорье уже уехал на континент, и писать ответ Моранду, скорее всего, помогал Гордон. Он же свел магистра с редактором «Паблик Адвертайзер», согласившимся опубликовать опровержение. И 3 сентября газета напечатала ответ Калиостро борзописцу Моранду:

«Сударь, я не знаток французского языка и не могу сделать вам комплимент, коего, возможно, и заслуживают ваши шуточки, напечатанные в номерах 16, 17 и 18 “Курье де л’Эроп”. А так как все в один голос заверили меня, что в них изящество и элегантность стиля вступили в союз с благопристойностью, я решил, что ваше общество не может считаться дурной компанией, а потому возжаждал познакомиться с вами поближе. Но так как злые языки позволили распространять на ваш счет гнусные истории, я решил проверить их, прежде чем дать волю чувствам. Сейчас я с превеликим удовольствием могу сказать, что только злые языки могли причислить вас к клеветникам из ежедневной прессы, кои продают свое перо тем, кто дороже заплатит, и заставляют платить за свое молчание; более же всего мне понравились тайные предложения, кои вы передали мне со Свинтоном. Всегда лучше потребовать золота, чем черпать воду из Темзы.

Из всех веселых историй рассказанных обо мне вами, мне более всего понравилась история о свинье, растолстевшей на мышьяке, которым травят львов, тигров и леопардов в лесах Медины. Надеюсь, господин насмешник, что сумею предоставить вам возможность посмеяться вместе со мной. Позвольте предложить вам небольшой эксперимент, который, без сомнения, повеселит публику. 9 ноября в 9 утра я приглашаю вас на завтрак. Вы приносите вино и закуску, я же выставляю блюдо с молочным поросенком, откормленным по моей методе. Но за два часа до начала завтрака вам приведут этого поросенка, упитанного и резвого, и я предоставлю вам возможность самому заколоть его и распорядиться приготовить; и пока блюдо с поросенком не поставят на стол, я к нему даже близко не подойду. Вы разрежете его на четыре равные части и сами выберете кусок для себя и для меня. На следующий день случится один из четырех возможных вариантов: либо мы оба будем мертвы, либо оба живы и здоровы, либо вы будете мертвы, а я жив и здоров, либо наоборот. Из четырех шансов я предоставляю вам один, и держу пари на 5000 гиней, что мертвы будете вы. Так что либо принимайте пари, либо признавайте, что глупо шутить над тем, чего не понимаешь.

Остаюсь, сударь, с теми чувствами, кои испытывают повсеместно те, кому пришлось иметь дело с вами.

Ваш… и т. д.»6

Судя по тому, что в ответе упомянуты «воды Темзы», кто-то все же рассказал Калиостро, что его новый друг Свинтон, усиленно приглашавший магистра на лодочную прогулку по Темзе, — агент французской полиции. Утверждали, что Свинтон во время прогулки хотел связать Калиостро и передать его на французский корабль, дабы его увезли во Францию, где Бретейль приготовил ему самую мрачную камеру в Бастилии. А может, это была фантазия Гордона, личности скандальной и достаточно темной.

Рассказ об аравийских мудрецах, умеющих откармливать свиней мышьяком, дабы потом бросать их туши хищникам, чтобы те подохли, съев отравленное мясо, Моранд, скорее всего, почерпнул из материалов, присланных ему из Франции, где в свое время магистр не удержался и поведал полицейскому комиссару, что знает рецепт приготовления яда, обнаружить который невозможно. Верил ли в сей рецепт сам Калиостро, сказать трудно, но насмешек он не терпел. Вспомнив о том, как в Санкт-Петербурге он предложил сразиться на ядах лекарю Екатерины II Роджерсону, он вызвал Моранда на аналогичный поединок, питая, видимо, уверенность, что Моранд, как и Роджерсон, такого вызова не примет. И журналист действительно не принял, посоветовав магистру сначала потренироваться на кошечках или собачках, ибо его, Моранда, жизнь слишком дорога, чтобы жертвовать ею ради экспериментов ка-кого-то шарлатана. Затем Моранд плавно перешел к иным секретам, знанием которых похвалялся господин Калиостро. В частности, он поведал, что в один из своих прошлых приездов граф обещал осветить английскую столицу при помощи морской воды. По словам графа, он знал секрет, как заставить ее гореть, и даже подсчитал, что замена масла в городских светильниках на воду даст казне экономии в 50 тысяч фунтов стерлингов. Когда же чародея попросили провести эксперимент, он отказался, сославшись на то, что проводить его придется на берегу моря, а это опасно, ибо вода может загореться, и тогда уже никто не справится с пожаром.

Словно бык, увидевший красную тряпку, Калиостро бросился сочинять ответ:

«Благодарю вас, сударь, за то, что вы соблаговолили ответить на мое письмо.

Знание и искусство сохранять тесно связано с искусством разрушать. Находясь в руках людей человеколюбивых, лекарства и яды равно служат к счастию рода человеческого, первые — для сохранения тварей полезных, вторые — для уничтожения тварей злокозненных. У меня заведено именно так их использовать. Вы отказались от завтрака, предложив вместо себя плотоядного зверя. Но где найти такого плотоядного зверя, кто в окружении иных зверей был бы подобен вам в обществе человеческом? Я бы хотел иметь дело не с вашим представителем, а с вами лично. Обычай драться через представителей давно вышел из моды. Тем более, полагаю, вы не найдете себе замены ни среди хищников, ни среди травоядных.

К тому же я с удовлетворением узнал, что вам поручено защищать Шенона и де Лонэ. Что ж, подобное к подобному: каковы клиенты, таков и адвокат, каковы поступки, таков и защитник.

Желаю вам, сударь, и впредь пользоваться уважением публики и срывать ее аплодисменты.

Когда вы завершите свою почтенную карьеру, я подумаю, на чью сторону стоит встать…»7

Ответ, написанный с чувством не свойственного Калиостро юмора. Не исключено, что магистр смеялся про себя над одураченными клиентами, хотя, если судить по свидетельствам современников, он настолько проникся самодовольством и уверенностью в собственной правоте, что скорее всего и сам уверовал в свои магические и пророческие таланты. И больше никакого смеха. Во времена Калиостро знали цену острому словцу, остроумной шутке и боялись быть поднятыми на смех. Насмешка исполняла роль публичного экзекутора. Ответ Калиостро, видимо, составлял его очередной секретарь или все тот же Гордон.

Моранд продолжал пускать в ход тяжелую артиллерию, к которой вполне можно было приравнять пакет с вложенным в него письмом комиссара Фонтена и стопкой исписанных мелким судейским почерком бумаг. Отправителем пакета являлся Вержен, забывший или делавший вид, будто забыл, что в свое время он высказывался в защиту Калиостро. Помимо истории с ядами Фонтен сообщал, что так называемые граф и графиня Калиостро на самом деле являются супругами Бальзамо — Джузеппе и Лоренцей, в девичестве Феличиани. В 1773 году, будучи в Париже, мадам Бальзамо по просьбе своего супруга была заточена в исправительную тюрьму Сент-Пелажи. К письму комиссар прилагал копии судебных протоколов, анонимное письмо, полученное комиссаром 16 июля 1786 года (возможно, написанное родственником де Лонэ, драгунским капитаном Сент-Илером), анонимное письмо из Палермо, показания Антонио Браконьери, дяди Джузеппе с материнской стороны, и доклад агентов, отправленных в Палермо для выяснения родословной Бальзамо. Собственно, еще собирая сведения о лондонских похождениях магистра, Моранд встретил фамилию Бальзамо. Сомнений не оставалось: граф Калиостро — это уроженец Сицилии Джузеппе Бальзамо, обманщик, мошенник и шарлатан, а жена его… Моранд задумался. Наверняка очаровательная мадам Калиостро могла еще немало рассказать о своем супруге, которым она почему-то очень недовольна. Надо только подобрать к ней ключик. Про Серафину-Лоренцу Моранд написал вскользь, выставив ее жертвой ревнивого и злобного мужа, способного в приливе гнева поднять на хрупкую женщину руку.