Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945 - Альберт Шпеер

Несмотря на все мои усилия, Гитлер впоследствии выделил много миллионов марок на превращение обветшавшего замка Клессхайм близ Зальцбурга в роскошный дом для высокопоставленных гостей. Гиммлер воздвиг неподалеку от Берхтесгадена загородный дом для своей любовницы, причем в такой тайне, что я узнал об этом лишь за несколько недель до конца войны. Даже после 1942 года Гитлер потворствовал одному из своих гауляйтеров в реконструкции отеля и замка Позен; на оба проекта ушло немало материалов, необходимых для стратегического строительства. Тот же гауляйтер построил себе в окрестностях города личную резиденцию. В 1942–1943 годах Лею, Кейтелю и другим высокопоставленным чиновникам выделили личные поезда, на которые были потрачены ценные материалы и усилия квалифицированных специалистов. По большей части эти причуды партийных функционеров от меня скрывались. Учитывая колоссальную власть рейхсляйтеров и гауляйтеров, невозможно было проверить их деятельность, и я редко мог наложить вето на их расходы, хотя в любом случае мои запреты игнорировались. Даже летом 1944 года Гитлер и Борман сочли возможным поставить в известность министра вооружений о том, что какого-то мюнхенского производителя картинных рам не следует обременять выполнением военных заказов. А за несколько месяцев до того приказали придать особый статус «фабрикам по изготовлению ковров и художественных изделий для украшения послевоенных зданий Гитлера»[113].

Всего за девять лет пребывания у власти нацистская верхушка стала столь безнравственной, что даже в критический период войны я не смог ограничить их запросы и вынудить отказаться от роскошного образа жизни. Будто бы для «представительских целей» они обзаводились виллами, охотничьими домиками, поместьями и дворцами, множеством слуг и огромными запасами изысканной еды и отборных вин[114]. Забота о собственных удобствах доходила до абсурда. Сам Гитлер, куда бы он ни направлялся, прежде всего издавал указ о строительстве бункеров для своей защиты. Толщина перекрытий возрастала с увеличением веса применяемых противником бомб и достигла 5 метров. Постепенно надежные системы бункеров появились в Растенбурге, Берлине, Оберзальцберге, Мюнхене, гостевой резиденции близ Зальцбурга, в Ставке в Наухайме и на Сомме. А в 1944 году Гитлер приказал построить в горах Силезии и Тюрингии две подземные Ставки, для чего пришлось мобилизовать сотни специалистов-горнопроходцев и взрывников и тысячи рабочих, незаменимых на военных объектах[115].

Гитлер явно опасался за свою жизнь и преувеличивал значение своей персоны, что вдохновляло его окружение на такие же чрезмерные меры собственной безопасности. У Геринга были надежные подземные убежища не только в Каринхалле, но даже в уединенном замке Фельденштайн под Нюрнбергом, где он практически никогда не бывал[116]. Вдоль шоссе длиной 65 километров от Каринхалле до Берлина, проложенного в основном сквозь безлюдные леса, по приказу Геринга на равном расстоянии друг от друга построили железобетонные бункеры. Когда Лей узнал о прямом попадании бомбы в одно из городских бомбоубежищ, его заинтересовала лишь толщина перекрытия по сравнению с перекрытием его личного бомбоубежища в Грюневальде на окраине Берлина, редко подвергавшемся бомбардировкам. Более того, гауляйтеры – по приказу Гитлера, убедившего их в своей исключительной необходимости, – имели дополнительные личные убежища за городом.

Из всех неотложных вопросов, тревоживших меня в первые недели, самым безотлагательным было решение проблемы рабочей силы. Как-то поздно вечером в середине марта во время инспекции одного из ведущих берлинских военных заводов «Рейнметалл-Борзиг» я обнаружил, что ценное оборудование в огромных цехах простаивает. Не хватало рабочих для укомплектования второй смены. Аналогичная ситуация сложилась и на других заводах. И это при том, что в дневное время случались перебои с подачей электроэнергии, в то время как вечером и ночью потребление электроэнергии значительно снижалось. Поскольку из-за продолжавшегося строительства новых заводов стоимостью около одиннадцати миллиардов марок нам предстояло столкнуться с проблемой нехватки оборудования, я счел более рациональным приостановить сооружение большинства новых цехов и высвободившейся рабочей силой укомплектовать вторую смену.

Гитлер как будто согласился с моими доводами и даже подписал приказ о сокращении расходов на новое строительство до трех миллиардов марок, но заартачился, когда в рамках выполнения его приказа я решил приостановить долгосрочный проект строительства химических заводов стоимостью около миллиарда марок[117]. Гитлер всегда хотел иметь все и сразу и свой отказ обосновал следующим образом: «Возможно, война с Россией скоро закончится, и я смогу вернуться к своим далеко идущим планам, а тогда мне понадобится гораздо больше синтетического горючего. Мы должны продолжать строительство новых заводов, даже если оно завершится через несколько лет». Год спустя, 2 марта 1943 года, я снова пытался убедить Гитлера в том, что нет смысла «строить заводы, необходимые для грандиозных будущих программ, если выпуск продукции начнется после 1 января 1945 года». Ошибочное решение Гитлера, принятое весной 1942 года, отрицательно сказывалось на производстве вооружений даже в сентябре 1944 года, когда военная ситуация стала катастрофической.

Несмотря на контрприказы Гитлера, мне все же удалось высвободить несколько сотен тысяч строительных рабочих для нужд военной промышленности. Но затем возникло новое, неожиданное препятствие: руководитель отдела по использованию рабочей силы управления четырехлетнего плана доктор Мансфельд откровенно сказал мне, что ему не хватает полномочий, так как гауляйтеры всячески препятствуют переводу высвобождающихся строительных рабочих из одного региона в другой[118]. И действительно, гауляйтеры, бесконечно соперничавшие и интриговавшие друг против друга, выступали единым фронтом, как только возникала угроза любой из их привилегий. Я осознал, что, несмотря на свои прочные позиции, никогда не смогу справиться с ними в одиночку. Мне необходим был помощник из их числа и особые полномочия фюрера.

У меня был на примете один человек – мой старый друг Карл Ханке, прежде работавший статс-секретарем в министерстве Геббельса, а в январе 1941 года назначенный гауляйтером Нижней Силезии. Гитлер согласился прикомандировать ко мне представителя гауляйтеров, но поспешил вмешаться Борман. Поскольку Ханке считался моим сторонником, его назначение означало бы не только усиление моих позиций, но и посягательство на власть Бормана.