СВЯТИТЕЛЬ ГРИГОРИЙ ПАЛАМА. БЕСЕДЫ (ОМИЛИИ). - Святитель Григорий Палама

Омилия XLIII [207]

О иже во святых Великомученике и Чудотворце и Мироточце Димитрии [208]

1. «Мне же зело честни быша друзи Твои, Боже, зело утвердишася владычествия их» (Пс. 138:17), восклицает Давид, наибожественный из всех сущих от века песнопевцев. Начальниками лика Апостолов являются Апостолы–Корифеи [209], пророческого чина — Пророки наименованные «Богозрителями» [210], священных же Учителей и всего собрания Преподобных — те, которые, были названы «Великими» [211], согласно обещанию общего Спасителя [212]; так, начальниками среди Христовых Мучеников, конечно, являются Великомученики, среди которых сияет явно и весьма выделяясь над многими — особенно сегодня воспеваемый и почитаемый нами, наш соотечественник и отечественный покровитель нашего города, великое чудо вселенной, великое украшение священной Церкви, великий во всем, чудотворец и мироточец Димитрий! Ибо среди Мучеников, как бы среди звезд, он является великим светилом; содержа в себе слово жизни вечной, и богосиянными лучами весьма озаренный и озаряющий многих, ужели он был бы не причастен пророческой благодати? Или, осияваемый пророческой силой, ужели он будет считаться недостойным служения и почета Апостольского и Учительского? Или, будучи украшен этими дарованиями, он уступил бы аскетическому подвигу и доблестному жительству преподобных? — Поистине, никак! Но за одними следуя, с другими равняясь, а некоторых опережая, есть же и которых превосходя, и то не на мало, он — один, в числе весьма немногих, во всем достиг совершенства, и один имел в себе все собранное, — как затем слово, с помощью Божиею, покажет, — и, будучи один, стал достойный пожать благословения долженствующие для каждого (лика Святых).

Итак, мы, которые не довлеем ни в отношении одного, не говорю — лика или чина Святых, но и одного отдельного из Святых из какого–либо чина Святых, что скажем, и то в какой форме слова будем говорить о том, который в святость жизни одного (подвижника) внес божественным образом добродетели всех, и во всем — выше всякой похвалы? Однако, любовь понуждает говорить по силе и время требует надлежащего слова и настоятельная нужда не допускает нам без (похвального) слова восхищаться сущим выше слова величием Мученика. Ибо возжелав почести обетованных, сущих выше слова, наград от Бога, он и отвечающий сему образ жизни, насколько естество позволяло, т. е. — превосходящий всякое слово, от начала и даже до конца потщился явить, и можно сказать, почти от детского возраста он вмещал в себе полноту всего: он был утвержденным и несокрушимым памятником всего прекрасного, живым изображением всякой добродетели, вместилищем и центром божественных и человеческих благодатей, книгой живой и глаголющей то, что наставляет и путеводствует к лучшей жизни, чудесным и новым сочетанием всякого благородства и общей и общеполезнейшей славою всего доброго, и — чтобы выразить это словами Писания — пальмой [213], как она процветшей, поскольку он был Праведником и плодовитой Маслиной в доме Божием, и Древом, насажденным при потоках вод Духа, но только оное древо, о котором говорится в Псалме, дает плод свой «во время свое», а он во всякое время имел и имеет время вместе и цветения и плодоприношения, и как у оного псаломского древа, лист никогда не завянет, по написанному, так и он вместе с листьями дает непрестанно и цветок и плод приходящим с верою к нему. И затем, — чтобы выразить все в целокупности и сказать изречением Соломона, — он: «вмале исполни лета долга» (Прем. 3:13). Димитрий был оным жезлом Аароновым, отпрыском благочестия весьма процветшим, любимейшим цветком, плодом славным и богоприятным; если же хочешь, то лучше сказать, что Димитрий был жезлом и божественным скипетром Вечного Архиерея — Христа и ветвью присноцветущей и божественнейшей, тогда как Аарон был образом Христа. Воистину, Аарон был образом Христа, а оный его жезл, украшенный вместе и листьями и цветами и в то же время приносящий плод и божественным образом приводящий его в зрелость, был образом Димитрия, прекрасного во всем совершенного скипетра Христова. Но от оного Ааронова жезла, столько же как и образа, Димитрий подобающим образом отличается в лучшем смысле, и то — не в какой–то малой степени, но доблестью души и величием нрава, дел и чудес он оставляет позади себя все что только есть прекрасное. Ибо в отношении неуменьшаемого и непрестанного подаяния всем приходящим изобильного, т. ск. — потока милостей, он похож на светоносное древо, которое на подобие лучей — непрестанно приносит плоды и в изобилии дарует приступающим прекраснейшие и божественнейшие дарования, которыми сам он — всегда исполнен, как бы некое солнце, озаряющее всяким благодеянием, или неиссякаемый источник благодатей, или неисчерпаемое море чудес или бездонная бездна видимых и невидимых благ.

Итак, попытаться увенчать такого Великого на основании внешних данных, и сказать, что воскормившая его область является как бы главой всей Фессалии, и что он получил предзнаменательное имя на основании силы, проявленной им затем самыми делами; к тогу же возвестить знаменитость его предков и благородство родителей, хотя и в этом у него была изобильная честь, однако это было бы бесполезным делом. — Потому что не столько они для него, сколько он служит для них в великую похвалу. Какое украшение от сих вещей Димитрию, когда сам он украсил собою всю вселенную, а к тому же и высший мир? Что же является для него украшением? — Несокрушимая вера, бесконечная благодать, божественное и нерасхищаемое богатство богоугодных добродетелей, которое ныне Димитрий представляет собою, будучи сам как сокровище на небесах, став прибавлением к тамошним сокровищницам; лучше же сказать — перешел от земли на небо, еще и при жизни и ныне когда он взят от земли, представляя собою величайшее прибавление к вечным прекрасностям, будучи всемирной и вместе премирной красотой. Давид, предварив, ублажил его и воспел: «Блажен», говоря, «муж, иже не иде на совет нечестивых, и на пути грешных не ста» (Пс. 1:1): потому что никогда не замыслил он в уме что–либо не благочестивое и никогда не привел в дело что–либо не богоугодное, но сохранив в себе божественную благодать, полученную от крещения во Христа, ненарушенной, он имел волю созвучную закону Господню; он был как бы Божией книгой и некой богоначертанной писчей доскою, и скрижалью или писчей таблицей, написанной перстом Божиим, и предложенной всем на общую пользу. Потому что, как говорит Исаия, прежде чем познал злое, он избрал благое, и в самом цвете юности он лелеял обаяние девственности, и весь был в этом; все делая, чтобы быть девственником и телом и душою, и благодаря сему иметь жительство на небесах, и, будучи с телом, иметь место с бесплотными на основании равенства с ними; и для этого он возымел союзниками иные все добродетели, и преимущественно перед другими — тщание стяжать мудрость, дабы ведением и чистотою придя в совершенство, в краткое время, в юношестве, стяжать похваляемую седину; потому что, согласно Соломону, седина есть мудрость для людей, и возраст старости — беспорочная жизнь (Прем. 4:9). Итак, он был нежный юноша, весьма прекрасный на взор, прекрасный не только по видимой внешности, но гораздо более — по внутреннему человеку, невидимому для глаза, видя которого зрящий на сердце Бог, до такой степени «пленился» духовной и невидимой его прекрасностью, что соблаговолил возъобитать в нем и стать единым духом с ним и сделать его совершенно божественным. Но если в Давиде Бог обрел мужа по сердцу Своему (Деян. 13:22), то в Димитрии, еще и не достигшем мужеского возраста, Он нашел совершенного юношу по сердцу Своему; нашел его Своим безупречным делателем, исполнителем Его заповедей; нашел в нем, по Павлу, «Сосуд избранный», чтобы возвещать имя Его пред народами и царями; обрел в нем — чистое зерцало, принимающее и отражающее в себе премирную и; неизреченную Красоту. Я еще слышу и оные слова о нем таинственно вещающие: Вот — отрок Мой, которого Я нашел, о котором благоволит душа Моя; положу Дух Мой на него, и возвестит суд народам, и соберет и разделит праведных от неправедных, чтобы он был, как уста Мои; дурных же обличит и постыдит и явит осужденными на погибель. — Ибо хотя эти слова и написаны по отношение ко Христу, но также как бы чрез Него соответствуют и всем по образу Его живущим совершенной жизнью. Итак, Димитрий явил себя также и учителем, а посему и — апостолом, мудрецом и девственником и преподобным, и — чтобы выразить это вкратце — прекрасным во всем и непорочнейшим, и великолепным: как по природе, так и по старательности и по благодати, так что Димитрию тогда, — по реченному относительно Иова Авситидийского, — не было равного на земле; более того, ему, во всем божественному, ни даже Иов не был подобен, которому в те времена, по написанному (в Св. Писании), не было подобного на земле: ибо он был безупречным, праведным и благочестивым. И как ранее Иов, так и Димитрий позднее, просиял; но тот не имел славы девственности, девственности которая показала Димитрия венценосцем (победителем) от юности, и явила его высшим естества и равным Ангелам, сущим вокруг Бога. И тот, действительно, в теле перенес тяжкие удары, борясь с прискорбными обстоятельствами, а Димитрий, борясь со злом, даже до крови противостал ему. И не видно, чтобы Иов в своих рассуждениях обладал духовной образованностью, каковой, сочетанной с благодатью Духа, обладал Димитрий, имея ее как доспехи и несокрушимый щит, и как зодческое орудие и земледельческую мотыгу и соху, — если же хочешь, — и как писчее перо и рыбачий невод, и если есть иное что подобное; ныне, возделывая Виноград Господень и опуская в землю небесные семена, или слова вечной жизни записывая не на каменных скрижалях, но на скрижалях плотских сердец, достойных таковой записи, или неводом слова объемля Фессалоники, Аттику, Ахаию, лучше же сказать — столько областей он ныне объемлет, сколько предварила (возвестить о нем) слава о его мире, чудесах и изобилии благодати во всем. Ибо своими божественными рассуждениями и тогда Димитрий был предметом удивления для всей вселенной, благоуханием Христовым, как говорит Павел (2 Кор. 2:15), в отношении спасающихся, так и в отношении погибающих; и для одних — запахом смертоносным на смерть, а для других — запахом живительным на жизнь. За это благоухание, как награда, — награда, которую я не беру на себя назвать «довлеющей», — явилось данное от Бога истечение мира и чудеса при гробнице Великомученика; я сознательно не назвал это «довлеющей наградой», потому что, что значит то, что сбывается в настоящее время, хотя бы оно и было чем–то великим и чудесным, в сравнении с тем, что ему дано и уготовано от Бога на небесах? так чтобы по причине преимущества (последующей) славы, сказать словами Павла, не считалось бы славным то, что было прославлено (2 Кор. 3:10); однако это, конечно, служит для всех яснейшим доказательством того, что еще при жизни он был Христовым благоуханием и живительным запахом для изволяющих послушание (Христову учению). Итак, с одной стороны, таким образом возделывая души человеческие или улавливая их, по словам Христовым Петру, он слово имел орудием для прекрасного делания и спасительной ловли; а с другой стороны, созидая Богу храм из живых и воистину драгоценных камней, он опять же орудием имел соответствующее слово. Когда же он объявил войну противникам Христовым, то, опять же, все оружие его против врагов, особенно врагов видимых, чрез которых действовали невидимые враги, заключалось в слове, которое Божественным Духом было и вдохновляемо и движимо, и укрепляемо, и направляемо и применяемо на пользу. И таким образом, как это написано относительно первого подвижника в мученическом лике — архидиакона Стефана, никто не мог противостать мудрости Димитриевой и Духу, Которым он говорил (Деян. 6:10). Я — и воинское одеяние и на руке перстень и консульскую тогу, в которую одет был Мученик, приняв этот сан от тогдашнего царя, — считаю за символы учительского достоинства и прерогатив, которые таинственно были даны Мученику от истинного Царя. Посему и божественная благодать Божия не мало затем чрез них чудодействовала.