Убить зверя - Виталий Гладкий

Лизавета сидела на скамье и робко посматривала в его сторону. Ее первый порыв прошел, и теперь она чувствовала себя несколько скованно. Вынужденное затворничество, как ни странно, пошло ей на пользу.

Она даже немного округлилась, а на щеках появился румянец.

– Спасибо. – Клевахин с сожалением посмотрел на сковородку, где оставались еще две котлеты – его живот уже был тугой, как барабан. – За ударный труд обычно причитается премия. Держи. – Он достал из кармана большую шоколадку и протянул ее девушке.

– Ой, что вы?! – Лизавета спрятала ее на груди под накинутый на плечи платок. – Вам правда моя стряпня понравилась?

– Не то слово… – блаженно улыбнулся майор. – Как говорит нынешняя молодежь – я балдею. Чай и бутерброды, знаешь ли, приедаются. Хотя я уже привык. Но это плохая привычка. Производная от неустроенности быта и мужской лени.

– А вы женитесь, – сказала девушка и как-то странно посмотрела на Клевахина.

– Если честно, то не хочется еще раз наступить на те же самые грабли. – Майор закурил. – А вообще настоящий сыщик должен быть холостяком. По крайней мере, так пишут в книгах. – Он рассмеялся.

– То в книгах…

– Верно. Писатели врут, или – скажем так – несколько утрируют, представляя нас бесполыми роботами, зацикленными на безукоризненном исполнении гражданского долга. Но с другой стороны трудно представить, например, Шерлока Холмса в окружении чопорной супруги в очках и кучи сорванцов. В таком случае получится уже не крутой детектив, а сладкая, как патока, "мыльная" опера. В которой доктор Ватсон будет выступать под именем альфонса Родриго.

– Вы смотрите "мыльные" оперы?

– Упаси Бог! Просто в нашей системе работают и женщины. Так вот они от них без ума. Каждый день устраивают конференции на тему красивой любви и свободных отношений. Так что все наши мужчине в курсе похождений и злодея Родриго, и несчастной Марии.

Лизавета почему-то нахмурилась. Но Клевахин не придал этому значения и стал по хозяйски устраиваться на ночь: принес из кладовки раскладушку, подбросил дров в остывший камин и налил воды в умывальник – чтобы она к утру согрелась. Девушка молча убрала посуду и подмела пол.

– Не знаю, что с тобой делать… – хмуро сказал Клевахин, когда Елизавета наконец управилась со своими женскими делами. – Тебе нужно отсюда уходить. Но куда?

– Почему – уходить? – тревожно спросила девушка. – Мне здесь нравится. Тихо…

– В том-то и дело, что тихо. Так бывает перед грозой. Не нравится мне эта такая тишина. На душе почему-то тревожно.

– Я не хочу уходить!

– Придется. Тебя продолжают упорно искать. Притом люди далеко не глупые. Они уже весь город перевернули вверх тормашками. А значит скоро примутся и за окрестности.

– Мне некуда деваться… – Лизавета уронила голову на стол.

Клевахин прислушался – она тихо плакала.

– Перестань… пожалуйста… – Он присел рядом и обнял ее за плечи. – Что-нибудь придумаем. Я ведь не сказал, что брошу тебя этим волкам на съедение. Твое будущее мне вовсе не безразлично.

– Правда? – Она с надеждой подняла на майора заплаканные глаза. – Вы меня… не оставите?

В ее вопросе было что-то такое, от чего Клевахина бросило в жар. Вместо ответа он кивнул и хотел подняться. Но Лизавета вдруг обхватила его шею руками и зашептала, будто они были не одни:

– Я пойду с вами куда угодно! Вы такой добрый, сильный… у меня никогда не было мужчин… я вас..

Конец фразы совсем обалдевший майор не расслышал. Вернее, мысленно приказал себе не слушать. От прильнувшего к нему девичьего тела исходил жар, который мутил рассудок. Он ощутил, как в его заржавевшей душе что-то шевельнулось – со скрипом! – будто открылись створки, и в сердце хлынула волна нежности, мгновенно лишившая Клевахина способности не то что говорить, но даже двинуться. Он чувствовал себя болваном, но ничего с собою поделать не мог – сидел, тупо глядя на противоположную стену, и с мучительным стыдом соображал куда девать свои руки, вдруг ставшие чужими и непослушными.

– Простите… – Елизавета резко встала и выскочила за дверь.

Майор пришел в себя лишь через несколько минут – когда ему в голову стукнула мысль, что девушка вышла неодетой, а ночью все-таки еще была минусовая температура. Схватив первое, что попалось под руку – свой пиджак – он быстро вышел на улицу.

Девушка стояла, прислонившись к стене домика, и, закрыв лицо ладонями, качалась вперед-назад словно маятник. Клевахин молча набросил ей на плечи одежку и увлек в помещение.

– Это ты меня должна простить, – сказал он, усаживая Лизавету возле камина, где уже пылал яркий огонь. – Я старый мент, неотесанный чурбан… голова садовая. Извини, не умею красиво говорить… Я к тебе… тоже неравнодушен… Честное слово! Но я не знаю, что мне делать и как поступить. Все летит под откос и трудно сказать, что будет со мной завтра. А я ведь далеко не мальчик и лазурным мечтаниям уже не подвержен.

– Я тоже не знаю, что случиться со мной, когда мы расстанемся, – тихо молвила Лизавета. – Меня уже и так приговорили… вы знаете. И вот теперь… никаких надежд… – Она прикусила нижнюю губу, чтобы снова не расплакаться.

– Ты не права. Я останусь с тобой до конца, – сурово сказал майор. – Каким бы он ни был. А что касается… – Он запнулся. – Что касается наших личных отношений, то давай дождемся лучших времен. Я просто не имею морального права обмануть тебя в чем либо.

– Господи, какая я дура! – Лизавета покаянно опустила голову. – Я понимаю… все верно… Простите.

– Мне не за что тебя прощать, – ответил Клевахин, весь во власти охватившей его нежности. – Ты такая… Ты не знаешь, какая ты…

Он неожиданно для себя привлек ее к груди и поцеловал в макушку. Девушка встрепенулась и резко подняла голову. Их губы встретились, и бедный майор, мгновенно потерявший способность здраво мыслить, с давно забытым трепетом ощутил их упругую свежесть, почему-то пахнущую хлебом…

Остаток ночи Клевахин провел как бдительный страж. Он сидел у камина, курил и смотрел на умиротворенное лицо спящей Елизаветы. Впервые за многие годы майор был по настоящему счастлив…

Клевахин торопился. Он уже опаздывал на добрых полчаса, а до управления было еще десять минут ходу.

– Николай Иванович! – окликнул кто-то майора, когда он переходил улицу.

Клевахин взглянул на голос и увидел высунувшегося из окна своей машины Атарбекова. Следователь приветливо улыбался и махал рукой:

– Садитесь, подвезу!

– Спасибо, я дойду. Уже не далеко, – сдержанно ответил майор.

– Есть разговор, Николай Иванович, – продолжая скалить зубы, сказал Атарбеков. – На пару минут.

Клевахин, сумрачно кивнув, с неохотой нырнул в салон БМВ, встретивший его мягкой кожей удобного сидения и стереомузыкой.

– Нужно где-то припарковаться… – Следователь повернул за угол и остановился возле продуктового ларька.

– Извините, но я спешу, – угрюмо буркнул майор.

– Сошлетесь на меня, – парировал Атарбеков. – Нам нужно обсудить один очень важный вопрос.

– А не лучше ли это сделать в моем кабинете?

– Думаю, что нет. Лишние уши нам ни к чему.

– Даже так? – насторожился Клевахин.

– Не буду ходить вокруг да около, спрошу прямо: куда вы спрятали девушку, Николай Иванович?

Этого вопроса майор не ожидал. Пытаясь сохранять невозмутимость, он молча смотрел на следователя, лихорадочно соображая как ему себя вести. Атарбеков был очень даже не глуп, и раз он так спросил, значит обладал достаточно достоверной информацией. Неужто Берендеев ему все выложил? Конечно, капитан должен был знакомить следователя со своими наработками, но ведь он видел явное нежелание Клевахина разговаривать на эту тему. А потому, по идее, просто не имел морального права "сдать" коллегу со всеми потрохами. Тем более, что майору показалось при их последней встрече, что они нашли взаимопонимание.

– О чем вы, Темирхан Даудович? – наконец осторожно спросил Клевахин.

– Ну не стоит прикидываться лохом, товарищ майор… ("Волк тамбовский тебе товарищ!" – неожиданно вскипело в мозгах опера.) – Я говорю о Елизавете Атановой, которую вы где-то прячете, – между тем продолжал Атарбеков. – Мне ли вам говорить, что она является очень важным свидетелем в "кладбищенском" деле. Я просто обязан ее допросить. Не так ли?

– Мне это имя ничего не говорит, – упрямо стоял на своем Клевахин. – Вас явно кто-то дезинформировал, – майор этой фразой хотел проверить свое предположение насчет Берендеева.

– По поводу дезинформации следствия – между прочим, с вашей стороны – разговор особый. Но коль уж вы затронули эту тему, то я вас "просвещу", чтобы вы не считали меня круглым идиотом.

К сожалению, в "кладбищенском" деле нормального сотрудничества у нас не получилось. Уж не знаю почему. Я разыскал Усольцева – это раз. Продолжать? Хорошо. Далее, протокол допроса Ватагина – липа.