Искупительница - Джордан Ифуэко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я спросила, перекрикивая шум:
– Адуке, как быстро ты можешь сочинить песню?
Просияв, она тут же затянула комичным сопрано:
– Узрите же мою императрицу, нсе-нсе! Могучая ли она? Бем-бем-бем! О, но узрите и ее акорина! Нсе-нсе, разве она не гениальна? Бем-бем-бем!
Мы все рассмеялись, но смех тут же прекратился, когда я вскрикнула от боли, прижимая левую руку.
– Простите, госпожа императрица! – ахнула Адебимпе, в ужасе прикрывая рот ладонью.
Надевая браслеты на мои запястья, она случайно сжала мою ладонь сильнее, чем нужно, и задела еще не вполне заживший шрам на месте указательного пальца.
Я грустно ей улыбнулась:
– Все в порядке. Это моя вина: я была слишком тщеславна и убрала повязку раньше срока.
Прошло две недели после моего возвращения из Подземного мира. Ампутированный палец едва успел затянуться рубцом, хотя лечение проходило без проблем.
Санджит тут же бросился ко мне, прижав мою ладонь к губам, и беспокойно проверил своим Даром наличие инфекции.
– Жара нет, – пробормотал он с явным облегчением.
Он выглядел великолепно в богато украшенной черно-золотой тунике. Его карие глаза были подведены сурьмой, а бороду и кустистые брови подстригли так, чтобы подчеркнуть его волевое лицо.
– Хотя пульс слегка учащенный. Ты еще не до конца восстановилась, солнечная девочка. Пока мы не будем уверены, что смерть Полководца оставила тебя полностью, не напрягай свое сердце. Никаких тренировок или внезапных потрясений.
Я лукаво ему улыбнулась и поддразнила через Луч:
«Совсем никаких потрясений? Прошлой ночью ты так не считал, когда мы…»
Ухмыльнувшись, он не дал мне договорить, сбив с мысли поцелуем. Но я чувствовала его беспокойство. Как только я вернулась из Подземного мира в виде едва теплой бессознательной ноши на спине Иранти, Санджит прижал меня к груди, плача от облегчения. Разумеется, Дайо и остальные тоже праздновали мое возвращение, но Санджит все эти две недели не оставлял меня ни на миг: менял мне повязки на пальце, кормил горячим рагу, относил меня каждое утро в баню и обнимал по ночам. Похоже, даже сейчас он не до конца верил, что я действительно вернулась. Что, в отличие от Сендила или его матери, и многих других, кто был ему дорог, я навсегда с ним. Что я не исчезла, как дым. И никогда больше не исчезну.
Слуги отогнали Санджита от меня, боясь, что он испортит мой макияж. Я их не винила – мастерицы красоты были людьми искусства, а я сегодня была их шедевром. После нескольких завершающих штрихов они подвели меня к большому зеркалу.
Дайо возник в отражении рядом и приобнял меня за плечи одной рукой, крепко прижимая к себе.
– Я всегда представлял тебя именно такой, – прошептал он. В его ясных глазах блестели слезы. – После твоего возвращения.
Для обычных торжеств и пиров меня одевали и красили так, чтобы я выглядела теплой, заманчивой, как прелестный огонек. Но сегодня, на мою коронацию, я выглядела неприкасаемой, как звезда. Прекрасной и ужасающей: сверкающая императрица со Стены Смотрящих.
Мои руки, скулы и ключицы светились золотой пудрой, как будто я была вырезана из гладкого камня. На переносице и над каждым глазом красовались алые точки. На шее блестело ожерелье из нескольких металлических колец. Спереди мои волосы были заплетены в мелкие косички, а на затылке парили темным невесомым облаком. На фоне кудрей сверкала корона Айеторо – вертикальный золотой диск, похожий на солнце, поднимающееся из головы. Эту корону восстановили после того, как она двести лет пылилась в склепах Олуона.
Мой наряд был в тон агбады Дайо: фиолетовая ткань ашоке, такая темная, что она казалась почти черной, и украшенная золотыми нитями. Эта ткань струилась вокруг тела, а пояс и шлейф были украшены драгоценными камнями. Но я знала, что именно Дайо, наблюдавшему за мной в зеркале, нравится больше всего: окрашенная в радужные полосы маска львицы на моей груди, которую он повесил мне на шею в тот же миг, как только я вернулась из Подземного мира.
– Вы прекрасно выглядите, госпожа императрица. – За нами возникло отражение Адуке. Ее заикание почти исчезло. – Вам все еще нужно, чтобы я что-то сделала?
Я повернулась к ней – браслеты звякнули на запястьях, – наклонилась и коснулась ее руки:
– Ты еще помнишь историю о моем детстве, которую я тебе показывала? Об усадьбе Бекина и Детском Дворце?
Адуке выглядела оскорбленной.
– Разумеется! – Она постучала пальцем по своему виску. – Настоящий гриот ничего не забывает.
– Хорошо, – я поджала губы, – тогда я хочу, чтобы ты шла рядом со мной, когда мы с императором войдем в Имперский Зал.
Она открыла рот в изумлении.
– Госпожа императрица!
– При одном условии…
Я закрыла глаза, слушая, как в Имперском Зале начался пир. Казалось, пол спальни вибрировал от громкого пения.
Одиннадцать лун вокруг трона танцевали,
Одиннадцать лун вокруг солнца сияли,
Сияли славой, славой…
– Пой мне, Адди. – Я сжала руку Адуке. – О моей истории. Об ожидании, о вопросах. Пой о будничных, скучных частях моей истории, о тех, которые делают меня человеком. Ты справишься? Я…
Я взглянула на свой отрезанный палец.
– Я не хочу забывать.
* * *
Через час мы с Дайо стояли, держась за руки, перед высокими дверьми Имперского Зала, глядя на вырезанные в красном дереве узоры в виде солнца и лун и надпись на староаритском. Наши названые братья и сестры, а также Иранти, чью широкую шею Е Юн украсила цветочными венками, стояли позади. Возле меня трепетала Адуке.
«Готовы?» – спросил Дайо мысленно, связывая воедино все наши двенадцать разумов.
Он не мог говорить вслух: ритмичный гул Имперского Зала заглушал все звуки.
«Видимо, лучше нам и правда быть готовыми…»
«О боже, о боже, о боже…»
«…Почему так громко?..»
«…С моим воротником все в порядке?..»
«…Да ладно, я готова к этому еще с Детского Дворца…»
Вместе с голосами в разум просачивались их эмоции. Дайо послал волну спокойствия, накрывшую наши сознания. Дыхание синхронизировалось, как было, когда мы спали вместе в Крепости Йоруа. Мы улыбнулись друг другу, как напившиеся молока дети – ничто не успокаивало кровь Помазанников лучше Луча.
Гвардейцы приготовились открыть двери, потянувшись к канатам. Но прежде чем они успели сдвинуть тонны твердого дерева, я подняла руки и прислонила их к створкам, взывая к памяти железа, полученного из сердца Малаки.
«Я
