Корабли времени - Стивен Бакстер

– Ты предусмотрителен, – заметил я.

– Отчего же? – буркнул морлок, не переставая растирать мазь.

– Заранее приготовил все для ожогов. Как будто бы знал наперед.

– Ничего удивительного. Рядом с человеком надо быть готовым ко всему.

Получалось, меня упрекают. Я, что ли звал сюда германцев с каролиниевой бомбой? Они вообще не появлялись здесь до прибытия экспедиционных сил!

– Да я просто хотел поблагодарить тебя за девушку, а ты…

Морлок определенно лез в бутылку. Временами он становился совершенно непереносим.

Мы со Стаббинсом развели такой костер, что небесам стало жарко, набросав туда побольше зеленых ветвей для создания более густого облака дыма. Увидев результат, солдат отказался от мысли бесплодно рыскать по лесам, в надежде встретить кого-нибудь из заблудившихся товарищей. Тем более, я пообещал ему, что если на костер никто не выйдет, через несколько дней мы непременно сделаем вылазку – быть может, даже с ночевкой.

На четвертый день после бомбового удара к нашему костру стали подтягиваться выжившие. Они приходили поодиночке, по двое, обгоревшие, в лохмотьях униформы растерзанной в джунглях, где им пришлось долго плутать. Вскоре Нево устроил целый полевой госпиталь – с кроватями из пальмовых листьев, растянувшихся рядами. Подстилки растянулись рядами под сенью диптерокарпусов. Все здоровые и те, кто более-менее держался на ногах, исполняли роль нянек и сиделок, самые здоровые уходили охотиться и доставать провиант.

Мы надеялись, что наш лагерь – не единственный, и не самый лучший. Кто знает, может быть, Гай Гибсон выжил – и возьмет ситуацию под контроль.

Этот же легкая эйфория оптимизма не оставляла нас, когда мы заметили на прибрежной полосе приближающийся к нам легкий армейский броневичок. В нем были два солдата, две молодые женщины. Но вскоре мы испытали разочарование. Эти девушки были из авангарда экспедиционных сил, высланного на разведку местности: они объезжали береговую полосу в западном направлении, выискивая пути вглубь острова.

Вскоре мы стали расставлять патрули и часовых. Часть стояла на пляже – впередсмотрящими за горизонтом, часть охраняла подходы из леса. Патрули время от времени обнаруживали останки несчастных жертв бомбардировки. Некоторые пережили взрыв, но были настолько слабы, что, видимо, не смогли даже подать зов о помощи, – оттого их никто не нашел – и какая же страшная судьба ждала этих уцелевших! То и дел из лесу приносили аптечки – по их числу можно было понять, сколько жертв уже найдено. Нево был рад любому кусочку металла, он считал, что без него колония не проживет, не обойтись, а разрабатывать руду еще неизвестно когда мы сможем, заниматься плавкой руды… Но живых больше не объявлялось. Эти две девушки были последними – удалившимися дальше всех.

Мы продолжали, тем не менее, поддерживать сигнальный костер, хотя день за днем и ночь за ночью, надежды таяли.

Итак, из более ста членов экспедиции осталось всего два десятка выживших: 11 женщин, восемь мужчин и я. И мы с морлоком. О Гибсоне никто ничего не слыхал. И следов его в лесу найдено не было. Так же как и немецкого бомбардировщика. К сожалению, бесследно исчез и доктор-гуркху – нам его сейчас особенно не хватало.

Мы отдали все наши заботы и внимание раненым, собирая понемногу припасы и решая, как строить будущую жизнь, поскольку после уничтожения джаггернаутов мы были отрезаны от своего века, и земле палеоцена, очевидно, было суждено донести наши кости до потомков.

15. Новая колония

Четверо умерло от ожогов и ран вскоре после того как их доставили в лагерь. Во всяком случае, их страдания были недолгими и смягченными препаратами Нево.

В таких размышлениях я пребывал некоторое время.

Каждая такая потеря погружала нашу колонию ненадолго во мрак. Я смотрел на этих молодых, во цвете лет людей в окровавленных остатках униформы, которые уходили навсегда от нас, от своего века и от собственной жизни. Их судьба была геройски коротка.

Дальше дела пошли еще хуже, новая болезнь через несколько недель начала косить наши ряды. В первую очередь она выбирала самых немощных, но затем принялась и за тех, кто не получил никаких ран и увечий – внешне. Во всяком случае. Симптомы болезни были следующие: тошнота, рвота, кровотечения, выпадение волос и ногтей, а затем и зубов.

Нево как-то отвел меня в сторону и сказал:

– То, о чем я говорил: следствие радиации, полученное вблизи каролиния.

– Всех остальных ждет то же?

Нево посмотрел на меня очень серьезно.

– Мы не можем бороться с лучевой болезнью. Только облегчать страдания. И для безопасности…

– Да-да?

Морлок засунул пальцы под маску, чтобы почесать лицо.

– Безопасного уровня радиоактивности не существует. Есть только степени риска. Таким образом, все могут выжить, но так же точно все могут оказаться поражены.

– Как – поражены?

– Последствия вплоть до самых крайних. – И он мотнул головой в сторону, куда мы относили уходивших от нас героев. Эта тропа вела к вырубке, где было расположено последнее место успокоения колонистов.

– Знаешь, – сказал я морлоку, – когда-то и мне казалось, что война – лишь способ борьбы со старым и косным порядком вещей, и что с помощью ее в мир приходит новое, вливается так сказать свежая кровь. Но теперь…

Нево почесал шерсть на лице:

– Игра с понятиями? Спекуляция общественным сознанием?

– Наверное, это кому-то нужно, – признался я, – приводить мир к таким заблуждениям, которые всякий раз усваивает каждое новое поколение. Лично я не имел опыта войны. Поэтому для меня до сих пор остается загадкой, отчего люди, долгое время живущие в соседстве и содружестве, вдруг…

С другой стороны, я рассказал Нево, что меня поразило, как ведут себя люди на войне – на примере нашей маленькой горстки уцелевших солдат я увидел, что такое солидарность, помощь и забота друг о друге, какие не проявляются и у близких родственников в мирное время. Исчезают расовые, классовые предрассудки, проблемы пола – все становится несущественным, даже армейская субординация, когда дело идет о самом насущном – спасении жизни. Да и до бомбардировки наблюдая жизнь Экспедиции, могу сказать – такой сплоченности коллектива я нигде не наблюдал.

Таим образом, приняв бесстрастную точку зрения морлока, могу согласиться, что глубокое противоречие силы и слабости лежит в душе каждого человека! Гуманоиды были некогда брутальными, и в то же время ангельски милосердны.

– Несколько запоздалые уроки от существа, с которыми проживал на планете четыре десятка с лишним лет.

Но морлок уже не слушал меня, вернувшись к своим делам. Слова милосердие и взаимопомощь, видимо, слишком мало значили в его языке.