Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне - Константин Закутаев

В этот день искомая машина появилась снова и, как по заказу, ушла на Садовую. Единственным моментом, смутившим оперов, было то, что появление автомобиля и высадка девушки в этот раз происходила не с утра, а где-то в районе обеда. В конце концов, решили посчитать это несущественным препятствием и разместить засаду с десяти утра до трех часов дня.

Миша Кутузов, бившийся вторые сутки с Сейфуллой, зашел в оперской кубрик, сообщить о назначенной на завтра «выводке» по первому эпизоду. Мероприятие планировалось по убийству, совершенному ещё до приезда вологжан, практически в соседнем от ПВД квартале. По этой причине, большого количества сил и средств привлекать не имело смысла. Опера, хоть и относившиеся к Мише с большей симпатией, нежели к Жоганюку, тем не менее, не хотели посвящать его в свои планы. И не потому, что он мог «слить» или наложить вето. Дело в том, что по судьбе Бекхана не было принято окончательного решения. Можно сказать, что оно, как и жизнь Бекхана, повисло в воздухе.

Михаилу Анатольевичу этого знать было ни к чему. В отношении убийц Сани Таричева и Ромки Крылова, друзья считаться с уголовно-процессуальными нормами не планировали.

Увидев нерешительность мявшихся подчиненных, которые не могли определиться с желающими сопровождать следственное действие, Миша, поняв, что те опять что-то замышляют, но по какой-то причине не вводят его в курс, тактично обронил, что сходит в ОМОН.

Таким образом, операм было предоставлено право самим определиться по кандидатурам на завтрашнее мероприятие. После коротких дебатов решено было делегировать Гапасько и Липатова, учитывая что после их сегодняшнего сидения есть смысл их на новое ожидание не определять. Дежурным на завтра числился Бескудников, чьё желание участвовать в задержании было настолько велико, что он чуть было не нарушил негласное правило не меняться в графике дежурств. Понамекав о своей незаменимости и, поняв, что ничего не получится, Бес смирился с судьбой.

Утром, сразу после короткой планерки, не дождавшись приезда кураторов из Мобильного отряда, пара машин ОМОНа и УАЗик оперов выдвинулись к блокпосту.

В этот раз, на блокпост отрядили одного лишь Кочура, который с верхней позиции должен был сообщить о появлении и направлении движения фигуранта. Помимо этого, ему вменялись и обязанности водителя. Высадив оперативников в месте засады, он за рулем УАЗика уехал на блокпост. Тот же манёвр повторили и омоновские машины. Выгрузившиеся бойцы занимали места, согласно плана, в кустах и за забором таксопарка. В случае удачной реализации, все участники, вольные и невольные, загружаются в машины и исчезают.

Разбитый участок дороги, где водитель просто обязан сбрасывать скорость, для маскировки семейства «ёжиков» был просто идеальным. Широкие трещины на асфальте, углубление от укатанной воронки, взлохмаченная обочина надёжно скрывали от обзора водителя двигающегося автомобиля, россыпи самодельных спецсредств останавливающего свойства.

Катаев, Долгов и четыре бойца ОМОНа под командованием Малдера, заняли позиции на стороне дороги к которой примыкала территория таксопарка. Долгов засел в низинке, практически у обочины, с грузом «ёжиков». После сообщения о повороте ожидаемой машины с микрорайонов к перекрёстку, он должен был успеть засеять все впадины и неровности на дорожном пятачке, пока фигурант не выбрался на Садовую и не увидел подготовительные мероприятия. С учётом того, что от поворота до засады дистанция составляет метров триста, времени у Долгова было совсем немного. С другой стороны, эту же функцию выполнял Рябинин. Ему было несколько сложнее, в отличие от противоположной стороны, кусты и ивняк, где засела его команда, были подальше от проезжей части. Отработав эту нехитрую процедуру, обоим операм (Рябинину и Долгову) предписывалось уходить назад, предоставляя право «первой ночи» бойцам череповецкого ОМОНа.

Катаев, метрах в ста от места засады, со стороны подъезда, с биноклем, наблюдал за движением. Он должен был подтвердить сигнал от Кочура, тем самым, давая команду о готовности номер один.

Шли часы. Никаких сообщений от блокпоста не поступало. Движение по Садовой не отличалось интенсивностью. Иногда проскакивали военные грузовики, мелькали маршрутки, тарахтели «удавленные» жигули, раза три проехали гужевые повозки, с заморёнными лошадьми в упряжках.

Оборзевшее комарье, хоть и не могло совладать с титаном бронежилета и камуфляжной тканью, но убойно надоедало постоянным жужжанием над головой. От дневной жары спасала тень кирпичного забора, но постепенно, с движением солнца, уменьшилась и она. Пот пока не ручьями, но довольно обильно, проступал на лбу, спине, груди. Раздражающий зуд под бронежилетом, отвлекая, мешал сосредоточиться. Посматривая в бинокль на авторазвязку, где периодически мелькал различный транспорт, Костя заметил, или скорее ощутил, какое-то движение в траве.

Отогнувшись на коленях назад, он разглядел как в низину меж травы скользнуло змеиное тело. Костя совсем не разбирался в змеях, но по виду этот экземпляр был крупней, увиденной им ещё в детстве, гадюки раза в три. Замерев и не зная, что же делать, Костя потянул нож из разгрузки.

Сжимая взопревшем кулаком рукоятку ножа, он, с перекошенным как у голливудского Индианы Джонс, лицом воздел руку над головой.

А вот со змеями воевать ещё не приходилось, мелькнула в голове не совсем уместная мысль. Посидев изваянием несколько минут, Костя услышал, как в траве раздался шорох, постепенно удаляющийся по ложбине в сторону перекрёстка. Облегченный вздох ушел следом, и Костя вытерся рукавом. В этот же момент он услышал в гарнитуре голос Саши Кочура.

Поехали! Костя бросился грудью на край ложбины и, только подняв бинокль к глазам, прислушался к радиопереговорам.

— Краб-первый! Не будет сегодня никого… как понял? — вопрошал Кочур.

— Не понял тебя! Повтори! — отрывистый голос Рябинина звенел от напряжения.

Понять его было можно — просидевшему четыре часа в кустах, с риском обнаружения, такое утверждение никогда с первого раза непонятно. С другой стороны все сроки появления нужной автомашины вышли.

— Краб-первый, сегодня суббота… как меня понял? Суббота…

Катаев немного оторопел. Причем здесь суббота? Кочур забухал там что ли с постовыми? В честь субботы и решил болт на всё положить? Очевидно, похожие мысли одолевали и Рябинина. На его стороне эфира повисла пауза. Но если Кочур больше ничего не объясняет, значит это для эфира лишнее. Суббота, суббота… В принципе, ещё час-полтора можно подождать… для очистки совести, думал Костя, отчего такая уверенность на сворачивание засады?

Наконец рация хрипнула:

— Краб — семь, давай, колеса… Снимаемся.

Через несколько минут, отчаянно пыля, подлетели УАЗы. Стараясь не задерживаться ни секунды, оперативники и омоновцы перекинулись из кустов в машины. Ещё через секунду, колонна, вспахивая обочины, развернулась и тронулась на базу.

— Саша. Если ты. Не аргументируешь… — подбирая политкорректные слова и утираясь вывернутой кепкой, начал Рябинин — какого…

— Серый! — оборвал его Кочур и оглянулся на Катаева, одиноко сидящего на заднем сиденье. Долгов и Поливанов заняли привычные для себя места прикрывающих, — на универ сегодня маршруток в три раза меньше… потому что там выходной… А за три дня, можно было понять, что в одно и то же время, девочка на маршрутке с табличкой «Университет» может ездить только на учёбу…

— М-да… — протянул Рябинин, — с этой войной грёбаной я и забыл, что у людей даже здесь выходные бывают… Перевоевал…

Костя тоже подивился такому простому и логичному объяснению. Наклонившись между водителем и пассажиром он, улыбаясь, процитировал Билли — Караченцева из «Человека с бульвара Капцинов».

— Живут же люди, влюбляются… Ходят в библио… теки…

Обстановка разрядилась, однако ощущение очередного порожняка чуть-чуть свербило где-то под мозжечком.

В столовой, за оперским столом, как одинокий тополь на Плющихе, восседал Саша Бескудников, без аппетита хлебая рассольник. Завидев рано возвратившихся, скучных товарищей он разом «ожил»:

— A-а! «Борода» по ходу у вас!

Он похлопал, присевшего рядом с ним Рябинина, по плечу:

— Я же говорил, Сергофан, без меня у вас мазы не будет!

— Достаточно… — хмуро остановил его тот, погружая ложку в тарелку, — у людей сегодня выходной день, а ты орёшь…

Оголодавшие из-за тупого лежания в траве да на свежем воздухе, опера жадно и шумно «утрамбовывали» в желудки холодные остатки обеда. На глумящегося Беса внимания никто не обращал.

— А где наши-то? — Костя встал с опустошенной тарелкой, рассчитывая сходить к поварам и выпросить добавки, — на «выводке» ещё?

— Да они уехали всего с полчаса назад, — ответил Бес, взглянув на свои часы, — Слюняй такую бодягу развел… Вон, видели ни пэпсов, ни участковых почти нет…