Барабаны осени. Книга 1. На пороге неизведанного - Диана Гэблдон

Я пробыла в хижине Мюллеров три дня, помогала восемнадцатилетней Петронелле при первых родах. И последних, как заявила сама Петронелла. Семнадцатилетний супруг Петронеллы, который осторожно заглянул в комнату на второй день, получил на свою голову ушат отборной немецкой брани и с пылающими от обиды ушами поспешно ретировался в сарай, служивший в те дни убежищем для мужчин.

Все же спустя несколько часов я наблюдала, как Фредди – теперь он выглядел куда моложе своих семнадцати – робко опустился на колени рядом с постелью жены. Лицо у него было куда бледней простыни. Дрожащим пальцем он отодвинул одеяльце, прикрывавшее личико новорожденной дочери, и молча разглядывал красное личико и головку с темными клочками волос, а затем поднял глаза на жену, словно ожидая подсказки.

– Ist sie nicht wunderschön?[22] – нежно шепнула Петронелла.

Он медленно кивнул, потом уронил голову жене на колени и разрыдался. Все женщины в комнате по-доброму улыбнулись и отправились накрывать на стол.

Обед удался на славу. Когда поступал вызов от Мюллеров, всегда можно было рассчитывать на вкусную еду. Даже теперь внутри ощущалась приятная тяжесть от клецок и жареной Blutwurst[23], а вкус яичницы-болтуньи, оставшийся во рту, слегка скрашивал не слишком приятную ситуацию, в которой я оказалась.

Я надеялась, что Джейми с Иэном сумели приготовить что-нибудь съедобное, пока меня не было. Лето заканчивалось, но горячая страда еще не наступила. Полки кладовой изрядно опустели, как раз, чтобы принять щедрый осенний урожай; тем не менее там еще оставался сыр, а на полу стояли большой глиняный горшок с соленой рыбой, мешки с мукой, маисом, рисом, бобами, ямсом и толокном.

Джейми вообще-то умел готовить – по крайней мере освежевать дичь и поджарить ее на костре, – а я приложила все усилия к тому, чтобы посвятить Иэна в тайны приготовления каши из толокна, но все же я подозревала, что мужчины не утруждали себя готовкой, а предпочли обойтись вяленым мясом и луком. Может, они действительно слишком уставали после того, как целый день занимались тяжелой работой – валили деревья, пахали землю, тягали с гор тяжелые оленьи туши, – чтобы еще и готовить, а может, поступали так нарочно, чтобы я чувствовала себя необходимой.

Гора укрыла меня от порывов ветра, однако дождь лил по-прежнему, и тропинка совсем размокла. Идти по ней было опасно, опавшая листва плыла в лужах, ненадежная, как зыбучие пески. Копыта хлюпали при каждом шаге.

– Хороший мальчик, – сказала я ласково. – Держись, ты славный парнишка.

Конь прянул ушами, но не повернул головы, продолжая осторожно перебирать ногами.

– Мишка? – спросила я. – Как ты?

У жеребца не было имени. Точнее, было, но я его не знала. Человек, у которого Джейми купил коня, называл животное по-немецки; по словам Джейми, это имя не подходило для коня, принадлежащего леди. Когда я попросила его перевести, он поджал губы и посмотрел на меня угрюмым взглядом истинного горца, отчего я пришла к заключению, что слово, должно быть, совсем неприличное. А поинтересоваться у Мюллера я в суматохе позабыла.

Джейми считал, что рано или поздно конь проявит свою суть и можно будет найти ему подходящее имя. Проскакав на нем немного, Иэн предложил назвать коня Зайчиком, но Джейми решительно покачал головой и заявил, что такое имя не подходит.

– Торопыжка, – предложила я. – Быстрый! Черт!

Конь остановился, наткнувшись на неожиданное препятствие. C горы, беззаботно подпрыгивая, с веселым журчанием бежал ручеек. Чистая прозрачная вода, бегущая по темным камням, являла собой прекрасное зрелище. К сожалению, ручей окончательно размыл тропу, которая, не выдержав неравной борьбы с непогодой, расплылась по горному склону.

Я сидела верхом не двигаясь, по лицу стекали капли. Другого пути не было. Справа от меня склон становился почти отвесным, так что попытка спуститься означала бы добровольно пойти на риск свернуть себе шею. Покрывшись испариной под одеждой, я пришпорила безымянного жеребца и повернула назад.

Если бы ручей не вышел из берегов, я вернулась бы к Мюллерам, а Джейми с Иэном еще пару дней пришлось бы жить самостоятельно. Но у меня не было выбора; предстояло либо отыскать другой путь к дому, либо остаться на месте и потонуть в дожде.

Я устало ехала обратно по собственным следам. Примерно в четверти мили от того места, где размыло тропинку, я обнаружила небольшую седловину между двумя каменными утесами. Такие впадины часто встречались в той местности, самая обширная находилась у подножия высокой горы, которую недаром звали Пиком Дьявола. Если я проеду вдоль седловины к другой стороне холма и поднимусь вверх, возможно, я снова набреду на тропу, что ведет на юг через гору.

Из седловины открывался прекрасный вид на подножие горы и голубую долину, что раскинулась внизу. Но вершины гор скрывались в черных тучах, время от времени озаряемых вспышками молний. Ветер утих, однако дождь только усилился. С этой стороны холма насыпь оказалась надежнее, почва была каменистой. Мы медленно ехали мимо ясеневых рощиц и стоящих поодаль дубов. Я приметила пышные заросли ежевики, чтобы сориентироваться, в случае чего, но останавливаться не стала. Судя по тому, как обстоят дела, хорошо бы добраться домой до того как стемнеет.

Желая отвлечься, я начала мысленно перебирать содержимое кладовой, размышляя, что приготовить, когда доберусь домой. Что-нибудь по-быстрому, подумала я, трясясь от холода, и, конечно, что-нибудь горячее. Рагу готовить слишком долго, суп тоже. Если в хозяйстве найдется кролик, можно обвалять его в яйце и кукурузной муке и обжарить. А если нет, можно сварить овсяной каши, бросив туда бекона для запаха, или пожарить яичницу с зеленым луком.

Я сглотнула слюну. Несмотря на капюшон и шапку волос, капли дождя барабанили по макушке, словно град.

И тут я поняла, что это и в самом деле град. На землю сыпались крошечные белые шарики. Спустя несколько секунд шарики стали размером с жемчужину и тяжело застучали по ковру из сырой листвы; звук напоминал автоматную очередь.

Конь яростно затряс головой, пытаясь избавиться от жалящих ударов. Я поспешно схватила поводья и направила беднягу под раскидистый каштан. Плотный навес из листьев надежно защищал от градин.

– Отлично. – Я ободряюще потрепала коня по боку. – Все в порядке. Мы в безопасности, если, конечно, молния не ударит.

Видимо, эта фраза прозвучала как вызов. Темное небо за горой Рон раскололось надвое, и несколько мгновений спустя низину сотрясло мощным раскатом грома, от которого с листьев каштана разом осыпались градины.

Кажется, молния ударила где-то далеко, за горой. Затем небо рассекли еще несколько вспышек, и с каждым новым ударом раскаты грома становились громче. Град закончился, но дождь не стихал. Хотя долина внизу исчезла в тумане, молнии освещали суровые горы, сверкая в небе наподобие перекрещенных костей на пиратском флаге.

– Раз гиппопотам, два гиппопотам, три гиппопотам, четыре гиппо…

Бум! Конь тряхнул головой и нервно переступил копытами.

– Знаю, каково тебе, – сказала я, вглядываясь в долину внизу. – Тише-тише, не волнуйся.

Новая вспышка озарила темный склон.

– Раз гиппопотам, два гиппо… – Могу поклясться, земля содрогнулась. Конь издал дикое ржание и встал на дыбы, хотя я изо всех сил натягивала поводья. Копыта замолотили по мокрым опавшим листьям. В воздухе повис сильный запах озона.

Вспышка.

– Раз, – процедила я сквозь зубы. – Черт возьми! Ой! Раз гиппо…

Вспышка.

– Раз…

Вспышка.

– Ой! Мама!

Я не поняла, как упала. В один миг передо мной мелькнули поводья, панически метнулось сильное тело животного весом в добрую тысячу фунтов. В следующий миг я уже лежала на земле, глядя в кружащееся темное небо.

От удара из меня едва не вышибло дух, я отчаянно пыталась снова собрать себя в кучу. Затем мне все же удалось сделать вдох. Я лежала неподвижно, с закрытыми глазами. Дождь лил в лицо, вода собиралась озерцами в глазницах и струйками стекала к ушам. Лицо и кисти рук окоченели от холода. Руки, по счастью, шевелятся. Ноги. Я подвигала левой – больно, но не слишком, только колено саднит. Я с трудом повернулась на бок – мешала намокшая, тяжелая одежда. И все же эта одежда защитила меня от серьезных травм.

Донеслось тихое ржание, едва различимое в оглушительных раскатах грома. Лошадиная голова торчала из зарослей кустарника футах в тридцати выше по склону. Прямо за зарослями гора резко шла под уклон. В том месте, где я упала и скатилась вниз, пролегла глубокая борозда.

Выходит, конь стоял у самого обрыва, который я не заметила из-за разросшихся кустов. Наверное, в панике он отступил к краю, но интуитивно почуял опасность и подался назад, ничуть не позаботившись о всаднице, и я соскользнула вниз.

– Ах ты ж, мерзкая скотина! – проворчала я. Уж не заключало ли незнакомое немецкое имя в себе подобной характеристики? – Я из-за тебя чуть шею не свернула.