Барабаны осени. Книга 1. На пороге неизведанного - Диана Гэблдон

Сперва мягкий песок поддавался легко, но спустя несколько минут пальцы наткнулись на плотную сырую землю. Я выбралась из укрытия и раздобыла палку. Вскоре и палку остановило что-то твердое – не кости и не металл. Камень, подумала я, нащупав пальцами нечто неподатливое и овальное. Обычный речной камень? Вряд ли, решила я, поразмыслив. На гладкой поверхности были высечены какие-то знаки, похожие на иероглифы.

Раскопки больше ничего не дали. Либо остальную часть Йорика закопали в другом месте, либо слишком глубоко, куда мне не добраться. Я сунула находку в карман и присела на корточки, спрятав руки в складках юбки. По крайней мере, физические упражнения помогли мне согреться.

Я уселась поудобнее и взяла в руки череп. Довольно отталкивающая компания, надо сказать. И все же то, чем я занималась последний час, меня отвлекло, помогло не поддаться панике, что притаилась где-то в подсознании, готовая прорваться наружу, словно острый конец срубленной ветки. Ночь обещала быть долгой.

– Ладно, – сказала я черепу. – Давно читал что-нибудь стоящее? Сдается мне, что давненько. Может, немного поэзии?

Я прокашлялась и начала с Китса, для разогрева продекламировав «Из отвращения к вульгарному суеверию», а следом «Оду к греческой вазе».

Ты плачешь у меты – она цвететВсегда прекрасная, но не тоскуй —Тебе любить в безбрежности минут![25]

– Там еще дальше было, я запамятовала… Неплохо вышло, а? Может, что-нибудь из Шелли? Полагаю, «Ода западному ветру» придется тебе по душе.

Я вдруг поняла, почему я так думаю. Никаких видимых причин считать, что Йорик был индейцем, у меня не было, но мне так казалось – скорее всего, из-за камня. Поежившись, я продолжила читать в надежде, что великая английская поэзия не хуже пламени костра отпугнет диких зверей.

Дай стать мне лирой, как осенний лес,И в честь твою ронять свой лист спросонья.Устрой, чтоб постепенно я исчез

Обрывками разрозненных гармоний.Суровый дух, позволь мне стать тобой!Стань мною иль еще неугомонней!

Развей кругом притворный мой покойИ временную мыслей мертвечину.Вздуй, как заклятьем, этою строкой

Золу из непогасшего камина.Дай до людей мне слово донести,Как ты заносишь семена в долину.

И сам раскатом трубным возвести…[26]

Финальная строчка замерла у меня на губах. На склоне горы горел огонь. Маленькие искры превратились в пламя. Сперва я решила, что горит какое-нибудь дерево, в которое ударила молния, оно тлело весь день, и вот теперь ветер раздул пламя, но затем я увидела, что огонек двигается. Он медленно скользил по склону мне навстречу.

Я вскочила на ноги и только тут вспомнила, что не обута. Я в панике бросилась шарить вокруг, нащупывая туфли. Тщетно.

Я поднялась во весь рост и схватила череп, готовая встретить опасность лицом к лицу.

Огонек приближался, скользя вниз по холму, словно облачко тумана. В оцепеневшем мозгу билась случайная строчка из Шелли: «Заклятый враг! Свирепствуй! Будь готов»…[27] В глубине сознания я отметила, что у Шелли были куда более крепкие нервы, чем у меня. Я прижала череп к груди. Так себе оружие; надеюсь, те, кто идет навстречу, кем бы они ни были, поостерегутся тотчас пустить в ход ножи или пистолеты.

Невозможно было поверить, что кто-то рыщет по лесу с факелом, причем пламя отнюдь не мерцало, как сосновая лучина или масляная лампа, а горело ровным светом.

Огонек, светившийся на высоте нескольких футов от земли, словно кто-то держал в руке факел, подбирался все ближе со скоростью человеческого шага. Я внимательно наблюдала за этим равномерным движением.

Я была надежно укрыта в своей норе: снизу меня наполовину скрывал берег, сверху – густые ветви. Я промерзла насквозь, но по спине бежал пот. Я чувствовала запах собственного страха. Я нервно перебирала пальцами ног, разрывая песок, готовая кинуться наутек.

Однажды в море я видела огни святого Эльма. Жуткое зрелище; так вот те трескучие синие вспышки совсем не походили на неумолимо приближавшийся неяркий огонек. Он не был синим и не мерцал, а ровно светился призрачным светом. В Кросс-Крике, когда видели огоньки в горах, говорили, что это болотный газ.

Ага, конечно, беззвучно прошептала я, держи карман шире!

Огонек миновал ольховые заросли и оказался на поляне прямо передо мной. И это был вовсе не болотный газ.

Высокий мужчина, совсем раздетый, если не считать набедренной повязки. По рукам, по ногам и вдоль туловища у него шли красные полосы, лицо от лба и до подбородка сплошь было покрыто черным, а на голове сидел убор из перьев, в центре которого торчали два длинных индюшиных пера; из-под убора виднелись длинные волосы, смазанные чем-то жирным.

Меня надежно скрывала темнота, а незнакомца целиком освещал факел, бликуя на безволосой груди и плечах. Но он точно знал, что я там.

Я не отваживалась пошевелиться. Собственное дыхание казалось невыносимо громким. Мужчина остановился и смотрел в скрывавшую меня темноту, словно на дворе царил белый день. Факел в его руках не дрожал, горел ровно и бесшумно, напоминая тусклым светом пламя восковой свечи в руках мертвеца.

Вдруг я поняла, что больше не боюсь. Сердце билось ровно и размеренно.

– Что тебе нужно? – спросила я и тут же осознала, что мы уже несколько минут разговариваем. В словах мы не нуждались. Между нами будто образовалась незримая связь.

Легкий ветерок немного разогнал тучи, в просветах виднелось темно-синее небо, усеянное звездами. Лес затих, как всегда по ночам: деревья поскрипывали, покачиваясь, шуршали кусты, ветки которых перебирал ветер, эхом доносилось журчание невидимого глазу ручья.

Я глубоко вздохнула, вдруг почувствовав, что живу. Ароматы зеленых растений, хвои и прелой листвы смешивались со свежими запахами после дождя. Мокрые камни, влажная земля, сырость поднимающегося из низин тумана, воздух, напоенный озоном, – все это поражало, сбивало с ног, как внезапный удар молнии.

Земля и воздух, вдруг подумалось мне, а еще вода и огонь. И я стою среди четырех стихий, пользуясь их благосклонностью.

– Что тебе нужно? Я ничем не могу тебе помочь. Я знаю, что ты здесь, я тебя вижу. И все.

Никакого движения, ни одного слова. Но в моем сознании прозвучал чужой голос.

– Хватит и этого, – сказал призрак.

Он медленно повернулся и пошел прочь. Он сделал две дюжины шагов, и тут его факел погас, и незнакомец растворился в небытии, как сумерки поглощает ночная тьма.

– Ох, – проронила я, несколько растерявшись. – Господи боже.

Ноги дрожали; я опустилась на землю, положив на колени череп, про который уже успела забыть.

Я долго сидела так, вглядываясь и прислушиваясь, но больше ничего не происходило. Меня окружали мрачные неприступные горы. Возможно, утром я вновь отыщу тропинку к дому, однако теперь блуждания в потемках ничего хорошего не принесут.

Я больше не боялась; страх покинул меня во время встречи с… что бы это ни было. Но я все еще мерзла и была очень-очень голодна. Я положила череп на землю и свернулась вокруг него клубочком, укрывшись влажным пальто. Уснуть долго не получалось; я лежала в сырой норе и наблюдала за звездами в просветах меж туч.

Я все пыталась понять, что же такое произошло в последние полчаса… Правда в том, что нечего было и понимать, на самом деле ничего не случилось. Хотя дух остался рядом, неведомым образом убаюкивая, и я уснула, устроившись щекой на подушке из опавших листьев.

Спала я тяжело из-за холода и голода; сны проносились вереницей ужасных образов. Деревья, подпаленные молнией, горели, как факелы. Деревья, вырванные из земли, ползли ко мне, перебирая корнями.

Я лежала под дождем с перерезанным горлом, горячая кровь струилась по телу, согревая замерзшую грудь. Пальцы одеревенели и не двигались. Капли дождя холодными молоточками барабанили по телу, словно град, а потом вдруг становились теплыми и мягкими и поглаживали лицо. Меня хоронили заживо, черная земля засыпала открытые глаза.

Я проснулась; сердце стучало как бешеное. Была глубокая ночь; небо прояснилось и казалось бесконечным, меня обнимала кромешная тьма. Наконец я снова уснула.

Вдалеке выли волки. Я в страхе бежала от них по заснеженному осиновому лесу, а кроваво-красные капли смолы сверкали рубинами на белых, словно лист бумаги, стволах. Среди кровоточащих деревьев стоял мужчина с обритой головой, посредине остался лишь ирокез из гладких темных волос. На его губах играла неясная усмешка, а кровь на груди сияла ярче, чем смола на стволах осин.

Волчий вой ближе. Звери завывают и лают, в моих ноздрях сильный запах крови, я бегу со сворой, я бегу от своры. Я бегу. У меня волосатые лапы и белые клыки. Я бегу. В ноздрях запах крови, в ушах звон. Голод. Догнать, поймать, убить, растерзать. Кровь. Сердце бешено стучит, по жилам струится огонь. Азарт погони.