Алмазный венец севера - Larka

По лестнице с кормы устало спустилась леди Хельга, придерживаясь рукой за (как же оно называется?) перила, в общем. Лицо её оказалось чуть бледнее обычного, но она деловито-небрежно стряхнула с себя остатки небесного света. Скомкала это сияющее воздушное нечто в ладонях, а потом под десятками настороженных и удивлённых взглядов просто уронила за борт.

— На сутки силы святой молитвы хватит, капитан — а потом придётся снова что-нибудь придумывать, — голос её звучал спокойно. — Повторно одно и то же сразу не получится.

И тем не менее, лорд Хок тотчас рассыпался перед дамой в тысяче любезностей, благодарностей и смущённых похвал. Право, словно кто с размаху рассадил о скалу бутылку калёного стекла — каждое слово искрилось своим блеском неповторимого велеречия. Капитан предложил леди руку и лично, с горделиво расправленными плечами проводил ту в каюты.

"Ну да" — подумалось одиноко оставшемуся в своём закутке и всё время молчавшему как неотёсанный дундук поручику. — "Ну да, профессионализму почёт и уважение, невзирая на политические и прочие взгляды"

Ночь прошла кое-как. То есть, обе леди безмятежно проспали в каюте, которую капитан непонятным для себя образом сам же и предложил освободить — разумеется, от себя самого. Экипаж занимался своими делами, стоял вахты или спал в подвесных гамаках. Но Ларка с несчастной домовёнкой околачивались на палубе, стараясь далеко не отходить от борта — и при первых же позывах желудка на пару стремглав бросались туда. Отчего-то именно их двоих, как личностей насквозь сухопутных и донельзя приземлённых, укачивало даже это еле заметное колыхание мчащегося в ночи корабля.

К утру Ларка уже и сам не рад был, что родился на свет. И судя по страдальческой мордашке лохматой подружки по несчастью, оказывался в этой еретической мысли не одинок. Матросы посматривали скорее сочувственно, чем с презрением, а капитан снизошёл даже до того, что приказал коку напоить страдальцев соком свежевыжатого лимона.

При одном только виде обычного повара, откликавшегося на столь мудрёную кличку, а пуще того от одной лишь тени промелькнувшей в двух головах мысли о еде обоих снова замутило. Да с такой силой, что они вновь дружно повисли на проклятом раз наверное сотню фальшборте — свесившись наружу с немалым риском улететь совсем. Впрочем, мысль о том уже не вызывала у Ларки прежнего отвращения.

— О-ох, убейте меня, хомо… — домовёнка даже попыталась слабо сопротивляться, когда плечистый как гном боцман таки поймал ту за заднюю лапку во время совсем уж отчаянной попытки удрать за борт, и водворил обратно на палубу.

Моряк оказался вполне осведомлённым насчёт исцеления таких недугов. Ловкий подзатыльник — и едва мохнатая страдалица возмущённо открыла рот, как повар тут же ловко залил в малышку полсклянки смешанного с забористым ромом сока. Ларка сам почувствовал, как позеленел от одного только созерцания приёма чего-то внутрь — тем более что на палубе показалась госпожа Велерина, беззаботно лузгающая семечки. Однако, почти тут же что-то врезало по затылку ему самому, и обжигающе-кислая смесь словно сама собою влетела в рот.

Два пальца волшебницы зажали ему нос, и не ожидавшему столь изощрённого коварства поручику ничего не оставалось, как судорожно глотнуть.

— Вот и всё, щас малехо попустит, — с авторитетным видом пробасил боцман. И добродушно прислонив едва стоявшего на ватных ногах Ларку к чему-то надёжному, потопал по своим делам.

Парень тотчас ухватился за опору, другой рукой крепко удерживая за ухо слабо трепыхающуюся домовёнку. Лохматая служка сначала рвалась незатейливо утопиться. Даже робко отважилась сказать хозяину "тысяча морских чертей!" А потом вдруг смешно и тоненько икнула — нижние лапки её мягко подкосились да ослабли. Дошло! У Ларки и самого натощак всё поплыло перед глазами — а потому он осторожно, стараясь не давать кораблю раскачиваться чересчур уж сильно (а вдруг он ему поломает чего), перебрался с малышкой в укромный уголок. И тут, полуулёгшись спиной на бухту каната и положив на колени мохнатое и мурлыкающее песенку тепло, на пробу зажмурил глаза.

Вроде бы, ничего — с соблазном путешествия за борт уже можно было бороться весьма успешно…

Отчего полковник Морис на пару со смазливым корнетом отплясывал орочью мазурку, Ларке удивиться даже не пришло в голову. Сам он сидел, пришав к себе зачем-то урчащую подушку и любовался тем, как его величество король самолично стучал чего-то там молотком. То ли клёпки на здоровенную бочку набивал, то ли вовсе даже наоборот. В каком ухе тихонько так звенело и жужжало, он так и не понял. Лишь улыбнулся вылезшему из бочки здоровому мужику в смешной шапочке с детским помпоном.

Но мужик зачем-то подкрался к Ларке и принялся немилосердно его трясти. Причём не поддавался на мягкие отговорки и даже витиеватую пехотную ругань. Пришлось поручику изловчиться да пнуть оказавшегося мореманом мужика в щиколотку. Тот зашипел как пролитое на раскалённую сковороду масло, отскочил. Некоторое время потрал лодыжку, а потом неожиданно ловко подскочил ближе и так засветил в лоб, что в глазах отчего-то посветлело…

— Вашмилость! Проснитесь — капитан до себя кличет! — обнаружилось, что Ларка вовсю дрых разлёгшись на канатах, на нём нескромно обнимая лапками посапывала домовёнка, а рябой дюжий матрос осторожно тряс поручика за плечо.

— Иду… — парень на пробу попытался встать. В голове немного гудело — но так, без чрезмерности, пчёл всего с полдюжины. Зато лохматая малышка проснуться не соизволила, лишь скрутилась в клубочек и ещё более сладко замурчала во сне.

Палуба уже норовила удрать из-под ног без прежней резвости, а взгляд за борт и вовсе не вызывал прежнего помутнения во всём организме. От вчерашнего дива не осталось и следа, и теперь корабль бесцельно покачивался среди океана наподобие клочка мусора.

— Приснится же такое! — втихомолку проворчал поручик и принялся осторожно переставлять сапоги вперёд.

Правда, оказалось, что "иттить надобно вон туды", и Ларка без особых возражений развернулся и пошёл к возвышению на корме.

Здесь оказалось хоть и просторнее, но как-то неуютно. У колеса штурвала (надо же, запомнил-таки!) маялся от безделья бородатый матрос, на подвешенных к какому-то бревну подобии качелей колыхался давешний корнет, а капитан с самой озабоченной физиономией о чём-то шептался с леди в белой шёлковой блузке и таких отчаянно-розовых штанишках, что Ларка слабо поморщился и даже взмахом свободной от домовёнки руки попытался отогнать это неуместное тут видение.

Получилось не очень уж, чтобы — вернее, совсем не получилось. Потому поручик, на ходу прикинув что четь отдавать капитану наверняка не стоит, храбро отклеился от перил и на удивление самому себе бодро пересёк пустое пространство.