Собрание сочинений. Том 4. Рикша-призрак. Сказки и легенды. Труды дня - Редьярд Киплинг

— Я ничего не обещаю, — проговорил он наконец, — потому что не знаю, что могло произойти с машинами. Но вот судно, а вот мы.

При этом раздался легкий, недоверчивый смех, мистер Уардроп нахмурился. Он вспомнил, что в те дни, когда он носил штаны, он был главным механиком на «Галиотисе».

— Гарланд, Мекези, Нобль, Гэй, Наутон, Фише, О’Хара, Трумбулль.

— Здесь, сэр! — Инстинкт повиновения вызвал обычный ответ.

— Вниз!

Все встали и пошли.

— Капитан, я попрошу у вас и остальных людей. Они нужны мне. Мы вынем мои запасы, выбросим все ненужное и потом починим машину. Мои люди вспомнят, что они на «Галиотисе» — под моим началом.

Он пошел в машинное отделение, все остальные пристально смотрели на него. На море они привыкли ко всяким случайностям, но ничего подобного не случалось с ними. Все, кто ни видел машинное отделение, были уверены, что только новые машины могли сдвинуть с места «Галиотис».

Запасы вынули из машинного отделения, и лицо мистера Уардропа, покрасневшее от ползания на животе, просияло от радости. Запасное оборудование «Галиотиса» было чрезвычайно многочисленно, а двадцать два человека, вооруженные домкратами, дифференциальными блоками, канатами, клещами и горнами, могут не моргая смотреть в глаза судьбе. Экипажу было приказано поставить на место вал, болты и прочее. Когда они исполнили приказание, мистер Уардроп прочел им целую лекцию о починке сложных механизмов без помощи мастерских, и все слушали его, сидя на стоявших без дела машинах. Голос мистера Уардропа то становился громче, то затихал, пока ранняя тропическая ночь не сомкнулась над стеклянным люком машинного отделения.

На следующее утро началась работа.

Уже было сказано, что конец шатуна попал в стойку штирборта, пробил ее и вышел наружу. По-видимому, дело было безнадежно, так как шатун и стойка как бы спаялись друг с другом. Но тут Провидение на одно мгновение улыбнулось им, чтобы ободрить их на предстоявшие им тягостные недели. Второй машинист — человек скорее удалой, чем способный — ударил наудачу молотом по чугунной подпорке, и серый кусок металла вылетел из-под застрявшего конца шатуна, а сам шатун медленно, с громом свалился куда-то во тьму.

Первый удар был нанесен.

Остаток дня они провели, чиня лебедку, которая стояла как раз перед люком машинного отделения. Брезент с нее был, конечно, украден, а восемь месяцев жары не способствовали ее улучшению. К тому же предсмертное движение «Галиотиса», а может быть, и малаец, хозяин шлюпочной мастерской, неловко приподняли машину на болтах и неаккуратно опустили ее на место.

— Будь у нас хоть один кран для поднятия груза! — со вздохом проговорил мистер Уардроп. — Мы можем, если очень постараемся, снять крышку цилиндра, но вынуть поршень из цилиндра можно только с помощью пара. Ну, пар-то мы завтра добудем.

На следующее утро с берега «Галиотис» был виден сквозь облако, словно дымила палуба. Его экипаж гнал пар сквозь шаткие, дававшие течь трубы во вспомогательную паровую машину. Когда нечем было заткнуть трещину, они снимали одежду с бедер, затыкали ею и ругались, наполовину сваренные и в чем мать родила. Машина работала — только благодаря постоянному вниманию — и работала достаточно долго для того, чтобы опустить трос в машинное отделение и закрепить его на крышке цилиндра передней машины. Трос шел довольно легко, через отверстие в люке его просунули на палубу. Затем наступил трудный момент: необходимо было добраться до поршня и до поршневого стержня. Вынули два больших болта из поршневого кольца, привинтили два крепких болта вместо ручек, сложили трос вдвое и заставили полдюжины людей ударять импровизированным тараном по концу поршневого стержня там, где он выглядывал из поршня, а паровая машина приподымала сам поршень. После четырех часов убийственной работы стержень внезапно соскользнул, и поршень порывисто поднялся, ударив несколько людей в машинном отделении. Но когда мистер Уардроп объявил, что поршень не разбился, раздались радостные восклицания, и пострадавшие забыли о своих ранах, машину быстро остановили: с ее паровым котлом нельзя было шутить.

День за днем пищу привозили на лодках. Шкипер еще раз унизился перед губернатором и получил разрешение доставать воду для питья у малайца, живущего на берегу и строившего лодки. Вода была нехороша, но малаец готов был поставлять что угодно, только бы получать деньги.

В один из этих ужасных дней весь экипаж, голый и худой, поставил почти на место стойку штирборта, как известно, треснувшую. По окончании работы мистер Уардроп нашел всех спящими и дал им день отдыха, отечески улыбаясь. Проснулись они для новой и еще более трудной работы: нужно было заделывать щели железными пластинками, сверля их вручную, без всяких вспомогательных инструментов. Питались люди все время плодами, преимущественно бананами, иногда саго.

То были дни, когда люди теряли сознание над сверлами и ручными наковальнями; падая, они оставались лежать на том месте, где упали, если тела их не мешали товарищам. Мало-помалу стойка штирборта была отремонтирована, и матросы думали, что все уже кончено. Но мистер Уардроп объявил, что этого недостаточно для поддержки машин. Цилиндры должны быть поддержаны вертикальными стойками, поэтому часть людей должна отправиться на корму и нос и вынуть с помощью напильников баканцы большого носового якоря, каждый из которых имел три дюйма в диаметре. Те, которые не плакали (а плакали они по всякому поводу), бросали в Уардропа горячими углями и грозились убить его, но он ударял их железными прутами, раскаленными на конце, и они, хромая, бросались вперед и возвращались с баканцами. После этого они проспали шестнадцать часов. Через три дня две стойки были на месте, скрепленные болтами от подножия стойки штирборта до нижней части цилиндра. Оставался только конденсатор, хотя он пострадал не так сильно, на нем стояли заплатки, в четырех местах он нуждался в подпорках. Для этой цели сняли главные стойки мостика; обезумевшие от усталости люди только тогда, когда все было на месте, поняли, что нужно еще сплющить полукруглые железные прутья для того, чтобы дать воздушным рычагам возможность свободно двигаться. То был недосмотр Уардропа, и он горько плакал на глазах у всех, когда отдавал приказание снять болты со стоек, положить в огонь и расплющить их молотком. Сломанная машина была надежно укреплена, деревянные стойки сняты из-под цилиндров и возвращены ограбленному мостику, рабочие благодарили Бога за то, что хоть полдня им можно было работать над мягким, ласковым деревом вместо железа, мутившего им душу. Восемь месяцев в черной стране, среди пиявок, при температуре в 85 градусов и вечной сырости очень плохо действуют на нервы!

Самую трудную работу они оставили на конец — как это делают мальчики с латинской прозой, — и мистер Уардроп не мог дать им отдыха, несмотря на сильную усталость. Нужно было выпрямить поршневой стержень и шатун, а для этого нужно целое адмиралтейство со всеми приспособлениями. Утомленные люди снова принялись за дело, ободренные кратким отчетом об исполненной работе и затраченном времени, который мистер Уардроп написал мелом на переборке машинного отделения.

Прошло две недели — две недели убийственного труда — и перед ними забрезжила надежда.

Любопытно, что никто не знал, как выпрямили стержни. Матросы «Галиотиса» очень смутно помнили эту неделю, как больной лихорадкой вспоминает свой бред в течение долгой ночи. Повсюду были огни, рассказывали они, все судно представляло из себя один громадный пылающий горн, а молоты не умолкали ни на секунду. Но на самом деле поддерживался только один огонь, потому что мистер Уардроп отчетливо помнил, что вся работа происходила под личным его наблюдением. Они помнили также, что в продолжение многих лет какие-то голоса отдавали приказания, которым повиновались их тела, а души были далеко за морем. Им казалось, что они стояли целые дни и ночи, пропуская полосу железа взад и вперед сквозь белый огонь, составлявший часть судна. Они помнят невыносимый шум от дверец топки в горячих головах, помнят, как их жестоко били люди с сонными глазами. Когда труд их закончился, они во сне проводили в воздухе прямые линии и кричали: «Прям ли он?»

Наконец — они не помнят, днем это было или ночью — мистер Уардроп внезапно начал неуклюжий танец, проливая в то же время горькие слезы, и они танцевали и плакали и пошли спать, судорожно подергиваясь, а когда они проснулись, им сказали, что поршень и шатун стоят прямо, и никто не работал в течение двух дней. Все лежали на палубе и ели фрукты. Время от времени мистер Уардроп спускался вниз и поглаживал стержни, и слышно было, как он пел песни.

Потом тревога спала с его души, и в конце третьего дня праздности он начертил мелом на палубе какой-то рисунок, по углам которого стояли буквы. Он заметил еще какую-то неисправность и решил устранить ее. Горны снова были зажжены, и люди обжигались, но еле чувствовали боль. Законченная спайка была некрасива, но казалась достаточно прочной, по крайней мере такой же прочной, как и весь механизм. На этом и закончился труд. Оставалось только установить связь между машинами и добыть пищи и воды. Шкипер и четверо матросов вступили в переговоры с малайцем, ведя их большей частью по ночам. Другие оставались на борту и с помощью верной вспомогательной машины ставили на места поршень, шатун, крышку от цилиндра и болты. Крышка от цилиндра была не особенно надежна, а в шатуне, с научной точки зрения, можно было найти изъян, делавший его несколько похожим на погнувшуюся елочную свечку, которую выпрямили, погрев у печки; но, как говорил мистер Уардроп, это ничему не повредит.