Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации. Их любят, о них говорят - Федор Раззаков

Второй случай «неадекватного» поведения Рязанова произошел 3 декабря 1979 года в Киеве. В тот день в местном Доме кино у него состоялась встреча со зрителями. Вечер удался на славу. Рязанова, как говорится, «несло», и он в запале говорил вещи, которые по тем временам считались откровенной крамолой. К примеру, он рассказал о том, как Иннокентий Смоктуновский отказывался играть роль Ленина в фильме «На одной планете», как его вызывали в обком и буквально уговаривали согласиться на эту роль. И это на роль Ленина, играть которого, согласно официальной пропаганде тех лет, должен был мечтать каждый актер Советского Союза. Далее Рязанов посетовал на то, что их с Брагинским пьесы ставятся по всему Союзу, кроме Украины, что здесь их играют только в двух городах: Одессе и Севастополе. «Видимо, — заметил Рязанов, — потому, что это города-герои!» Зал был в восторге от такой смелости оратора, чего нельзя было сказать об устроителях встречи. Они прекрасно понимали, что будет с ними после того, как столичный гость покинет их гостеприимный город. И дурные предчувствия их не обманули. Буквально через несколько дней после вечера было созвано экстренное бюро Киевского горкома партии. Его итогом стала целая серия строгих выговоров тем, кто устраивал и проводил эту встречу. В Москву полетели официальные и неофициальные бумаги, стенограммы, протоколы, письма, в которых красочно описывались «подвиги» Рязанова в столице Украины. Вскоре вся творческая интеллигенция Москвы была в курсе этой истории. В какое учреждение или министерство Рязанов бы ни приходил, его неизменно встречали вопросом: «А что такое вы натворили в Киеве?»

Отголоски киевской истории Рязанов ощущал на себе в течение нескольких лет. Ему, правда, не стали объявлять строгий выговор (видимо, догадывались, что ему это наказание как мертвому припарка), а наказали иначе: пару раз не повысили зарплату, не выпускали за границу. А когда с самого «верху» все же потребовали публично наказать режиссера-смутьяна, секретариат Союза кинематографистов, выслушав извинения Рязанова, удовлетворился всего лишь общественным порицанием. В отличие, скажем, от Союза писателей, где люди, что называется, с удовольствием пожирали друг друга и плясали на костях коллег, в кинематографической среде существовали более человечные порядки. Хотя, конечно, дерьма и там хватало.

Несмотря на то что демонстрация «Гаража» в некоторых областях страны была запрещена, в прокате 1979 года он занял 17-е место, собрав 28, 5 млн. зрителей.

Свою следующую работу Рязанов снимал для телевидения. Однако получилось так, что и она пережила не менее сложные коллизии на своем пути к зрителю. Речь идет о фильме «О бедном гусаре замолвите слово». Это была первая (с 1963 года) лента, которую Рязанов снимал без своего постоянного соавтора — Эмиля Брагинского. На этот раз сценарий фильма был написан Рязановым с известным драматургом Григорием Гориным. Было это летом—осенью 1979 года. Поначалу идею постановки фильма по этому сценарию руководство «Мосфильма» одобрило. Однако пару дней спустя передумало, усмотрев в материале нехорошие ассоциации с реальной действительностью (как известно, речь там шла об охранном отделении, представитель которого — Мерзляев — рьяно борется со свободомыслием в уездном городке). И тогда Рязанов по старой памяти отдал сценарий на телевидение. И там дали «добро» на его постановку. Правда, с оговоркой, что необходимо сделать некоторые поправки. Понимая, что спорить бесполезно, Рязанов и Горин вынуждены были согласиться с этим условием.

Режиссерский сценарий переделывали в течение месяца. Поправки были существенные, но авторы шли на них, желая увидеть свое детище на экране. Но сколько душевных мук пришлось им вытерпеть, прежде чем эта мечта осуществилась! Несколько раз судьба картины буквально висела на волоске. Впервые это произошло в начале 1980 года. Руководители ТВ тогда заявили: «Обстановка сейчас не для комедий, а комедии острые, гражданские, и вовсе ни к чему. Идет война в Афганистане, а мы собираемся снимать фильм о том, как жандармы проверяют армию». Казалось, на картине поставлен крест, однако спустя несколько дней мнение руководителей Гостелерадио изменилось, и фильму вновь был дан «зеленый свет». Правда, месяцев на пять.

10 апреля 1980 года под Ленинградом начались натурные съемки, а две недели спустя Рязанов отправился в Москву показывать руководству первые кинопробы. Он очень надеялся на то, что пробы понравятся, поэтому отобрал самые лучшие. Но это не помогло. Было принято новое решение закрыть картину. На этот раз казалось, что фильм уже не спасти. Однако в дело вмешалось… руководство «Мосфильма». Из-за решения руководителей Гостелерадио из плана студии вылетало сразу две единицы (двухсерийная картина засчитывается как две), которые невозможно было ничем заменить. Подобного развития событий директор киностудии Сизов вынести не мог. На его счастье (и на счастье создателей фильма), его назавтра клали в кремлевскую больницу, где в эти же дни проходил лечение и председатель Гостелерадио Сергей Лапин. «Там я с ним и поговорю», — пообещал Рязанову Сизов.

Рязанов мало надеялся на успех подобного мероприятия, но это был последний шанс спасти картину. И этот шанс удалось использовать. В больничных покоях Лапин оказался намного сговорчивее, чем в останкинском кабинете. В перерывах между процедурами, когда медсестра готовила Лапина к очередному уколу, Сизов уговорил его возобновить производство фильма.

Фильм был закончен в августе того же года, однако к зритеио пришел лишь полгода спустя. За это время авторам картины пришлось выдержать сильный натиск сразу двух инстанций — Госкино и Гостелерадио, — которые требовали внести в фильм значительные поправки и сокращения. На какие-то из них авторы согласились, другие же с порога отмели. Это противоборство продолжалось до конца года. Наконец в декабре сторонам удалось прийти к обоюдному согласию. Но здесь ситуацию едва не испортил сам Рязанов. Что же произошло?

2 декабря состоялся очередной пленум Союза кинематографистов, на котором взял слово и Рязанов. Стоит отметить, что его выступление не было плановым, и организаторы пленума внесли его в список выступающих в самую последнюю очередь. Поэтому текст его выступления им посмотреть не удалось. И они об этом очень скоро пожалели. Рязанов, в частности, сказал:

«Если вспомнить демократическую литературу XIX века в России, то эта литература всегда была совестью нации. А когда я думаю о потоке, который читаю и смотрю, то понимаю, нашему искусству до совести еще очень далеко. Хотелось бы тут напомнить, что народ все видит, все знает и все помнит. Для художника критерий совести, боли за народ должен быть главным. Об этом здесь, конечно, не говорили, а народ об этом говорит.