Орел в песках - Саймон Скэрроу

Симеон шагнул вперед и сделал ложный выпад, потом еще один, но меч Баннуса не шевелился.

— Тебе стоит попробовать что-нибудь получше…

— Много болтаешь, — тихо ответил Симеон.

Потом он нанес укол, направленный в голову противника, но в последнее мгновение крутанул запястьем, так что лезвие прошло над блоком и метнулось к виску. Баннус присел и отшатнулся, спасаясь от удара, а Симеон провел серию атак, которые противник едва ухитрился отразить. В последний момент, когда Симеон уже почти оттеснил Баннуса к бедуинам на краю расчищенного пространства, разбойник ринулся вперед, под дугу меча соперника и толкнул его в грудь. Симеон покачнулся, а Баннус ткнул в него мечом: острое лезвие, прорезав складки туники, оставило длинную рану на груди проводника.

Симеон зарычал от боли и, приложив свободную руку к ране, через мгновение отнял ее; алые капли стекали с ладони.

Макрон поморщился и осторожно повернул голову к Катону.

— Плохо дело.

Продолжая следить за Симеоном, Баннус насмешливо крикнул:

— Римляне! Ваш приятель слишком стар и слишком медлителен. Скоро все кончится. Лучше попрощайтесь сразу.

Симеон зашатался, и Катон нервно сглотнул. С явным усилием Симеон пригнулся в боевую стойку и приглашающе махнул Баннусу:

— Давай, если думаешь, что можешь меня побить.

— С превеликим удовольствием.

Теперь атаковал Баннус — точной серией ударов, которые Симеон встретил столь же искусными блоками и защитой, но в конце атаки, когда Баннус отступил, Симеон дышал тяжело и часто моргал. Кровь неудержимо текла из раны и капала на землю, пропитывая песок. Катон почти смирился с неизбежным.

— Сколько еще продержишься, старина? — Баннус водил клинком из стороны в сторону, держа дистанцию до Симеона, и продолжал насмешки: — Ты умрешь от потери крови, постепенно слабея. Мне остается только выжидать, потом еще пара ударов — и все кончено. Ты труп, а Юсеф мой. Как я победил тебя, так однажды я смогу победить Рим.

— Нет! — крикнул Симеон и рванулся вперед, направив меч в голову противника.

В этой атаке не было особого искусства, а только грубая сила, которую Симеон обрушил на Баннуса. Последний с мрачным лицом ловко отбивал удары, отходя чуть в сторону и возвращаясь на место, пока Симеон переводил дух, хрипло дыша.

— Ты не воспользовался своим шансом, — холодно проговорил Баннус. — А мне надоело с тобой играть. Пора кончать. Прощай, Симеон.

Последние слова он процедил сквозь сжатые зубы, бросаясь на Симеона. Последовал шквал ударов; Симеон чувствовал, что ему все тяжелее и тяжелее защищаться. Внезапно Баннус прыгнул в сторону и яростно взмахнул мечом. Лезвие глубоко вошло в руку Симеона, державшую меч, и пальцы разжались. Меч качнулся и с глухим стуком упал на песок.

Симеон стиснул зубы, из его груди вырвался стон. Баннус стоял над ним, подняв клинок, и торжествующе скалился.

— Все кончилось так, как я и предполагал. Пора тебе присоединиться к Иегошуа. — Он шагнул вперед и взмахнул мечом.

Катон запрокинул голову и зажмурился. Макрон смотрел во все глаза с ледяным презрением к неминуемой смерти.

Симеон, не обращая внимания на лезвие меча, занесенное над головой, здоровой рукой выхватил кинжал из-за пояса Баннуса, развернув клинок острием вверх и одним непрерывным движением поднялся с земли. Все случилось так стремительно, что Макрон осознал, что произошло, только когда увидел рукоять кинжала у Баннуса под подбородком, а красное острие — там, где клинок пробил макушку разбойника. Баннус мгновение стоял с удивленным выражением на лице, приоткрыв рот. Потом руки бессильно опустились, меч выпал из безжизненных пальцев, и Баннус рухнул у костра, последний раз дрыгнув ногами в агонии.

На мгновение воцарилась тишина. Симеон неуверенно поднялся на ноги и посмотрел на поверженного Баннуса:

— Я же говорил, много болтаешь.

Катон открыл глаза, удивляясь, что еще жив, и тут увидел Баннуса, распростертого у ног Симеона.

— Что случилось?

Макрон взглянул на друга:

— И ты пропустил такое? Нет, ты безнадежен, приятель! — Макрон оглянулся на воинов-бедуинов за его спиной, аккуратно уперся пальцем в лезвие, все еще приставленное к горлу, и с улыбкой отвел его в сторону: — Ну, то есть, конечно, если ты не возражаешь?

Бедуины отошли от римлян. Макрон и Катон, поспешив к Симеону, усадили его на песок. Катон разорвал тунику Баннуса на лоскуты. При свете костра раны выглядели чистыми, и римляне перевязали Симеона. Юсеф смотрел на них, дрожа и не двигаясь с места; он много натерпелся за эти дни, оторванный от своих людей. Закончив перевязывать Симеона, Катон снял одеяло с седла Баннуса и обернул плечи мальчика.

Теперь, когда веселье закончилось, бедуины перестали обращать внимание на римлян и устроились на ночлег. Они приготовили на костре ужин, и вождь пригласил остальных разделить с ними трапезу. Симеону досталось почетное место; бедуины оживленно обсуждали схватку, однако усталый Симеон не мог поддерживать беседу и попросил отпустить его спать. Катон приготовил ему постель и помог улечься, накрыв плащом, чтобы сохранить тепло, когда потухнет костер. Потом, приготовив постель и для мальчика, Катон уселся рядом с Макроном, и они глядели через костер на бедуинов.

Макрон пробормотал:

— На волоске висели. Никогда еще не был так уверен в смерти. — Он повернулся к другу: — И честно признаюсь, перепугался до усрачки.

— Ты перепугался? — Катон улыбнулся. — Не верю.

— Без шуток, Катон. В самом деле без шуток. — Макрон повернулся и посмотрел на Симеона. Юсеф подвинул свое ложе ближе к раненому и уткнулся головой в его здоровый бок. — Симеон просто хрен знает что за чудо. Нужно иметь стальные нервы, чтобы так дожидаться момента. Конечно, хуже всего то, что он спас нам жизнь.

Катон не сумел скрыть изумление:

— Хуже?

— Ну конечно. Это значит, что теперь я ему обязан.

Когда Катон проснулся наутро, бедуинов уже не было. Только неясные отпечатки в песке и наполовину прикопанные кучки верблюжьего навоза показывали, где вчера стоял их лагерь. Бедуины прихватили вещи Баннуса, а сундучок, отнятый им у Мириам, валялся распахнутым на песке. С крышки сундучка свешивался длинный кусок белой ткани с темными пятнами — возможно, от крови; неподалеку лежала простая глазурованная чаша. Катон аккуратно свернул саван и положил на место в сундучок, для надежности вложив чашу между складками ткани, и закрыл крышку, задвинув защелку. Огонь потух, и даже зола остыла. Труп Баннуса лежал там, где он упал; Катон оттащил его за кусты и похоронил еще до того, как проснулись остальные. Следующим встрепенулся Макрон; он резко сел и огляделся в поисках бедуинов.