Возлюбленный мой - Дж. Уорд

Борясь с собственным сознанием, она пыталась оставаться на связи с реальностью и с Джоном. Но когда он провел пальцем по ее соску, ей пришлось заставить свое тело не дергаться. Лэш любил вжимать ее в кровать до того, как случалось неизбежное, царапая и лапая ее по всему телу. Несмотря на то, что он обожал кончать, еще он тащился от прелюдии, ведь это выносило ей мозг.

Психологически умный ход с его стороны. Она-то, конечно, предпочла бы побыстрее со всем этим покончить…

Джон прижался эрекцией к ее бедру.

Щелк.

Тут ее самообладание не выдержало, достигая предела своей прочности и разрывая ее на части: подскочив, ее тело самопроизвольно разрывало контакт, их единение, полностью убивая момент.

Вскочив с кровати, она чувствовала ужас Джона, но была слишком занята, пытаясь справиться с собственным страхом, чтобы объяснить ему все. Кружа по комнате, она отчаянно пыталась зацепить за реальность, глубоко дыша, но не от страсти, а по причине неудержимой паники.

Как же это было хреново.

Гребаный Лэш... она убьет его за это. Не за то, что ей пришлось пережить, а за то, в какое положение она только что поставила Джона.

– Прости, – простонала она. – Мне не стоило начинать это. Мне очень жаль.

Немного придя в себя, она остановилась перед шкафом и посмотрела в зеркало на стене. Пока она металась по комнате, Джон встал с кровати и подошел к раздвижным стеклянным дверям, и сейчас он стоял, скрестив руки на груди, плотно сжимая челюсти, и смотрел в ночь.

– Джон ... дело не в тебе. Я клянусь.

Он покачал головой и даже не посмотрел на нее.

Она закрыла лицо ладонями, тишина и напряжение между ними будили в ней желание сбежать. Она просто не могла справиться со всем этим – с тем, что чувствовала и что сделала с Джоном, и всем этим дерьмом с Лэшем.

Ее взгляд упал на дверь и мышцы напряглись, толкая ее к выходу. И это так на нее похоже. Всю свою жизнь, она всегда полагалась на свою способность растворяться, не оставляя после себя никаких объяснений, никаких следов, ничего, кроме воздуха.

Что было хорошей чертой для наемного убийцы.

– Джон...

Он повернул голову, и когда их взгляды встретились в отражении свинцового стекла, в его глазах горело сожаление.

Он ждал, пока она заговорит, и ей стоило бы сказать ему, что будет лучше, если она сейчас же уйдет. Она должна была бросить еще одно вялое, тупое извинение, а затем дематериализоваться из комнаты... и его жизни.

Но все что она смогла, это лишь прошептать его имя.

Он повернулся к ней лицом и сказал одними губами: «Мне очень жаль. Иди. Все нормально. Иди».

Но она не смогла двинуться с места. А потом открыла рот. Когда она поняла, что в задней части горла образовался ком, то не смогла поверить, что он собирается принять форму слов. Откровения были совершенно ей не присущи.

Черт возьми, она что, на самом деле собиралась это сделать?

– Джон... Я... Я... Меня...

Переместив взгляд, она посмотрела на свое отражение. Ее острые скулы и смертельная бледность были результатом чего-то гораздо большего, чем нехватка сна и питания.

Внезапно вспыхнув от гнева, она выпалила: – Лэш не был импотентом, ясно? Он не был... импотентом…

Температура в помещении упала так быстро и так низко, что ее дыхание превратилось в облачко пара.

И то, что она увидела в зеркале, заставило ее развернуться и сделать шаг назад, подальше от Джона: его синие глаза светились каким-то адским огнем, верхняя губа поднялась вверх, обнажая клыки, настолько острые  и длинные, что напоминали кинжалы.

Предметы по всей комнате начали вибрировать: прикроватные лампы, одежда на вешалках, зеркало на стене. Коллективное дребезжание переросло в глухой рев, и ей пришлось прижаться к бюро, в противном случае она просто упала бы.

Воздух стал живым. Заряженным. Наэлектризованным.

Опасным.

А Джон был центром этой бушующей энергии, его ладони сжались в кулаки так крепко, что дрожали предплечья, бедра напряглись, когда он принял боевую стойку.

Рот широко распахнулся, голова наклонилась вперед... и он испустил боевой крик…

Звук взорвался вокруг нее, столь громкий, что ей пришлось прикрыть уши руками, и она почувствовала, как мощная волна воздуха ударила в лицо.

В какой-то момент она подумала, что он обрел голос, но не голосовые связки издавали сейчас этот рев.

Стеклянные двери за его спиной повылетали, разбиваясь на тысячи осколков, что рассыпались и подпрыгивали на полу, ловя и отражая свет, словно капли дождя.

Словно слезы.

Глава 40

Блэй понятия не имел, что сейчас протягивал ему Сэкстон.

А, ну да, это была сигара, и довольно дорогая, правда ее название совершенно не отложилось в голове.

– Думаю, тебе понравится, – сказал мужчина, откидываясь в кожаное кресло и прикуривая. – Она мягкая. Крепкая, но мягкая.

Блэй щелкнул своим Монбланом, наклонился вперед и глубоко вдохнул. Когда дым проник в легкие, он почувствовал на себе взгляд Сэкстона.

Снова.

Он все еще не мог привыкнуть к вниманию, поэтому решил просто осмотреться: сводчатый темно-зеленый потолок, глянцевые черные стены, кожаные кресла темно-красного цвета и кабинки. Множество человеческих мужчин с пепельницами под локтями.

Короче говоря, не на что отвлечься от глаз Сэкстона, от его голоса, его одеколона…

– Расскажи мне, – произнес мужчина, выдыхая идеальное облачко голубоватого цвета, которое на мгновение затмило черты его лица. – Ты выбрал полоску до моего звонка или после?

– До.

– Я знал, что у тебя есть вкус.

– Правда?

– Да. – Сэкстон посмотрел на него через разделявший их столик из красного дерева. – Иначе я не пригласил бы тебя на ужин.

Ужин у Сала был... милым, на самом деле. Они ели на кухне за отдельным столиком, и айЭм подготовил для них специальное меню из закусок и пасты, кофе с молоком и тирамису на десерт. Белое вино для первого блюда, и красное со  вторым.

В разговоре они придерживались нейтральных, но интересных тем  – и в конечном счете, ни о чем. Невысказанный вопрос между-ними-что-то-есть-или-все-таки-нет был реальной движущей силой каждого слова и взгляда, каждого жеста.

Так... это было свидание, подумал Блэй. Своего рода  переговоры с подтекстом, прикрываемые болтовней о прочитанных книгах и любимой музыке.

Куин, конечно же, сразу бы перешел к сексу. У парня не хватало терпения на такого рода тонкости. К тому же он не любил читать, и музыка в его наушниках была такой тяжелятиной, что ее мог выдержать лишь сумасшедший или глухой на оба уха человек.