Хищное утро (СИ) - Юля Тихая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В машине мы спорили: Ёши, хмурясь, говорил, что нельзя быть уверенными, будто Става не заглядывает на эти торги и не приносит в жертву людей, просто сама она — помимо прочего, — великолепная актриса и имеет некий сложный, далеко идущий план. Я настаивала, что не дело гражданским лицам мешаться в полицейском расследовании, и что паранойя не доводит до добра.
Я рассказала и о плохих вопросах, которые задавал Сыск Конклаву, и о Комиссии, и о Харите Лагбе, которая бросила в меня резким — «что ты ей сказала?!». И Ёши то ли согласился в конце концов, то ли просто смирился со своим неизбежным провалом.
— Может быть, давно пора было забыть, — тихо сказал он куда-то в сторону.
Я сжала его пальцы.
— Вы были… близки?
— Не слишком, — он пожал плечами. — Большая разница в возрасте.
Ёши был уже почти подростком, долговязым, серьёзным и мечтающим о художественном училище, а Озора — свёртком в кружавчиках. Когда не стало родителей, Ёши уехал на материк, а Озора осталась на острове; её растили дальние родственники со стороны матери, получающие за это благое дело внушительное вознаграждение. Детская болтовня быстро утомляла, а Озора рано научилась быть сама по себе; хлипкая связь становилась с годами всё тоньше.
И всё же она была кровью и плотью умирающего Рода Се, а потому — бесконечно близкой. Её смерть была трагедией не для Ёши-человека, но для Ёши-колдуна, в существовании которого я ещё совсем недавно всерьёз сомневалась.
Этот же колдун сказал вчера: «ты позаботишься о моих предках». Это было почти оскорбительно, и вместе с тем — до странного глубинно-правильно; это была ответственность, которой меня учили; это было что-то ясное, простое и по-своему внушающее уважение.
Нет позора больше, чем гибнущий склеп. Наши предки продолжаются в нас; мы — их кровь, их воля, их память, отголосок их слов, новый виток их времени. Мы живём, а, значит, они — бессмертны. И каким бы чудаком ни был Ёши, бабушка уже велела к лету обновить ступени в материковом склепе Се, а имена его предков вписали в великую книгу Бишигов, чтобы зачитывать их над колдовской водой по воскресеньям.
Так я объяснила Ставе, а она заявила авторитетно:
— Вы все долбанутые.
Става приехала только к вечеру и выглядела ещё страннее, чем обычно: на ней был сплошной чёрный комбинезон без знаков отличия, из штанин которого торчали полосатые фиолетовые носки, а все руки были увешаны цветастыми фенечками. Встрёпанные косички придавали Ставе вид подростковый и придурковатый.
— Мы не идиоты, Бишиг, — сообщила Става, цокнув языком. — Нужно совсем не дружить с головой, чтобы не связать девицу с отменяющим знаком, книжки про трансмутацию и жертвоприношения.
Наверное, ей не полагалось бы рассказывать посторонним о ходе расследования, но Ставе было, похоже, плевать на правила. Она погрозила мне пальцем, напомнив о рамочном соглашении о конфиденциальности, вручила Ёши какую-то бумажную фитюльку с признанием его «доверенным свидетелем» (что бы это ни значило) и на этом сочла свой язык развязанным.
Магдалина Клардеспри пропала девятнадцатого числа; о её исчезновении — это была неожиданная подробность — заявил двоедушник, сокурсник, с которым она работала над какими-то расчётами по учёбе. Сначала заволновалась обычная полиция, и лишь затем — колдовская, причём Клардеспри умудрились даже заявить о вмешательстве в дела Рода.
— Весеннее равноденствие, — заметил Ёши.
Става закатила глаза:
— Что бы мы делали без тебя, умник!..
Следственная машина развернулась и без больших сомнений связала даты, знак и безумие с запретными ритуалами.
Там, где замешаны чернокнижники, Сыск всегда ищет серию, — а таинственная служба, на которую работала сама Става, по умолчанию подозревала всех в сотрудничестве с Крысиным Королём, а любое преступление — частью огромного коварного замысла. Двоедушники перетрясли архивы, свои и колдовские, и обнаружили в них ещё одно похожее исчезновение.
Делла Зене пропала в прошлом июне, за один или два дня до летнего солнцестояния. Ей было двадцать шесть, в колдовской полиции завели дело об исчезновении, а через пару месяцев — тихо его закрыли за отсутствием материала. Девушку так и не нашли.
Я нахмурилась. Огиц — большой город, в нём живёт достаточно колдовских семей, и всё же мы держимся достаточно близко, чтобы каждая смерть и каждый новый человек были заметны. Тем не менее, я ничего не слышала о том, чтобы искали Деллу Зене.
Бесследно исчезла колдунья из Большого Рода, и об этом не пошло даже слухов? Разве может такое вообще быть?
— Она приехала в Огиц за неделю до этого, — пояснила Става. — Её толком никто, наверное, не знал.
— Может быть, — я медленно кивнула.
Озора Се становилась третьим — хронологически первым — именем в трагической серии.
Весеннее равноденствие и летнее солнцестояние — странный набор временных точек для ритуала; ни одному из специалистов не было известно о том, чтобы их нужно было для чего-нибудь объединить в пару. Вместе с тем было достаточно чар, для которых годились любые равноденствия и солнцестояния, — и теперь следствие предполагало, что где-то в Огице есть ещё по крайней мере два женских трупа. В архивах колдовской полиции вместе с тем не нашлось ничего подходящего.
— Они могли не заявлять, — мрачно предположил Ёши. — Или обратиться значительно позже. Если замешаны Старшие Родов…
Я хотела было возмутиться, что у Ёши замешаны решительно все, но не может же быть, чтобы Старший отдал в кровавые жертвы дочь своего Рода, — но Става кивнула неожиданно серьёзно.
— Технически Магдалина Клардеспри жива, — понятия хищного утра и агонии разума Ставе, как видно, не давались, — но родня заперла её в больничке и отказывается сотрудничать.
На мой взгляд, это не было так уж странно: у всех свои способы пережить трагедию, а хищное утро — не убийство; я не могла бы обвинить ни в чём ни Клардеспри, ни Вржезе на основании лишь того, что им не захотелось разговаривать с мохнатой полицией. Но вместе это складывалось, конечно, в картину на редкость неприглядную.
Говорят, будто Крысиный Король вернулся; говорят, будто будет война. Под университетом Огица — скрытые запретными чарами комнаты, в которых никак не меньше нескольких лет встречаются чернокнижники и обмениваются друг с другом вещами откровенно ужасными. Кто-то в городе проводит ритуалы и приносит в жертву молодых колдуний, а их Рода — хранят трагическое молчание. Таинственный убийца без запаха до смерти избивает
