День исповеди - Аллан Фоллсом

— Хватит смертей, Умберто, — прошептал Марчиано. — Я уже в полной вашей власти. Прекратите кошмар, который творится в Китае. Прекратите его, и я дам вам то, что вы с самого начала желали заполучить.

— Отца Дэниела? — Палестрина вновь улыбнулся, на сей раз снисходительно. — Но ведь вы, Никола, говорили мне, что он мертв…

— Он жив. Если я попрошу, он придет сюда. Отмените последнее озеро и делайте с нами что хотите… Тайна вашего «Китайского протокола» умрет вместе с нами.

— Очень благородно, ваше преосвященство. Но, к сожалению, слишком поздно. В обоих смыслах. Китайцы капитулировали и уже сами просят как можно скорее заключить контракт. Несмотря на это… — теперь улыбка Палестрины была полна высокомерия, — на войне не бывает полумер; план кампании необходимо осуществить до конца… — Палестрина умолк и молчал так долго, что Марчиано стало ясно: этого человека не пронять никакими аргументами. — Что же касается отца Дэниела… Вам ни к чему трудиться и вызывать его, он сам стремится повидать вас. Может быть, сейчас, когда мы с вами беседуем, он уже находится в Риме.

— Это невозможно! — воскликнул Марчиано. — Как он мог узнать, где я и что со мной?

И снова Палестрина улыбнулся.

— Ему рассказал отец Бардони.

— Нет! Никогда! — Марчиано почувствовал, как его захлестывают почти непреодолимые гнев и отчаяние. — Он ни за что не предал бы отца Дэниела.

— Но он это сделал, ваше преосвященство… Возможно, он понял, что я прав, а вы с кардиналом-викарием заблуждались. Что будущность церкви стоит жизни человека, независимо от того, кто он и какое положение занимает. Ваше преосвященство… — Улыбка исчезла с лица Палестрины. — Можете не сомневаться, отец Дэниел придет.

Никогда в жизни Марчиано не испытывал ненависти. Но сейчас он ненавидел, причем с такой силой, какую прежде не мог даже представить себе.

— Я вам не верю.

— Верьте кому хотите…

Палестрина сунул руку в карман своего неизменного священнического пиджака и вынул оттуда небольшой мешочек из черного бархата, затянутый тесьмой, завязанной на бантик.

— В доказательство отец Бардони шлет вам это кольцо…

Положив мешочек на письменный стол, возле которого стоял Марчиано, Палестрина еще раз взглянул на кардинала, повернулся и вышел за дверь.

Марчиано не видел ухода Палестрины. Не слышал, как открылась и вновь закрылась дверь. Его взгляд был прикован к лежавшему перед ним бархатному мешочку. Медленно, трясущимися руками он развязал тесьму и открыл его.

Трудившийся рядом с башней садовник испуганно оглянулся, услышав душераздирающий крик.

125

Роскани шел в одиночестве по виа Инноченцо III. Утро выдалось жарким, и, по мере того как солнце поднималось, становилось все жарче и жарче. Перед ним находилась станция Сан-Пьетро. Он вышел из машины за полквартала оттуда, приказав Скале и Кастеллетти идти на станцию. Они должны были войти порознь, с разных сторон, один до прихода Роскани, а другой сразу после него. Им надлежало выследить Гарри Аддисона, но ничего не делать, чтобы не вспугнуть его, если только он не бросится бежать. Идея заключалась в том, чтобы предоставить Роскани оперативный простор и дать возможность поговорить с беглецом наедине, в самой спокойной обстановке, насколько возможно, но при этом занять такое положение, чтобы перехватить американца, если он попытается удрать. Никаких других полицейских там не было — ни прикрытия внутри, ни оцепления снаружи. Роскани дал слово.

Гарри Аддисон действовал довольно грамотно. Он позвонил на коммутатор Questura в двадцать минут одиннадцатого и просто сказал:

— Говорит Гарри Аддисон. Меня ищет Роскани.

После этого он продиктовал номер своего сотового телефона и повесил трубку. Засечь, откуда был сделан звонок, не успели. Вообще ничего не успели.

Через пять минут Роскани перезвонил ему из того места, куда его, Скалу и Кастеллетти отвезли сразу же, как только самолет приземлился в римском аэропорту, — из квартиры убитого священника отца Бардони.

Роскани: «Это Роскани».

Гарри Аддисон: «Нам нужно поговорить».

Роскани: «Где вы находитесь?»

Гарри Аддисон: «На железнодорожной станции „Сан-Пьетро“».

Роскани: «Оставайтесь там. Я приеду к вам».

Гарри Аддисон: «Роскани, приходите один. Вы меня не узнаете. Я совсем не похож на себя. Если я замечу полицейских, то сразу уйду».

Роскани: «Где именно на станции?»

Гарри Аддисон: «Я вас отыщу».

Роскани пересек улицу. Он подходил все ближе к станции. Он хорошо помнил, как поначалу намеревался встретить Гарри Аддисона. В одиночку, с пистолетом в руке. И убить его в отместку за убийство Джанни Пио. Но с тех пор все переменилось и неимоверно усложнилось. Такого развития событий никак нельзя было предвидеть заранее.

Если Гарри Аддисон здесь, на станции, как обещал, значит, он вне стен Ватикана. Роскани надеялся, что и отец Дэниел тоже не скрывается там. Чем черт не шутит, вдруг у него еще остается шанс закончить это дело, прежде чем Талья и политики вырвут его у него из рук…

Гарри проследил, как Роскани вошел в здание и пересек зал, а потом вышел на перрон и остановился на краю платформы. Станция Сан-Пьетро была незначительной и принадлежала к ветке, проходившей через Рим весьма долгим и невыгодным маршрутом и потому мало используемой пассажирами. Народу здесь было совсем немного. Оглядевшись по сторонам, Гарри увидел мужчину в спортивной куртке, но при галстуке, который вполне мог оказаться копом в гражданском. Этого человека он заприметил, однако, немного раньше, чем в вокзал вошел Роскани, и потому не мог быть в этом уверенным.

Выйдя из вокзала через другую дверь, он обошел здание с торца и вернулся на платформу с другой стороны. Он шел не торопясь, даже лениво. Обычный священник, дожидающийся поезда; вот только этот священник позаботился о том, чтобы засунуть свои фальшивые документы под холодильник в кухне квартиры на виа Николо V.

Через открытую дверь он увидел, что в станционный зал вошел еще один мужчина. У этого воротник рубашки был расстегнут, но спортивная куртка оказалась точь-в-точь такой же, как и на первом подозрительном человеке.

Теперь и Роскани заметил его и стоял, ожидая, пока Гарри подойдет.

Гарри остановился за десяток шагов.

— Вы же обещали прийти в одиночку.

— Я так и сделал.

— Нет, с вами еще два человека.

Гарри не мог бы утверждать это наверняка, но думал, что его предположение верно. Один из этих двоих все еще находился в здании, а второй вернулся на перрон и стоял там, глядя прямо на них.

— Держите ваши руки так, чтобы я их видел, — приказал Роскани, не отводя взгляда от Гарри.

— У меня нет оружия.

— Делайте, как я сказал.

Гарри вынул руки из карманов и почему-то почувствовал себя очень неуютно.

— Где ваш брат?

Голос Роскани звучал очень ровно. Ни намека на какие-нибудь эмоции.

— Его здесь нет.

— Где он?

— Он… в другом месте. В инвалидной коляске. У него сломаны обе ноги.

— В остальном он в порядке?

— Более или менее.

— Медсестра все еще при нем? Монахиня Елена Восо?

— Да…

Когда Роскани назвал имя Елены, Гарри почувствовал неожиданное волнение. Конечно, он был прав, когда сказал, что полиция сможет установить ее личность по тем вещам, которые ей пришлось бросить в пещере. А теперь он точно узнал, что полицейские считают ее их добровольной сообщницей. Ему ужасно не хотелось, чтобы она оказалась втянута во всю эту историю, но так уже случилось, и ничего нельзя было поделать.

Он резко оглянулся. Второй мужчина вышел на платформу и стоял поодаль, на таком же расстоянии, что и первый. За его спиной болтала и смеялась группа подростков, дожидавшихся поезда. Но полицейский был ближе.

— Вам не стоит меня арестовывать, Роскани, по крайней мере сейчас.

— Почему вы позвонили мне?

Полицейский все так же пристально смотрел на него. Он казался очень сильным физически и глубоко сосредоточенным. Как раз таким, каким Гарри его помнил.

— Я же сказал: нам нужно поговорить.

— О чем?

— О том, как освободить кардинала Марчиано из Ватикана.

126

Они ехали в плотном дневном потоке автомашин. Гарри с Роскани на заднем сиденье. Скала впереди, а Кастеллетти — за рулем. Они проехали по набережной Тибра, затем пересекли его и, углубившись в улицы на другой стороне, добрались до Колизея, проехали по виа Сан-Грегорио мимо руин Палатина и античного Большого цирка, потом по виа Остиенсе и через Международный выставочный комплекс — этакая экскурсия по Риму, во время которой можно было поговорить, почти не опасаясь, что их кто-нибудь выследит.