Занимательная Греция. Капитолийская волчица (сборник) - Михаил Гаспаров

Кто был самый долголетний человек? Исократ прожил сто лет и в 94 года написал одну из лучших своих книг; софист Горгий прожил 107 лет и, умирая в дремоте, сказал: «Сон передает меня своему брату – Смерти»; а гадатель Эпименид, как мы помним, будто бы прожил 157 лет, но из них 57 лет проспал.

Кто умер самою необычною смертью? Пожалуй, один философ, который умер от хохота, видя, что день, в который ему было предсказано умереть, подходит к концу, а он все еще жив.

Кто был самый первый?.. Здесь у греков были списки длинные-предлинные. Земледелию научила людей Де-метра, виноделию, конечно, Дионис. Буквы грекам привез из Финикии Кадм. Пилу, топор, бурав, отвес и клей изобрел Дедал. Паруса – сын его Икар (вспомним, как «сказку начинали оспаривать»). Гончарное колесо и якорь – почему-то наш знакомый скиф Анахарсис. Монархию «изобрели» египтяне, демократию – афинский герой Тесей (даром что царь!), а тиранию – Фаларид с его медным быком. Первый корабль был, конечно, у аргонавтов. Лук изобрели скифы, дрот – амазонки, а меч и копье – спартанцы… и так далее.

Кто был самый остроумный человек? Здесь решить всего трудней: остроумных людей в Греции было столько, что в Афинах существовал целый клуб остряков, за протоколы которого царь Филипп Македонский предлагал большие деньги.

Человеку свойственно смеяться

«Человеку свойственно смеяться» – слова эти принадлежат Франсуа Рабле и стоят в стихотворном вступлении к его чудо-роману «Гаргантюа и Пантагрюэль». Но мысль эта принадлежит Аристотелю, который первый сказал, что из всех живых существ смеяться умеет только человек. Греки никогда не забывали, что человеку свойственно смеяться, мы уже имели много случаев в этом убедиться. Вот еще один такой случай: отрывки из греческого сборника анекдотов под названием «Филогелос», что значит приблизительно «Смехач». Любимый герой этого сборника – «педант», ученый человек с удивительной логикой.

Педант, гуляя, заметил на улице врача, который обычно его лечил, и стал от него прятаться. Приятели спросили его – зачем? Он ответил: «Я очень давно не болел, и мне перед ним стыдно».

Педанту сделали операцию горла, и врач запретил ему разговаривать. Педант велел своему рабу отвечать вместо себя на приветствия знакомых и при этом сам говорил каждому: «Не прогневайтесь, что за меня с вами здоровается раб: это потому, что врач запретил мне разговаривать».

Сын педанта играл в мяч и уронил его в колодец. Заглянув туда, он увидел свое отражение и крикнул: «Отдай мяч!» Не получив мяча, он побежал к отцу и пожаловался. Отец пришел к колодцу, заглянул туда, увидел свое отражение и сказал: «Добрый человек, отдайте ребенку мяч».

Педант хотел спать, но у него не было подушки, и он велел рабу подложить ему под голову горшок. Раб сказал: «Он жесткий». Тогда педант велел набить горшок пухом.

Педант хотел узнать, хорошо ли он выглядит во сне. Для этого он лег перед зеркалом и закрыл глаза.

Педанту приснилось, что он наступил на гвоздь; проснувшись, он перевязал себе ногу. Приятель спросил, почему он это делает; узнав, в чем дело, он сказал: «Поделом нам, дуракам: зачем мы спим разутыми!»

Двое педантов шли по дороге, и один из них по нужде немного задержался. Вернувшись, он увидел надпись, оставленную товарищем на верстовом столбе: «Догоняй меня», и приписал внизу: «А ты подожди меня».

По реке плыла груженая лодка, глубоко осевшая. Педант сказал: «Если воды еще немного прибудет, то она пойдет ко дну!»

Педант плыл по морю; разразилась сильная буря, и его рабы стали плакать. «Не плачьте, – сказал он, – в моем завещании я вас всех отпускаю на волю!»

У педанта было хорошее вино в запечатанном кувшине. Раб просверлил кувшин снизу и понемножку отпивал вино. Хозяин удивлялся, почему вино убавляется, а печать цела. Приятель ему посоветовал: «Посмотри, не отпивают ли его снизу?» – «Дурак, – ответил педант, – ведь вино-то убавляется не снизу, а сверху!»

Педант увидел двух братьев-близнецов, сходству которых дивились люди. «Нет, – сказал педант, – первый похож на второго больше, чем второй на первого».

Педант разговаривал с двумя друзьями. Один сказал: «Нехорошо убивать овец: они дают нам шерсть». Другой сказал: «Нехорошо убивать и коров: они дают нам молоко». Педант сказал: «Нехорошо убивать и свиней: они дают нам мясо».

Педанту сказали, будто ворон живет больше двухсот лет. Он купил себе ворона и стал его кормить, чтобы проверить.

У педанта в доме жила мышь и грызла книги. Чтобы отомстить ей, он стал надкусывать мясо и класть ей в темное место.

Педант купил дом и, высовываясь из окна, спрашивал прохожих, к лицу ли ему этот дом.

Педант продавал дом и повсюду носил с собою кирпич в качестве образца.

Педант пришел навестить больного друга. Вышла заплаканная жена и сказал: «Его уже нет!» Педант сказал: «Когда вернется, передай, что я заходил».

У педанта умер сын. Встретив его школьного учителя, он сказал: «Простите, учитель, что мой сын не пришел в школу: он умер».

Анекдоты были не только о педанте. В Греции были два города, о жителях которых, вроде как о наших пошехонцах, постоянно рассказывали смешные вещи. Один мы знаем – это Абдера, где когда-то объявили сумасшедшим философа Демокрита. Другой – это Кима в Малой Азии. Когда Гомер скитался с песнями по Греции, в Киме его не оценили, и он проклял этот город: «Пусть здесь не родится ни один великий человек!» Проклятие это, пожалуй, все же не сбылось: родом из Кимы был один историк, ученик Исократа, описавший год за годом всю греческую историю с древнейших времен. Он был большой патриот и всюду вставлял упоминания, что в таком-то году случилось в Киме, а если вставлять было нечего, то писал: «В Киме в этом году ничего не произошло».

В Киме два человека купили по горшку сушеных фиг, но, вместо того чтобы есть каждому из своего горшка, они потихоньку таскали фиги друг у друга. Прикончив чужой горшок, каждый взялся за свой собственный и обнаружил, что он пуст. Они потащили друг друга в суд; судья внимательно их выслушал и велел им обменяться пустыми горшками и заплатить друг другу штраф.

В Киме хоронили знатного человека. Подошел приезжий и спросил: «Кто это умер?» Один кимеец обернулся и сказал: «Вон тот, который лежит на носилках».

Один человек из Кимы жил в Александрии, и там у него умер отец. Он отдал тело отца бальзамировщику и спустя положенное время попросил его обратно. У бальзамировщика были и другие покойники, поэтому он спросил: «Какие приметы были у твоего отца?» Кимеец ответил: «Он кашлял».

Отчего у города Кимы была такая дурная слава, тому было два объяснения. Первое – простое: хотя Кима – приморский город, его жители триста лет не брали пошлины с приплывающих кораблей; из этого все сделали вывод, что кимейцы триста лет не замечали, что их город стоит у моря. Второе объяснение замысловатее. В Киме у городского совета не было денег, и он попросил в долг у городских богачей под залог общественных портиков на главной площади. Вернуть долг город не смог, и портики перешли в собственность богачей, а те запретили горожанам гулять под ними. Но в дождливую погоду богачи чувствовали угрызения совести и посылали на площадь глашатая, который кричал: «Заходите под портики!» Приезжие из этого сделали вывод, что в Киме живет такой народ, который не знает даже, что в дождь нужно прятаться под портики.

Галльское нашествие

Чаша испытаний, выпавших Греции, была еще не полна. Оставалось пережить еще одно: нашествие варваров. Не восточных варваров Ксеркса, за которыми была память о дивных громадных царствах, – нет, северных варваров, незнакомых не только с законом, но и с царской властью, не имеющих за собой ничего, кроме отчаянной дерзости и храбрости. Это была как бы репетиция тех нашествий, которые семьсот лет спустя закончат собой всю историю древнего мира и будут названы «великим переселением народов».

Сейчас переселяющимся народом были галлы. Они жили в средней Европе, там их потеснили германцы, и они хлынули в поисках земли и добычи на юг и на юго-восток. Те, которые шли на юг, разорили Италию, со словами «Горе побежденным!» взяли дань с Рима и взяли бы и сам Рим, если бы гуси, загоготав вовремя на стене, не разбудили спавших защитников: так «гуси Рим спасли». А те, которые шли на юго-восток, перевалили через Балканы и оказались теперь на пороге Македонии и Греции. Это было ровно через двести лет после нашествия Ксеркса.

Македонским царем в это время был мимолетный Птолемей, по прозвищу Молния. Это был такой царь, что благочестивые люди не сомневались: галльское нашествие – это кара богов за его преступления. Ему не было и сорока лет, а он уже был виновником убийства отцом сына, убийства друга, убийства женщины с детьми.

Вот как это было. У александрийского царя Птолемея, умнейшего из наследников Александра, было два сына от двух жен: старший, Птолемей Молния, пылкий и неукротимый, и младший, Птолемей Филадельф («Братолюб»), спокойный и разумный. Умирая, старый Птолемей оставил царство не старшему сыну, а младшему. Оскорбленный Птолемей Молния бежал в Азию к Селевку и стал ждать своего часа. Час наступил, когда началась война старых исполинов, Селевка и Лисимаха. Семейные раздоры александрийского двора эхом откликнулись при Лисимаховом дворе: старый Лисимах был женат на сестре Филадельфа, молодой сын его – на сестре Молнии, обе женщины ненавидели друг друга, и жена Лисимаха одержала верх: царь приказал заточить и убить собственного сына. Это было первое убийство. После этого и двинулся на Лисимаха Селевк, разбил его, уничтожил, вступил в Македонию и здесь у придорожного алтаря был убит сам – не кем иным, как собственным гостем и спутником Птолемеем Молнией. Это было второе убийство. Птолемей объявил себя царем бесхозной Македонии, и первым его делом была казнь вдовы Лисимаха с ее детьми. Это было третье убийство. Потом прошли считаные месяцы и наступила расплата: на Македонию надвинулись галлы, войска Птолемея Молнии были разбиты, сам он убит, и память о нем осталась недобрая.