Младший вовсе был дурак - Илья Одинец

— Молодец. Теперь займёмся памятью. Удалить воспоминания нельзя, их можно только блокировать, поэтому я установлю барьер, который не позволит Тьме проникнуть тебе в голову. К сожалению, сквозь этот щит не сумеешь проникнуть и ты, так что можешь сказать последнее слово. После процедуры в твоей памяти останется только самое необходимое. Мы усыпим тебя, и очнёшься ты уже на пути в точку невозврата. Это место в нулевом пространстве, им пользуются, если хотят совершить обмен, не выдавая своё местоположение. Хочешь что-нибудь сказать?

Я сглотнул. Последнее слово в здравом уме и твёрдой памяти. После того, как демон покопается в моих мозгах я вряд ли смогу вспомнить не только стоящих вдоль стены зрителей, но и собственное имя. О, я многое мог бы сказать, и даже открыл рот, но потом передумал, лишь посмотрел на Ленку, но девушка отвернулась — не хотела смущать меня.

— Не любишь прощаний? — поинтересовался Люциус. — Тяжёлый момент. Позволь немного тебя ободрить. Я не стану превращать твоё тело в бомбу замедленного действия, хотя в нынешней ситуации это оказалось бы самым разумным действием. Тьма считает тебя частью Камня преткновения, которую нельзя уничтожить, однако будет проверять тебя на заклинания, ведь если тебя нельзя убить, ты сам можешь убить кого угодно. Мы могли бы накачать тебя смертоносной магией, и при перемещении в точку невозврата, ты уничтожил бы всё, что находится в нулевом пространстве, в точке отсчёта. Однако наш враг не прост, он пошлёт навстречу тебе своих слуг, а убийство пешек бесполезное занятие.

— Он хочет сказать, — перевела Лаврентьева, не поворачивая головы, — что ты ему нравишься, и он не хочет твоей смерти.

— Ну спасибо, — буркнул я. — Давайте уже, работайте, а то передумаю.

Не хватало, чтобы со мной вздумали прощаться. Я пока ещё не умер.

Морфеус, Сорк, Элоиза и другие подошли ближе, окружив стол, на котором я лежу, и взялись за руки, образовав нечто вроде круга силы. Ясное дело, чтобы стереть мне память потребуется куча энергии, и лучше взять у всех по маленькой частичке, чем лишить сил начальника Отдела уничтожения последствий накануне битвы с силами Тьмы.

Люциус поднял когтистые руки и начал читать заклинание на непонятном языке. Я скрестил руки на груди, потом подумал, что так буду похож на египетскую мумию, и опустил их вдоль тела, потом прикрыл чресла, потом подумал, что толку от этого нет, всё равно все видели меня голым, потом моргнул, а потом полетел в темноту.

И темнота была живой.

Я слышал собственное дыхание. Оно вырывалось из груди, но не уходило в никуда, а оставалось рядом, заставляя окружающее пространство пульсировать в такт вдохам и выдохам. Это биение ощущалось всей кожей, тьма двигалась, но я не понимал, где нахожусь, и что происходит. Ничем не пахло, будто в мире одномоментно исчезли все запахи, ничего не было слышно, словно все звуки умерли и похоронены под толстым слоем темноты, ничего не было видно. Может, я попал во время, когда Господь ещё не успел произнести «Да будет свет!»? А может, я попал во время, когда не было ещё самого Бога?

Я летел и в то же время оставался на месте.

Я взмахнул рукой в надежде ощутить хотя бы что-то, хотя бы сопротивление воздуха, но воздуха тоже не было.

«Как же тогда я дышу»? — задался я вопросом и стал задыхаться.

Тьма сгущалась, превращалась в невидимый и неосязаемый кисель, который сдавливал грудную клетку, вползал в ноздри, уши и глаза.

— Помогите! — закричал я, сам не зная, к кому обращаясь.

Как я сюда попал? И куда «сюда»? Я умер?

Мрак начал рассеиваться, и я разглядел мраморный потолок.

Я лежу.

Низкий, очень низкий потолок.

Это склеп? Меня похоронили заживо?

Потолок немного отодвинулся, но лишь затем, чтобы впустить в поле зрения вампира — бледную, словно поганка, влажную, пахнущую плесенью кожу лица подсвечивал крохотный фонарик в тощей руке с голубыми ногтями. Вампир смотрел на меня с любопытством, наклонив голову, красные глаза с вертикальными прорезями зрачков походили на пуговицы, клыки, торчащие изо рта, давно не чистили.

Настоящий вампир, как у Брэма Стокера!

Я умер? Или это просто кошмарный сон?

Тьма снова сгустилась, и меня потащило сквозь пространство. Перед глазами замелькали толстые серые и белые нити, они извивались и походили на огромных бесконечно длинных червей.

— Удивлён, что Люциус не приготовил для меня никакого сюрприза, — услышал я негромкий голос, и черви растворились в воздухе. — Никаких взрывов, магических вспышек, высасывающих магию заклинаний, проклятий, ничего подобного. Он человеколюбив, в этом его ошибка.

«Кто такой Люциус?» — подумал я и увидел, как из ниоткуда возникают стены. По кирпичику поднимаются к самому небу, которого не было. Справа от меня стоял вампир в красном плаще поверх чёрного облегающего тщедушное тело костюма. Он всё также светил мне в лицо фонариком, но голос принадлежал явно не ему, голос доносился слева, оттуда, где ничего не было, кроме сгустка темноты, похожего на ком непроницаемо чёрной ваты.

— Где я?

Моё тело приняло вертикальное положение, и босые ступни ног ощутили ледяную поверхность пола. Я точно умер, потому что обнажён. Только в иной мир уходят, не взяв с собой ни одной материальной вещи.

— Ты дома, — ответил голос.

Вампир противно захихикал, приложив костлявый палец к бескровным губам.

Чёрная вата увеличивалась в размерах и приобретала форму человека. Нет, не совсем человека. Голова существа, сделанного из темноты, была слишком большой и слишком вытянутой, руки касались пола, а на ногах, словно пиявки, извивались шесть пальцев.

Мне стало страшно.

— Кто ты? — спросил я и отступил, вжавшись лопатками в шершавые кирпичи.

Незнакомец не ответил, он шёл ко мне, протягивая руки, и от него исходил такой жуткий холод, что вечные льды Антарктиды могли показаться южным курортом. Пальцы вытягивались и расширялись на концах, превращаясь в раструбы, из которых вылетали тонкие струйки серого дыма. Но больше всего пугало его лицо: ровное, без единой впадины для глаз, без намёка на нос, скулы и подбородок, абсолютно гладкое и в то же время колыхающееся, бесконечно меняющееся. Если бы меня спросили, я предпочёл бы общество вампира.

— Ты дома, — произнёс незнакомец, и его пальцы-раструбы дотронулись до моей груди.

Меня тряхнуло, словно в грудь въехал бронепоезд, рёбра затрещали, из-под кожи выступило что-то тёмное. Кровь?

Я застонал и сделал попытку сбросить с себя чужие руки, но мои пальцы проходили сквозь раструбы, а кожа продолжала темнеть.