В Дикой земле (СИ) - Крымов Илья Олегович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тобиус окончательно уверился, что обширные прорехи в листве баньяна являлись не чем иным как пастбищами. Ведь не зря сару-хэм облачались в прекрасный шёлк как в повседневную ткань, — они познали тонкости шелководства, они владели тутовым шелкопрядом, гусеницы которого, шелковичные черви, питались листвой баньяна и снабжали целый обезьяний город шёлковой нитью.
— Если я кому-нибудь там, дома, расскажу, что здесь происходит, какая жизнь бьёт здесь ключом, мне же не поверят, — бормотал маг, чёркая в книге заклинаний чернилами из чистой магии.
Два его слушателя, Лаухальганда и мимик, не обратили внимания. Они давно привыкли к тому, что Тобиус порой бормотал себе под нос в минуты задумчивости. Тем временем он принял решение.
* * *Следующим утром человек решил покинуть дом орангутанга, чем несколько того удивил и даже огорчил. Возвращение к честному отшельничеству, когда из собеседников только каменный идол обещало стать для Вийджи тем ещё духовным испытанием.
— Я пойду обратно, — говорил Тобиус, — вернусь на север.
— В Ронтау не пойдёшь? Ну и правильно, — степенно кивал святой отшельник, — ничего хорошего там не нашёл бы. Народ не любит чужаков.
— Твой совет очень мне пригодился, спасибо. — Маг оглядел место своего отдохновения, вздохнул. — Надеюсь, Длиннохвостые не помчатся за мной вдогонку?
— Я не стану им говорить. А даже если б и сказал, не отправились бы они в такой дальний путь ради невесть чего. Дома дел достаточно.
— Хорошо, хорошо. Ну, будь здоров, Вийджа!
— Постой.
Сару-понхи снял со своей затерянной в кожаных складках шеи бусы, набранные из деревянных шаров, белых и чёрных, вскрытых неизвестным лаком и водрузил их на шею Тобиуса.
— Дар на память. Хм. Что ж, и ты тоже будь здоров, сумасшедший безволосый че-ло-век. Я начну просить Образ Предка, чтобы ты добрался до своего дома живым и невредимым… придётся очень много просить.
Рассмеявшись, маг взмахнул рукой и отправился в сторону реки.
Он двигался вверх по течению, при этом не забывая оглядываться в поисках опасностей, проверять каждый камень, каждое дерево, везде видеть опасность. Также он убедился, что симиан не следовал за ним, не провожал. Вот и прекрасно.
Тобиус перемахнул через реку и углубился в лес на той стороне. Он нашёл укромное местечко в корнях огромного клёна, прикрытого сверху словно навесом пожелтевшими листьями лопуха. Его никто не видел, можно было заняться делом, а именно, плетением иллюзии.
Сначала перед магом появился нематериальный носач, затем ревун, затем милая игрунка. Обезьяны и обезьяноподобные, которых он когда-то видел в атласах, древесные жители юго-восточных регионов мира, тёплых островов, а также Унгикании. Не то чтобы он помнил абсолютно всех, но цепкая память как скряга копила образы всего и вся, так что многое сохранилось. Большие и малые, разных цветов и форм, обезьяны появлялись и исчезали, пока, наконец, Тобиус не остановился на одном непримечательном малыше. Красное лицо, густая серая шерсть с коричневым оттенком, руки почти человеческие, ноги похожие на руки, от хвоста коротенький огрызочек. Вот она, снежная обезьяна, также известная как макак гвехэньский, обитатель лесов и гор.
По воле создателя образ встал на задние лапы, выпрямился; изменились пропорции тела от обезьяньих к человеческим, стали длиннее ноги, укоротились руки. Подошла очередь головы, тут он воплотил особенности сару-хэм, увеличил лоб, уменьшил челюсти и глаза. Получившийся образ был точно подогнан по росту и прочим параметрам к фигуре Тобиуса, после чего обряжен в одежду волшебника. Тоибус укоротил рукава, штанины, избавился от сапог. Вот и готов представитель нового вида разумных обезьян, — сару-данх.
— Теперь ты, — обратился маг к своему плащу, — видишь это?
На фибуле открылся красный глаз.
— Видишь, молодец. Смотри внимательно, — по воле Тобиуса нематериальный симиан показался со всех сторон, — голова и предплечья должны быть мохнатыми, если они пожелают меня схватить, потрогать. До ног дотронуться не дам, но там тоже нужно будет что-то придумать. Сможешь изловчиться?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Как и со многими иными направлениями Искусства, магия сплетения иллюзий давалась Тобиусу на весьма ограниченном уровне. Его иллюзии могли очень легко обмануть всего два из пяти основных чувств человека: зрение и слух. Значительно хуже дело обстояло с обонянием, не говоря уже о вкусе и осязании. Были в Академии Ривена маги, умевшие создавать дворцы из чистой магии, возводить крепостные стены, выпускать на бранное поле иллюзии солдат, способных неиллюзорно огреть противника алебардой по голове. Не существуй церковных запретов, такая магическая мощь могла бы превратить славный Ривен из королевства в империю… как бы то ни было, Тобиус к оным умельцам не принадлежал, а потому нуждался в хоть каком-то материальном подспорье.
Полы плаща укорачивались по мере того, как его ткани, меняя текстуру, наползали на голову серого волшебника живым капюшона. Две ленты плоти ползли по рукавам полумантии, начинали расширяться в локтях и обхватывать предплечья пушистыми манжетами. Тобиус провёл ладонью по новообретённой меху, оценивая его густоту, потрогал живой капюшон, в котором появились слуховые дыры, обросшие хрящевыми образованиями — большими обезьяньими ушами. Мимик даже спустился к ногам и создал на сапогах меховые чехлы для полного соответствия.
Походив вокруг немного, подвигавшись, прислушавшись к ощущениям дополнительной утеплённости, Тобиус вступил внутрь нематериального образа и превращение оказалось завершено. Что ж, осталась сделать всего пару незначительных мелочей: научиться изображать симиана не только видом, но и поведением; убедиться, что в Ронтау нет магов более сильных чем он сам. Ведь иначе этот мохнатый маскарад отправится мурзу под хвост при первом же столкновении.
В сторону города он побрёл под всё тем же надёжным Глазоотводом. Благодаря Истинному Зрению волшебник быстро обнаруживал на деревьях секреты и тихо обходил их, пока не выбрался на простор. Там, с запада, петляя, текла к обрывистому брегу незнакомая река, впадавшая в тело реки более могучей, приведшей волшебника в этот край. Чтобы приблизиться хотя бы к подножью городского холма, окружённому лесом, надо было перебраться через неё. Подвесной мост Тобиус проигнорировал и просто перенёсся, когда убедился, что пространство в этой области не способно было подстроить ему каверзу.
Противоположный, стало быть, южный берег, порос густым и высоким лесом. Ничего доселе невиданного, разве что некоторые породы деревьев узнавались с трудом. А надо всем возвышался приплюснутый холм, целая гора, тщательно избавленная внизу от растительности и опоясанная исполинским частоколом.
Лес на южном берегу просто кишел постами. Некоторые из них не являлись секретами вовсе, — большие площадки с деревянными парапетами, из-за которых вокруг глядело сразу по несколько симианов. По подвесным мосткам, длинным и широким постоянно перемещались группы аборигенов, жизнь там, на более высоком ярусе леса, кипела, а также стали появляться небольшие конгломераты построек, — деревеньки, как назвал их для себя Тобиус.
Округлые здания деревенек состояли из переплетённых веток и висели на стволах как кормушки для птиц порой по несколько десятков штук, малых и великих, соединённых для удобства жителей лианами и плетёными канатами. В кронах некоторых особенно больших, раскидистых деревьев, помещались целые площади, собранные из своего рода плотов, — связанных воедино тонких брёвен. Все деревеньки соединяла общая сеть воздушных мостов, говорившая однозначно: сару-хэм могли пойти на что угодно, лишь бы пореже спускаться на землю. Скоро, правда, незримый шпион узнал, что они не ко всем были так милосердны, как к себе.
Часть 3, фрагмент 4
На многочисленных полянах и лугах в обезьяньем лесу паслись тучные стада животных, подобных которым Тобиус не знал. Те были не велики, но и не мелки, представляли собой нечто похожее на массивных, раскормленных тапиров с кабаньими клыками и непомерно длинными ушами-опахалами. На нижних частях тел этих животных шерсть имела светло-коричневый цвет и не отличалась длинной, зато на спинах и, частично, боках, своей структурой она напоминала овечью, — густая, курчавая, пропитанная животным жиром, тёмно-бронзовая по цвету.