Ловушка для «Осьминога» - Станислав Гагарин

– Я уже говорил вам, Цезарь, что у нас нет времени работать с этими двумя яхтсменами, – сказал ему Рокко Лобстер накануне. – Рендулич испекся… Сейчас он готов уйти хоть к черту на рога, лишь бы избежать ответственности за «совершенное» им убийство.

– Ловко вы тогда придумали эту инсценировку, – польстил Омару Август Эккерман. – Прямо на ходу, не раздумывая долго, провернули блестящую комбинацию…

– Экспромт в разведке – великая вещь… Или вы умеете принимать мгновенное решение в нестандартной ситуации, либо вам необходимо сменить профессию. А поскольку разведчик профессия пожизненная, то… Впрочем, точнее будет сказать – посмертная профессия.

Август Эккерман незаметно поежился – ему вовсе не понравился этот лингвистический экзерсис.

– Вы говорили с Рендуличем? – спросил Омар.

– Да, он готов угнать яхту на Запад.

– Одному не справиться, его просто не выпустят из гавани яхт-клуба. А если удерет нахально, немедленно перехватят морские пограничники. Все должно быть легально. Да и слишком жидко получится – один спившийся спортсмен, выгнанный к тому же из команды. Не густо…

– Его оставили с испытательным сроком, – возразил Август Эккерман.

– Все равно, – махнул рукой Омар. – Это так, кошачьи слезы. Нужна группа. В этом уже великий смысл. Коллектив единомышленников, осознанно решившихся на побег из подавленной Советами, полвека страдающей от большевизма маленькой, но свободолюбивой Эстонии. Такой вариант прозвучит от Потомака до Новой Зеландии.

– Что вы предлагаете?

– Не предлагаю, а приказываю… Сделаете так. Обычная тренировка с выходом в залив. Те двое недовольных из команды. Тут все ясно. Рендулич присоединяется к ним как приятель из другого экипажа на предмет поучиться у товарищей кое-каким приемам управления парусами, отработки поворотов фордевинд и оверштаг – или чего там еще? – посоветуйтесь с Рендуличем. Вы сами – гость экипажа. Вам ведь, их духовному наставнику, яхтсмены не откажут в просьбе взять с собой в море.

– Не откажут, – согласился Август Эккерман.

– Прекрасно! – воскликнул Омар. – Выйдете в море именно в тот день, когда мы будем действовать с сейнером. Действовать надо синхронно! И тогда это будут настоящие «Семейные каникулы»! Шутка ли, два судна с экипажами уходят одновременно в Свободный Мир…

– А если они не захотят?

– Кто они?

– Ну, эти парни… Чиладзе и Михаэлис.

– Обязаны захотеть. Какой же вы пророк наших демократических и либеральных идей, если сомневаетесь в собственном духовном могуществе? И потом у вас будет Рендулич, которому нечего терять. Вам, естественно, тоже. Это ведь ваша последняя акция здесь, Цезарь. Свободный Запад ждет своего профессора, мой друг! Считайте эти слова официальным приглашением на тот берег… Кроме того, вы получите радиопередатчик, который подает автоматические сигналы. Их сразу запеленгует специальный корабль, он явится на ваш призыв.

И потом, не забывайте, что в ваших руках будет оружие. Снабдим пистолетом и Рендулича. Это на слу­чай, если те два кретина не прислушаются к голосу разума. Надеюсь, что у вас самих хватит решимости образумить двух болванов.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

I

Олег Давыдов и Хельга Ландстрём неторопливо шли по улице Седергатан, тихой, зеленой, посередине которой струил воды в море неширокий канал.

– Вчера закончила читать «Братьев Карамазовых», – сказала Хельга. – До сих пор не могу прийти в себя… Хотя читаю этот роман уже в третий раз.

– На русском языке, – спросил Олег.

– Конечно, – ответила девушка. – В переводе, естественно, многое пропадает.

Они подошли к ограждению канала и стали смотреть на медленно движущуюся воду.

– Вот ты изучаешь юриспруденцию, Олег… – на­чала Хельга.

– Временно прекратил изучение, – горько усмехнулся бывший штурман. – По крайней мере, в теоретическом смысле…

– Ну да, – согласилась девушка, – это пока ты здесь в командировке… Но все равно, скажи мне: почему «Братья Карамазовы» не включены в программу обучения юристов? Особенно защитительная речь на судебном процессе Мити… А «Преступление и наказание»? У нас на Западе восторгаются Холмсом, Эркюлем Пуаро, комиссаром Мегре, а ваш Порфирий Петрович возвышается над ними, как Гулливер над лилипутами.

– Ну зачем же ты так? – упрекнул Олег. – Перечисленные тобой сыщики тоже весьма достойные люди… Ты, Хельга, как я вижу, большая русофилка, нежели сами русские.

– У меня небольшой опыт общения с твоими земляками, но по тем, кого я знаю, складывается впечатление, что русские просто не знают себе цены.

Давыдов рассмеялся:

– Так в этом-то и кроются истоки нашего дружелюбия к иным нациям и народам, веротерпимости, исконного гостеприимства. Не случайно тот же Федор Михайлович, сочинениями которого ты так восхищаешься, говорил: быть русским человеком значит быть всечеловеком, братом всех людей. А настоящий брат никогда не покажет остальным членам семьи, что он хоть в чем-то выше их. Ему попросту в голову не придет такое…

Они помолчали, думая об одном и том же, но по-своему. «Кем же считает меня Олег? Одной из сестер в многочисленном семействе народов или…» А Давыдову казалось, будто он всегда знал Хельгу, может быть, даже вырос с нею в одном дворе и ходил вместе в школу. В некое мгновение ему почудилось даже, будто он в Ленинграде, так Седергатан с ее водной полосой посредине напомнила ему набережную реки Мойки.

Они дошли до угла, где в реставрированном старом доме разместился небольшой кинотеатр. У входа толпилась кучка юнцов с девчонками.

– Опять паломничество на американский фильм, – с горечью произнесла Хельга. – Голливуд задавил шведское национальное кино. А тут еще бум с видеокино… Наступление массовой попкультуры идет полным ходом.

– Надо изо всех сил сопротивляться этому духовному насилию, – убежденно сказал Давыдов, – противопоставить национальное, самобытное. У нас эта опасность наметилась тоже. Чтобы сделать кассовый сбор, кинопрокатчики гонят всякую муру, вроде: аме­риканского «Конвоя», индийского «Диск-жокея» и пошлых приключений Анжелики.

– Но ведь у вас все проще! – воскликнула Хельга. – Приказали изъять из репертуара – вот и все. Это у нас свобода частного предпринимательства. Выпускают всякую мерзость, лишь бы выручить хорошие деньги.

Олег рассмеялся.

– Свободы у нас больше, нежели где-либо, – сказал он. – Только определенной категории культуррегеры пользуются ею извращенно. До недавней поры идеологическую работу поручали лицам, которые показали профессиональную непригодность в производящих отраслях. Не справляется начальник – куда его девать? На культуру, в идеологическое хозяйство! А они и там не могут отличить, где белое, а где черное. Так что у нас, Хельга, собственные проблемы.

– Может быть, ты хочешь пойти в кино? – спросила девушка. – На предмет критики… Кажется, это фильм ужасов.

– Полтергейст, – прочитал на афише Олег. – Домовой… С полгода назад я видел эту картину в Антверпене. Ничего особенного… Как сказал Лев Толстой про Леонида Андреева: «Он пугает, а мне не страшно…» Давай сходим. Посмотрю еще раз. В техническом отношении фильм безупречен, есть просто блестящие трюки.

– Я не смотрю фильмов ужасов, – сказала Хельга. – И не потому, что боюсь… Упиваться страшным античеловечно.

– Это верно, – согласился Олег.

Через квартал им снова попалась на глаза очередь. В ней стояли только мужчины – молодые и постарше.

– Вроде магазин, – удивился Олег. – Но у вас очередей в магазинах я еще не встречал.

– Это «Система», – смущенно объяснила Хель­га. – Понимаешь, такой кооперативный магазин, который имеет монополию, или, лучше сказать, лицензию на торговлю алкоголем.

– Ясно, – засмеялся Давыдов. – Знакомая ситуация… Работать с ними надо, вот с этими хвостами!

– Ты, наверное, знаешь: у нас в стране ограничения на спиртное, – сказала Хельга. – Но все равно есть общество трезвости. Оно проводит пропаганду и вот в таких очередях.

– А что, – оживился Олег, – самое подходящее место! А ты в этом обществе состоишь?

– Конечно. И отца вовлекла.

– Молодец! У нас на судне тоже была ячейка. Доктор ею заведовал… – Последняя фраза вырвалась у Олега непроизвольно. Он тут же вспомнил о докторе и замолчал так неожиданно, что Хельга удивленно посмотрела на него.

Они миновали очередь за алкоголем, прошли еще сотню шагов, как вдруг их окликнули сзади.

Молодые люди повернулись.

От магазина приближались трое парней. У каждого было по бутылке.

– Не хотите ли выпить с нами? – спросил один из них.

– Спасибо, – сухо поблагодарил по-шведски Давыдов. – Мы не пьем…

– Скажите на милость! – подхватил другой. – Трезвый иностранец! Да и янки к тому же! А трезвенников-американцев не бывает… Янки, гоу хоум!