Искусство войны - Сунь-цзы

27

Сорай дает совершенно иное толкование этой фразе. Он считает, что здесь речь идет о введении в управление армией на равных правах с полководцем "инспектора армии" (цзяньцзюнь), которому поручалось наблюдение за армией и особенно за полководцем. Сорай указывает, что правители часто не доверяли полководцам и опасались всяких неожиданностей с их стороны, почему и назначали особых инспекторов из числа своих приближенных, пользующихся полным доверием. Помимо двоевластия, получающегося в армии вследствие наличия такого инспектора, по мнению Сорая, возникает и тот вред, что такой инспектор, как правило, не знал военного дела и не мог участвовать в руководстве армией. Отсюда и "растерянность в армии" (Сорай, цит. соч., стр. 60 – 61).

Считаю это толкование чрезвычайно искусственным. Насколько оно является притянутым извне, а не основанным на данных текста, свидетельствует тот факт, что Чжан Юй дает совершенно такое же толкование следующей фразе текста, говорящей совсем о другом, сравнительно с этой фразой. Мне кажется, что и с точки зрения чисто лексической и с точки зрения общего контекста всего данного раздела трактата слова [...] следует понимать так, как понимают их Цао-гун и Ду Ю.

28

Чжан Юй иначе понимает это место. Ему кажется, что Сунь-цзы имел здесь в виду назначение в армию, помимо командующего, еще особого "инспектора армии" (цзяньцзюнь), как это звание стало называться в позднейшие времена. Короче говоря, Чжан Юй понимает это место так же, как Сорай понимает предыдущее. Некоторые основания у него имеются: это наличие слова "жэнь" – "назначение", отправляясь от которого можно прийти при желании и к такому пониманию, тем более, что назначение инспекторов, по-видимому, широко практиковалось, особенно в более поздние времена.

Трудно, конечно, с уверенностью утверждать, что Чжан Юй ошибается; слишком кратки и общи формулы Сунь-цзы. Но все же мне кажется, что если Чжан Юй понял предыдущее положение Сунь-цзы так, как его поняли Цао-гун и Ду Ю, он должен был понять так же, как они, и это положение. Форма, в которую облечены оба положения, абсолютно одинакова, и различие состоит только в том, что в первом положении стоит слово "управление армией", во втором – "назначение в армию". Следовательно, если Чжан Юй первое положение понял как указание на недопустимость управлять армией на тех же началах, как и государством, он должен был принять второе положение, как указание на недопустимость производить назначения в армию на тех же началах, как и в государстве. При таком понимании это положение будет логическим развитием того же принципа, который заложен в предыдущем.

29

Словами "глубины преисподней" и "высота небес" переведены китайские "цзю ди" и "цзю тянь", буквально "девятая земля" и "девятое небо". Само собой разумеется, что эти понятия в определенной области имели конкретное значение и притом различное в зависимости от сферы приложения. Так, например, по версии, передаваемой Чэнь Хао, выражением [...] – "верх девятого неба" – обозначался "день тигра" в третьей луне весны, "день лошади" в третьей луне лета и "день обезьяны" в третью луну осени, а также "день крысы" в третью луну зимы; "низом девятой земли" ([...]) называли "день обезьяны" третьей луны весны, "день крысы" третьей луны лета, "день тигра" третьей луны осени и "день лошади" третьей луны зимы. Есть и другие значения, свидетельствующие о том, что эти выражения играли роль терминов из области циклического счета времени. Однако а общем языке эти слова употреблялись как метафоры. Путь к такому употреблению открывался самым буквальным их значением – "девятая земля" и "девятое небо". Это ассоциировалось с представлениями о девяти кругах подземного мира и о девяти сферах небес. Поскольку же число девять, как это отражено в И-цзине, считалось в определенной системе пределом числа, понятие "девятая земля" означало "самые глубины преисподней", понятие "девятое небо" – "самая высшая сфера небес". Поэтому я и счел себя вправе в переводе взять именно эти русские выражения, как вполне соответствующие китайским "цзю ди" и "цзю тянь" в их метафорическом применении.

30

Словами "легкое перышко" передано китайское словосочетание "цю хао" , буквально означающее "осеннее перо". Ввиду того, что перья у птицы к осени отрастают, и кончики их делаются тонкими и заостренными, образ "осеннее перо" стал применяться как метафора тонкого и легкого.

31

Позволяю себе и здесь, как и во II главе, при передаче китайских мер подставить русские выражения: "и" – "рубль", "чжу" – "копейка". Сунь-цзы прибегает к таким мерам отнюдь не для обозначения точной стоимости, а исключительно для указания на соотношение. Поэтому и в переводе следует отразить именно это соотношение, причем теми же средствами, как и автор, т. е. обращаясь к денежным обозначениям. Один "и" равняется 480 чжу, в старом китайском исчислении он соответствовал 20 ланам.

32

Можно определить высоту, которую имеет здесь в виду Сунь-цзы: это будет около 1800 м.

33

Так как для Сунь-цзы в этом месте важна не конкретная картина боевого расписания армии, а лишь принцип такового, я и ограничился приведением в комментарии лишь одной формы такой организации армии, самой типичной. Но что такая система подразделений была далеко не единственной, свидетельствуют другие трактаты по военному искусству. Так, например, Вэй Ляо-цзы упоминает о несколько иной системе подразделений: пятерка (у), или взвод, десяток (ши); пять десятков составляли роту (шу), две роты, т. е. 100 человек, – батальон (люй) (Вэй Ляо-цзы, гл. ХIV, стр. 42). В Ханьскую эпоху была другая система подразделений; о ней упоминает в своих комментариях Чжан Юй: сначала также была пятерка (ле), далее шел десяток (хо), затем – полусотня (дуй); две полусотни составляли сотню (гуань), две сотни составляли батальон (цюй), два батальона, т. е. 400 человек, составляли полк (бу), два полка, т. е. 800 человек, составляли бригаду (цзяо) две бригады, т. е. 1600 человек, – дивизию (бэй), две дивизии, т. е. 3200 человек, – армию (цзюнь).

34

Понимание выражения "син мин" в смысле "построение" как это развито в предложенном комментарии, основано на толковании, данном Ду Му. Согласно Ду Му, слово "син" – "форма" означает "форму расположения" , слово "мин" – "значки и знамена", т. е. обозначения расположений. Как известно, в китайской армии именно таким способом обозначали каждую часть в общей системе боевого порядка, так что авангард имел свое специальное знамя, правый фланг свое и т. д. Поэтому названия знамен тем самым являлись и названиями частей. В трактате У-цзы указывается, что авангард обозначался знаменем с изображением красного коршуна, арьергард – знаменем с изображением черной черепахи, левофланговые части – знаменем синего дракона, правофланговые – знаменем белого тигра (У-цзы, III, 7).

Цао-гун дает другое толкование словам "син" и "мин". Он полагает, что под словом "форма" Сунь-цзы подразумевает значки и знамена, т. е. построение, под словом же "название" – гонги и барабаны, т. е. командные сигналы, так как в древней китайской армии команды подавали не голосом, а именно посредством этих инструментов. Я остановился на версии Ду Му, так как она, по-моему, более точно соответствует ходу мысли Сунь-цзы. Данная фраза представляет точное грамматическое повторение предыдущей, поэтому в этих двух фразах должен быть полный параллелизм и терминов. Следовательно, если в первой фразе термин "фынь-шу" есть одно понятие "подразделения", взятое в его двух признаках – части и численности, то и во второй фразе термин "син-мин" должен быть такого же типа, т. е. быть одним понятием, раскрытым с помощью двух признаков. Что тут речь идет о построении, признает и Цао-гун, но это обязывает его оба термина трактовать в сфере этого единого понятия. Если же понимать "син" как обозначение построения во всей полноте этого термина, то "мин" совершенно выпадает из этой сферы и должно обозначать какую-то другую категорию. О двух же различных категориях здесь не может быть и речи, почему я и считаю, что в данном случае правильнее понимает Сунь-цзы не Цао-гун, а Ду Му.

35

Перевожу слово "сянь" русским "стремительный", исходя из толкования, даваемого этому слову Ван Чжэ: "Когда поток натыкается на кручи и теснины, у него образуется мощь". Иначе говоря, он берет образ горного потока, сила и стремительность течения которого возрастает вследствие крутых каменистых берегов и тесного ложа.

36

Останавливаюсь на таком понимании этой фразы Сунь-цзы, так как считаю, что она должна стоять в непосредственной связи со всем предыдущим рассуждением. Поэтому толкую слово "юань" – "круглый" – в том смысле, в каком его понимают Ли Цюань и Хэ Янь-си. Ли Цюань считает, что слово "круглый" употреблено у Сунь-цзы в смысле "не имеющий ни передней, ни задней стороны", т. е. лишенный всякой формы. Хэ Янь-си также считает, что "круглый" имеет смысл "отсутствия правильных рядов", т. е. боевого порядка. Полагаю, что это толкование более правильно, чем все другие, так как понятие "круглый" в приложении к боевому построению древней китайской армии, несомненно, могло быть синонимом "расстроенный". Все формы построения, начиная от построения первоначального звена – взвода и кончая армией в целом, были четырехугольными. Солдаты строились рядами, т. е. прямыми линиями, эти шеренги располагались одна за другой, так что все было основано на принципе четырехугольника. Таким образом, "округление" построения означало нарушение этой четырехугольной формы, т. е. расстройство боевого порядка. Поэтому никак не могу согласиться с мнением Мэй Яо-чэня, Сорая и некоторых других комментаторов, считающих, что слово "круглый" в данном случае употреблено Сунь-цзы в смысле "подвижный". При таком понимании неизбежно толковать и образное выражение: "хуньхунь-хуньхунь" в подобном же смысле. Так и делает Ду Ю, который считает, что эти образы бурно мчащейся воды говорят о быстром и стремительном беге колесниц. Не могу согласиться с этим толкованием, так как считаю, что это образное выражение является строго параллельным образному выражению "фыньфынь-юньюнь" в первой фразе. Если то выражение, как это единодушно понимают все комментаторы, имеет смысл "смешаться", "перепутаться", то в условиях параллелизма обеих фраз и полного совпадения всех их элементов и это образное выражение не может иметь, так сказать, "положительного" смысла, оно так же, как и первое, должно указывать на признак какой-то дезорганизованности. Первая фраза, не вызывающая ни в ком сомнения, построена так: образное выражение, рисующее дезорганизованность, затем слова, определяющие эту дезорганизованность в точных выражениях, затем переходно-противопоставительное служебное слово и, наконец, основное сказуемое в форме отрицательной: "расстроить (такую армию) невозможно". Форма второй фразы абсолютно такая же; поэтому, если конечное сказуемое там будет "разбить ее невозможно" и если перед этим сказуемым стоит то же служебное слово, с неизбежностью вытекает, что и первая половина этой фразы, состоящая из образного выражения и двух терминов, должна быть чем-то противопоставляемым второй половине, т. е. тем же самым, чем по отношению ко второй половине является первая половина первой фразы. Таковы формальные основания моего перевода. Реальные же основания взяты из общего контекста всей этой главы и видны из комментария.