Красное смещение - Евгений Гуляковский

Он стал хранителем Влесовой книги, он дал клятву самому себе доставить ее к истоку, к тем, кто вырубил на ее страницах письмена, определившие судьбу целого народа, но, оказалось, даже волхвы не имели к этому отношения.

В еще более глубокую, недостижимую древность отодвинулись истоки, казалось, даже Книга изменила ему…

В который раз безуспешно он попытался позвать ее, настойчиво повторяя в своих мыслях такое знакомое слово «Вел», и ничего не услышал в ответ: ни отзвука, ни тепла.

— Вот возьму и продам тебя! Цену предлагают достойную — вход в манфреймовский замок и тайну его бессмертия.

— И правильно сделаешь.

Что это было? Ответ книги, чужие слова прозвучали в сознании или он услышал всего лишь отзвук собственных мыслей? Даже на это он не в силах был найти ответ…

6

Все трое сидели за длинным столом в том самом шатре, который чуть было не стал для двоих из них смертельно опасной ловушкой.

В центре, держа обеими руками огромный окорок только что зажаренного на костре кабана, восседал князь Васлав.

Он ел сосредоточенно, с жадностью, отдаваясь процессу еды с нескрываемым удовольствием, и, глядя на него, Глеб не в силах был сдержать радостную улыбку.

Он еще не задал князю ни единого вопроса, не желая разрушать ощущение необъяснимого комфорта и безопасности, всегда появлявшееся у него в обществе этого человека, зато Крушинский старался вовсю.

— Объясни, наконец, каким образом твоя помощь подоспела вовремя, откуда вообще ты узнал о нашем походе?

Вытерев свою необъятную бороду от потоков стекавшего по ней жира, Васлав проворчал:

— Это я должен спросить, отроки, как вы смогли отыскать меня в северных княжествах и передать послание?

— Послание? Какое послание? — в один голос спросили Крушинский и Глеб.

Порывшись в карманах своей огромной куртки из грубого домотканого сукна, хорошо защищавшей тело от холода и тяжести доспехов, князь извлек на свет берестяную грамотку и протянул ее Глебу.

Глеб читал ее долго, а потом глубоко задумался, не замечая нетерпения Крушинского. Наконец он проговорил:

— У нас объявился неведомый друг. Никто не мог знать подробностей нашего маршрута, и тем не менее кто-то знал и о нем, и о засаде, и даже о примерном сроке, когда мы можем оказаться в этом районе.

— Лишь один человек мог знать все это.

— Ты имеешь в виду Фруста?

Крушинский кивнул, а Васлав недовольно покачал головой.

— Наверняка снова какое-нибудь волховство, знаю я этих отроков с космической базы. Да ладно, главное — мы подоспели вовремя, а теперь хватит говорить о сем. — Покончив с окороком, он отшвырнул обглоданную кость в угол, где уже скопилась их порядочная груда, расчистил перед собой поверхность стола и, пододвинув поднос с пирогом, сказал:

— Ежели положить, что этот пирог Китеж, то ров здесь. — Он нарисовал вином прямо на поверхности стола линию, довольно точно повторявшую изгибы китежского рва, — приходилось только удивляться феноменальной памяти князя.

— Покажите, где начало подземного прохода?

Глеб поставил в этом месте лампаду. Тогда Васлав потребовал нарисовать расположение татарских сотен.

— Ну, всех я не припомню, они беспрерывно находятся в движении…

— В движении тоже можно увидеть порядок, ежели смотреть внимательно и прилежно, — прогудел князь.

Когда Глеб с помощью Крушинского закончил на этой своеобразной карте рисовать оперативную обстановку, сложившуюся вокруг Китежа, было уже далеко за полночь.

Васлав заразительно зевнул, потянулся и сказал, что утром они отправятся дальше, а войско пойдет к Китежу. Теперь же отроки устали, и утро вечера мудренее.

Он решительно собрался уходить, и Глебу понадобилась вся его напористость, чтобы заставить князя объяснить, что, собственно, он имел в виду, и если он действительно собирается их сопровождать, то на кого оставит войско?

— Я своих сотников хорошо знаю и знаю, кому поручить сие несложное дело.

Задача, стоящая перед отрядом Васлава, и в самом деле не выглядела слишком уж сложной. Четыре сотни опытных пехотинцев и две сотни конных должны были с ней справиться без особых проблем, если только к этому времени не подойдут основные татарские силы.

Глеб еще раз для верности показал, как должен расположиться клин после прорыва татарского заслона.

— Вот здесь вы станете. Главное — запасти побольше продовольствия, город давно голодает, и успеть переправить запасы через подземный ход. Это займет не меньше двух дней — и все это время твое войско будет находиться в круговой обороне. Главное — заранее запасите продукты, не торопитесь с прорывом, пока не заполнят обозы. В лесах много дичи, грибов и ягод, а день, два роли не играют.

Затем они должны будут держать вокруг подземного прохода круговую оборону, пока не переправят все припасы в город.

Если на них нажмут слишком сильно, пусть уходят в Китеж, проход за собой им придется завалить, чтобы татары его не использовали, но с помощью артиллерии мы после возвращения сумеем прорубить в татарской осаде коридор и вернем их обратно.

— Они останутся в Китеже. Здесь только добровольцы, они знают, что, если Китеж сдадут, татары пойдут дальше на север и доберутся до их домов.

Больше никто не поднимал вопрос об отстранении Васлава от их похода к Оленьей топи. Они снова были вместе, и любые трудности казались теперь Глебу легко преодолимыми. Словно прочитав его мысли, Васлав спросил:

— О Шагаре что-нибудь известно? — После рассказа о новом похищении Брониславы Васлав старался не затрагивать этой болезненной для Глеба темы. Несмотря на кажущуюся внешнюю грубость, князь обладал удивительно тонким чутьем.

Глеб покачал головой.

— Последний раз его видели вместе с хозяйкой, думаю, и сейчас он где-нибудь недалеко от нее.

Они легли спать в трофейном шатре, укрывшись толстыми шерстяными попонами. От жаровни тянуло едким угаром, Васлав храпел так, что стенки шатра слегка вздрагивали, и Глеб долго не мог уснуть.

Он думал о Брониславе, о своей несостоявшейся любви, о разрушенном татарами крае и о черной тени Манфрейма, накрывшем своим плащом не только эту страну…

И еще он пытался представить, какие новые возможности удастся извлечь из предстоящей встречи с Фрустом. Не верилось ему, что он простой торговец.

Слишком серьезные силы сошлись в нервном узле целой эпохи, которую представлял собой Китеж, и теперь каждая из них старалась повернуть в свою сторону колесо событий…

Утром небольшая кавалькада покинула лагерь. Конвой сопровождал их только до тропы, ведущей в глубину Оленьей топи. По требованию Фруста на этой встрече не должно было быть посторонних.