По ту сторону жизни, по ту сторону света - Виталий Иванович Храмов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Переходите под начало хранителя ворот Северного округа! – отмахнулся палач от них в сторону бывшего главы Гильдии наёмников.
– Наконец-то, – гудит знакомый голос, – сниму это блестящее непотребство!
И прямо тут начинает разоблачаться.
– Ну и тащи всё это золото дураков в руках! – хмыкаю я, тем остановив массовое разоружение отряда. – Прямо до самых северных ворот округа, до самых Проклятых болот, где никто вас в лицо не знает.
И ржу.
– А как вы хотели? – продолжаю я, как типичный обломщик. – Хорошие дела наказываются даже больнее, чем преступления. За трусость – смерть, но быстрая и безболезненная, а вот за правильное решение, а тем паче – за порядочность и верность идеалам придётся расплачиваться о-о-очень долго! Возможно, три или четыре пожизненных срока.
И ржу самым мерзким смехом, какой смог изобразить.
Кто людям помогает
Тот тратит время зря!
Хорошими делами
Прославиться нельзя!
– Ну, ты и мразь! – свистит палач.
– А то! Темнее тёмного! – отвечаю я, хмыкнув. – А ведь я предупреждал, что я убью их! Как порядочный, прямо так и спросил, готов ли он к смерти?
– Ты и у меня спрашивал, – булькая в нос, свистнул единый в двух лицах Янус.
– Так кто тебе сказал, что я передумал? – удивляюсь я. – Ты во мне не сомневайся, сказал – убью, значит – убью! Я своё слово – держу!
И мы ржём уже всей толпой. Даже сам Двуликий Палач.
– Фух! Аж на душе полегчало! – трубя носом от смеха, говорит урод. – Не придётся дожить до немощи и страдать старческими болячками!
И опять мне выспаться было не суждено. Ни выспаться, ни зарядиться! Придётся что-то с этим решать! Так дело не пойдёт! Но поднимаюсь.
Буквально через несколько часов после моего возвращения в собственную спальню, с первыми лучами рассвета, по городу и окрестностям побежали зычные глашатые, зазывая порядочных людей на площадь Совета. И забить бы, да спать, но тем, кто придёт на суд, будет объявлен выходной день до следующего утра.
Естественно, что город опять стал похож сам на себя, стал таким, каким я его впервые узнал – битком забитые шумные улицы празднично принаряжённых людей, будто и не было безумной бойни буквально вчера. И без купола. Уже не нужен. Выторговывание позиций договора между Советом и Гильдией наёмников завершилось к обоюдному согласию сторон.
Моим жгуче любопытно происходящее в городе. А как они без меня? Вот и пришлось подниматься, да идти терпеть всю эту толпу, страдая. Аллергия у меня на людей, особенно острая на массовые их скопления и культурно-массовые мероприятия, вызывающие такой мерзкий феномен, как толпа. С её особо противным надличностным психическим укладом алчной, похотливой, бессердечной и безумной продажной шлюхи.
Народный Суд. И Совет, во главе однорукого председателя лишь часть участвующих, пусть и с более весомыми голосами. Теперь у них не глава Совета, не первый советник, а председатель, потому Совет сидит. Заседает. В том числе и первый советник, и глава Совета. Теперь это три разных человека – председатель, первый советник, он же первый зам, и глава Совета, он же глава исполкома. И второй советник, и хранитель монеты тоже теперь разные люди. И верно! Больше советников! Вся власть Советам!
Судили Народным Судом, естественно, всё, что произошло в городе, весь этот хаос и безумный бардак. Довольно быстро нашли виновных. Точнее, быстро назначили виновных, найти их им всем – не суждено.
Целая череда, десятки свидетелей, в том числе накрашенная, принаряженная и обвешанная брюликами, как кремлёвская ёлка, жена центрового – дружно указывали с обвинениями на деяния незабвенной сладкой парочки алчных советников. Что скрылись из города при малейшем же шухере, прихватив всю казну.
Нет, денег у этих двух не было. Уж позолоченный спецназ бы знал. По крайней мере, не столько, сколько предполагает словосочетание «Казна Северного округа». Только то, что было на них самих, что осыпалось на ковры их шатра невесомой пылью праха. Но я и головы не забиваю. Информационное воздействие пропаганды штука хитровывернутая настолько, что даже я – любитель заморочиться и забить голову левыми и случайными размышлизмами – не спешу думать о казне. Нет казны, и хранитель монеты – с ней! И не поминай их всуе!
Тем более что после Суда, конечно же, скорого и правого, слово взял – воскресший из мёртвых бывший первый советник и глава Совета, после «казни» и «перерождения» ставший председателем колхоза и объявил народу, что время «разброда и шатания» – завершилось. И многое – вернулось на круги своя.
Ко всеобщему народному ликованию. Так отменяется запрет на торговлю, возвращается всеобщий еженедельный выходной, конечно же – воскресный день, как раз сегодня, когда Шалага-прощелыга воскрес из мёртвых. При этом как-то забыли упомянуть, что не только не отменяются «нормы выработки», которые мне так и хочется назвать «барщиной», но барина нет же в стране Советов и победившего… хм-хм! Ах, да – победившего нового мирового порядка. Да и про Боярыню больно вспоминать.
Разрешение на торговлю и свободный оборот монет любого достоинства и цвета ничего не изменит в жизни людей. Теперь, когда закрома и кошельки всех слоёв общества подчистую выметены, можно красиво задекларировать и возвращение данного «права». И когда излишки товаров для товарооборота, как и деньги для покупок, тупо отсутствуют. Вот вам, народ – гражданские права, кушайте не обляпайтесь! И не говорите потом, что у нас – диктант! Или – дикдат? От слова же – «дикдатор»? Или – декрет? Плохо, когда забудешь что-то. Хуже лишь, когда забудешь то, чего и не знал.
Иметь «право» и пользоваться «возможностью» всегда разные штукенции. Иметь право голоса и право быть избранным, и реализовать такое право – штуки настолько разные, что проще стать Конаном-варваром и мечом у королька какого отжать трон, чем стать избранным главой демократической страны. Иметь право на бесплатное здравоохранение и быть здоровым – диаметрально противоположные штуки. Принадлежащие народу недра Родины и доход от их реализации – штуки меж собой незнакомые, живущие в разных временных реальностях, проходящие мимо друг друга, друг друга – не видя и не ощущая. Народ, генетически уже привыкший прятаться и инстинктивно скрываться от милиции, и сама милиция, как структура, организованная для защиты прав
