Теория катастрофы - Ник Горькавый

Уличные музыканты играли бесплатно, пели отчаянно-весёлые песни.

Драк и стычек больше не было — всем было ясно, что уже ничто не может повлиять на представителей государств, сидящих в огромном зале ООН и готовящихся нажать кнопки в согласии с волей своих правительств и народов.

Мир притих в ожидании. В тех странах, где уже наступила ночь, никто не спал, на площадях жгли факелы и костры. Самым шумным подлеском в любой толпе были дети — они веселились, запуская воздушных змеев и не понимая происходящего.

Хотя именно их судьба решалась сегодня.

Наконец седобородый индус в длинных белых одеждах объявил с трибуны ООН начало голосования, на которое отводилось пять минут. Результаты должны были отражаться на двух экранах — зелёные цифры слева отмечали число стран, проголосовавших за закон; красные цифры справа были против.

Миллиарды людей по всему миру замерли у экранов.

Наступили пять самых важных минут в истории Земли.

Как только первые цифры появились на табло, людское затишье мгновенно кончилось.

Земная атмосфера никогда не слышала такого вопля.

Одновременно закричали города и поселки, людные площади и скверы, фермы в прериях и ранчо в саваннах.

Летучие мыши попадали в траву, оглушённые звуковой волной.

Зелёные цифры сначала отстали от красных, но потом догнали их.

Красный тяжеловес и зелёный скакун мчались рядом, храпя и сверкая друг на друга бешеными глазами-нулями.

Мир кричал, голосил, улюлюкал, плакал от счастливого волнения, выл, схватившись за сердце, радостно визжал от ненависти, строчил автоматами воздух, взрывал тысячу тонн петард и фейерверков, царапал от горя перекошенное лицо.

Зелёное число быстрее листало цифры и добавляло разряды в наэлектризованную атмосферу. Но и красное делало стремительные рывки.

И вот голосование закончилось.

Мир перестал кричать и застонал.

«Мутанты» победили. Седобородый индус объявил об этом и заплакал.

Закон о генной свободе был принят. Человечество долго шло одной дорогой. Теперь оно будет расколото на две неравные и смертельно враждебные половинки.

В момент голосования люди в башне Леопардов встали от невыносимого напряжения. Победа «мутантов» была встречена яростными криками.

Никки воскликнула:

— Джерри, мы не должны допустить такую несправедливость! Нужно что-то сделать!

Юноша вздохнул. Ну что тут можно сделать, если земляне общим голосованием решили ступить на путь активного изменения своей природы?

— Никки, почему ты берёшь на себя заботу о всём человечестве? О нём есть кому побеспокоиться — пусть ООН о нём думает, оно уполномочено на такую работу.

— Джерри, ты вырос среди людей. В тебе с детства живёт подспудная уверенность, что кто-то, умный и всесильный, придёт и вовремя обо всём побеспокоится. Но я выросла одна, и у меня нет иллюзий по этому поводу. У человечества НЕТ могущественных тайных защитников. У него есть ты и я, Дзинтара и Хао, и ещё другие — умные и не очень, но старающиеся помочь. И это всё. Если мы не спасём мир — его никто не спасёт.

Глава 14

ЭЛИЗА

Группа стран, противников закона о геносвободе, подала апелляцию в Совет Безопасности ООН, требуя наложить вето на принятый закон, угрожающий самому существованию человечества. Согласно мировой конституции, вступление закона в силу приостанавливалось на время рассмотрения апелляции.

Мир получил тревожную передышку.

А жизнь в Колледже шла своим чередом.

Наступила весна — и очередной день рождения Никки.

Люди скорбно ценят дни рождения, имеющие нулевой оскал,— тревожные тридцать, бодрящиеся сорок, унылые пятьдесят или прескучные сто.

Совершенно зря.

Даже смешно — ну какая разница между сорокадевятилетним субъектом, полнеющим и лысеющим, и им же пятидесятилетним? Если сдать его целиком на анализы, то выяснится, что за год тела стало на два процента больше, а волос — на три процента меньше. А душевную разницу вообще невооружённым глазом не увидишь, а различишь — так лучше смолчишь. Где рубеж, чего отмечать-то? Вот если бы человек к пятидесяти годам вырастил себе крылья хотя бы нетопыря...

Не-ет, главными днями рождения в жизни каждого человека являются вовсе не круглые даты, а любой год между десятью и двадцатью.

Уникальные жизненные рубежи! Десятилетний человек — ребёнок; двадцатилетний Хомо Сапиенс вполне взросл. За это ключевое десятилетие с человеком происходят поразительные превращения — он вырастает на футы и пуды, становясь из хрупкого детёныша матёрым существом. Интеллектуальный уровень тоже совершает качественный скачок. Ну... почти всегда.

В десять ты собирал цветные картинки. В одиннадцать ты, открывая взрослую книгу, с улыбкой вспоминаешь вчерашнего ребёнка.

Когда тебе двенадцать, то сердце готово к подвигам и дуэлям.

Тринадцать ранят сердечной тоской.

Четырнадцать учат выбирать жизненный путь.

Пятнадцать лет — середина, рубеж, отделяющий детство и отрочество от юности и от взрослой жизни. Вчера тебе было четырнадцать, и ты пускал деревянные кораблики в лужах или бумажных змеев в небе. В пятнадцать тебе к лицу штурвал, если не космического корабля, то хотя бы бригантины.

Шестнадцать — у многих совершеннолетие. Радуга возможностей и проблем. Удостоверение взрослой личности, права на вождение автомобиля, неограниченность путешествий, раны от взрослых поступков.

У других совершеннолетие наступает в семнадцать — время шагов, навсегда определяющих будущее.

Восемнадцатилетние имеют полное право умереть с оружием в руках, решая мучительно сложные уравнения своих и чужих жизней.

Девятнадцатилетние печалятся, глядя на последние песчинки юности, убегающие из рук.

На двадцатилетнего взваливают взрослую ношу, не спрашивая — готов ли он.

Для любого человека совершеннолетие — ключевой рубеж и важнейший повод для праздника.

Что же говорить про совершеннолетие юной королевы?!

Прошлый день рождения Никки не захотела праздновать — и не стала. Но времена изменились: что разрешено безвестной девушке, то не позволено знаменитой королеве. Quod licet Jovi, non licet Bovi.

Наивная Никки не собиралась устраивать пышного дня рождения, но обстоятельства столпились вокруг и стали диктовать условия.

Началось необычно: от директора пришло приглашение — не по Сети, а в сжатых челюстях личного директорского кентавра. Последняя встреча с профессором Миличем закончилась провалом Никкиного плана по бесплатному обучению и очередной угрозой её исключения. Вообще, Никки не помнила приятных бесед в кабинете директора, поэтому от нового вызова она ничего хорошего не ждала.