Колосс поверженный. Красная Армия в 1941 году - Дэвид Гланц

«Обстановка требует от частей полной боевой готовности. Всеми возможными средствами разъяснять личному составу осложнившееся международное положение, чреватое всевозможными неожиданностями. Все действия командиров и политработников должны быть ориентированы к полному выполнению задач и повышению боеготовности войск. Боевая подготовка не должна прекращаться ни на миг».[540]

Менее чем через час начальник штаба 8-й армии генерал-майор Ларионов дал войскам армии такие указания:

«В целях ускоренного приведения в боевую готовность театра военных действий командующий 8-й армии приказывает:

1. Быстро собрать подручные средства (плоты, баржи и т. п.) для строительства переправы через Дубиссу…»[541]

Среди этого все более напряженного потока сообщений из штаба округа в 03:45 22 июня пришла шифровка в 27-ю армию гласившая: «С немецкой стороны могут быть действия небольших групп, нарушающих нашу границу. Не поддавайтесь на провокации».[542]

Южнее Прибалтики шел схожий поток сообщений. 20 июня Западный особый военный округ получил донесение, что «на границе появились подразделения полевых войск с ручными пулеметами». И в тот же день

«…поблизости от пограничных столбов № 300 и 301 немецкие солдаты написали на песчаном берегу реки Буг „СССР“, а потом зачеркнули буквы, топча их сапогами и угрожая оружием несущим там службу нашим пограничникам».[543]

Генеральный штаб не остался совершенно равнодушен к этим предупреждениям. Натыкаясь на твердое сопротивление Сталина любым мерам, которые могли бы спровоцировать немцев, он и сам предпринял некоторые действия для улучшения боеготовности — но они бледнели по сравнению с нависшей угрозой. Например, 19 июня Жуков и его помощники убедили Тимошенко отдать приказ, требующий более тщательно маскировать аэродромы. Однако эти меры должны были быть завершены к 1-15 июля.[544]

Поздним вечером 21 июня разведывательная информация заставила заволноваться даже спокойного Жукова, и он настоял на обсуждении этого вопроса со Сталиным:

«Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М.А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик — немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня.

Я тотчас же доложил наркому и И.В. Сталину то, что передач М.А. Пуркаев.

— Приезжайте с наркомом минут через 45 в Кремль, — сказал И.В. Сталин.

Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н.Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность.

И.В. Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен.

— А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? — спросил он.

— Нет, — ответил С.К. Тимошенко. — Считаем, что перебежчик говорит правду.

Тем временем в кабинет И.В. Сталина вошли члены Политбюро. Сталин коротко проинформировал их.

— Что будем делать? — спросил И.В. Сталин.

Ответа не последовало.

— Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность, — сказал нарком.

— Читайте! — сказал И.В. Сталин.

Я прочитал проект директивы. И.В. Сталин заметил:

— Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений.

Не теряя времени, мы с Н.Ф. Ватутиным вышли в другую комнату и быстро составили проект директивы наркома.

Вернувшись в кабинет, попросили разрешения доложить.

И.В. Сталин, прослушав проект директивы и сам еще раз его прочитав, внес некоторые поправки и передал наркому для подписи».[545]

Эта директива гласила:

«ПРИКАЗ НАРОДНОГО КОМИССАРА ОБОРОНЫ № 1.

Военным советам ПВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО.

Копия: Народному комиссару Военно-Морского Флота.

1. В течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ПВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.

2. Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.

3. Приказываю:

а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;

б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;

в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно;

г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;

д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.

Ватутин забрал директиву в Генштаб, который затем передал ее в военные округа. Зашифровка и передача завершились в 00:30 утра 22 июня 1941 года. Западный особый военный округ получил директиву в 00:45 утра и отправил ее подчиненным штабам между 02:25 и 02:35 утра.[547] Промежуточное время ушло на расшифровку передачи.

Следующие далее записи, занесенные в журнал боевых действий Западного фронта за 22 июня 1941 года заместителем начальника штаба Западного фронта Маландиным, объясняют последовательность событий от получения послания до начала военных действий:

«Около 01:00 ночи получено шифрованное сообщение из Москвы с приказом об ускоренном приведении войск в боевую готовность на случай ожидаемого утром нападения Германии.

Приблизительно в 02:00–02:30 ночи был подготовлен аналогичный шифрованный приказ армиям и частям УР [укрепрайонов], приказывающий им быстро занять укрепрайоны. По получении сигнала „Гроза“ ввести в действие „Красный пакет“, в котором содержался план прикрытия государственных границ.

Как оказалось, шифрованные сообщения из штаба округа были получены штабами армий слишком поздно. 3-я и 4-я армии успели расшифровать приказ и отдать некоторые распоряжения, но 10-я армия расшифровала предупреждение уже после начала военных действий…

В 04:00 утра 22.6, в штаб округа начали постоянно поступать сообщения о бомбежках, главным образом по каналам ПВО.

В 04:00 утра 22.6 немецкие части открыли огонь по нашим войскам стоящим у границы. В 05:00 [они] перешли в наступление по всему фронту.

Две эскадрильи немецких самолетов бомбили Гродно.

В 04:00 подвергся бомбардировке Брест.

Наша ИА [истребительная авиация] вступила в бой в районе Гродно.

04:25 — Лида подвернута бомбардировке двумя группами самолетов (в первой два самолета, во второй — три).

04:30 — один самолет бомбил Волковыск.

В 04:30 прервалась телефонная связь с 3-й, 10-й и 4-й армиями.

По донесениям ПВО:

В 04:00–04:30, был уничтожен пост роты ПВО в Вельске, и они понесли потери.

04:30 — бомбили аэродром в Борисовщине (Волковыск).

06:37 — один ДО-17 бомбил Лиду и сбросил пять бомб с большой высоты. Бомбы упали на город. В Лиде был уничтожен пассажирский поезд».[548]

Огромное количество недавно обнародованных разведывательных материалов свидетельствует об эффективности советской довоенной разведки. И что еще важнее, они вне всяких сомнений доказывают, что советские военные и политические руководители, так же, как многие нижестоящие фигуры в иерархии командования, хорошо знали о немецких приготовлениях к нападению. Разведка дала адекватную картину этих приготовлений, равно как и сильные указания агрессивных намерений немцев. Однако нет уверенности в том, до какой степени советское военное и политическое руководство усвоило и восприняло эти сведения разведки.