Уничтожить - Мишель Уэльбек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сложнее им пришлось, когда они приехали в Сен-Жозеф и он поставил машину во дворе перед домом. Мариз сидела на каменной скамеечке, тут же, справа от крыльца. Ну, она сидела не так, как человек, бывает, садится перевести дух. Скорее она опустилась на нее машинально, не в силах сделать какое-либо новое движение, ни даже вообразить, каким это новое движение могло бы быть. Поль тоже замер, не представляя, как сделать шаг вперед, как притвориться, что Мариз не существует, что она не сидит у входа в ступоре, из которого, казалось, уже не выйдет. Он с удивлением смотрел, как Прюданс, высвободившись из его объятий, скользнула к ней, села рядом, положила ей руку на плечо и нежно погладила его. Словно женщины от природы так умеют, словно им судьбой предназначено, благодаря какому-то особому пониманию боли, правильно себя вести. Он прошел мимо них, не останавливаясь, даже не бросив лишний взгляд на Прюданс. У него бы так никогда получилось, мало того, ему и присутствовать при этой сцене было невмоготу.
На обратном пути они почти не разговаривали и рано легли спать, съев на ужин немного хлеба с сыром.
Поль проснулся на рассвете и в половине шестого был уже готов, понимая, что сегодняшняя встреча ознаменует собой поворотный момент. Перед самым уходом он заглянул в спальню. Прюданс тут же проснулась, посмотрела на него, хотя он был уверен, что двигается бесшумно. “Ты пошел?” – спросила она. Он кивнул. Она приподнялась в постели. Он нежно поцеловал ее в обе щеки, потом в губы.
Войдя в кабинет Брюно, он понял, что рад его видеть. Он сел и рассказал ему всю историю, начиная с приезда отца в больничный центр Бельвиля и кончая его освобождением. Он говорил о докторе Леру, о его увольнении, о реорганизации отделений. Брюно слушал внимательно, не перебивая, лишь заметил вскользь: “Удивительная женщина эта Мадлен…” Затем Поль, подробно описав роль Мариз, добрался наконец до статьи Инди и самоубийства Орельена. Он объяснил Брюно, что, по его мнению, тут не надо искать никакого постороннего вмешательства или тайной повестки конкурирующей политической организации, за этой статьей стоит всего лишь жажда мщения амбициозной озлобленной бабы; о том, что произошло, она узнала не из каких-то особых источников, а просто из неосторожных откровений его покойного брата. Конечно, прибавил Поль, с себя он тоже не снимает ответственности, он всегда относился к Инди с антипатией и презрением и совершенно не собирался это скрывать; и она жестоко отомстила.
Его рассказ длился долго, и они еще не начали обсуждать, какие надо принять меры, когда им сообщили о приходе Солен Синьяль. Ее сопровождал молодой помощник, как всегда землисто-бледный и безупречно одетый.
– Меня беспокоит вовсе не первый тур, – ринулась она в бой, не потрудившись даже поздороваться. – Мы, конечно, потеряем несколько пунктов, ну и хрен бы с ними, мы все равно пройдем во второй, а там выборы начнутся заново. Проблема в том, что если общественность убедит себя, что в плане социальной политики мы занимаем те же позиции, что и “Национальное объединение”, нам вряд ли удастся перетянуть к себе голоса экологистов, а также левых или того, что от них осталось. И нам мало не покажется. Тем более что наш соперник просто супер, должна признать, Беранжер отлично справилась с задачей, ее еще рано списывать в утиль, вздумай я недооценить ее, я бы сильно облажалась. Не знаю, видел ли ты на днях его дебаты с экологиней, ну знаешь, с толстушкой этой: “Так я тоже люблю природу!.. Пение жаворонка весной на заре, что может быть прекраснее”, – короче, высший пилотаж, эта дура аж рот разинула, какой, на хрен, жаворонок, она даже не знает, что это такое. Вот ты знаешь, что такое жаворонок? – Она с вызовом обернулась к своему помощнику, который не без некоторой печали отрицательно покачал головой. – Ладно, но ты хотя бы не прикидываешься, и, кроме того, ты не кандидат от экологов. А потом он ловко свернул на инсектициды, мол, насекомые исчезают, а не будет насекомых – не будет и жаворонков, а вы как думали. Типа, я это не ради красного словца, я знаю, о чем говорю, какой хороший мальчик. Ну а что касается этой истории, нам надо что-то предпринять, и поскорее.
Она внезапно умолкла. Молчание продлилось почти полминуты, а потом Поль очень спокойно произнес:
– Я уволюсь.
Она посмотрела на него с изумлением, явно не ожидая такого прямого хода.
– Нет, – немедленно и резко, почти грубо оборвал его Брюно. – Нет, не может быть и речи о том, чтобы из-за этого ты ушел. Если бы речь шла о моем отце, я поступил бы точно так же. Поэтому нет. Кроме того, у нас есть другой выход.
– Я вся внимание… – сказала Солен Синьяль.
– Ты уйдешь во временную отставку по семейным обстоятельствам, – сказал Брюно, обращаясь по-прежнему только к Полю. – Обычно на оформление требуется много времени, но я прослежу, мы ускорим процесс и уладим все прямо завтра. Продолжительность такой отставки составляет обычно один год.
– После выборов мне плевать, делайте что хотите… – сказала Солен. – Но будь добр, объясни мне: можем ли мы, не вдаваясь в подробности, объявить, что он покинул свой пост?
– Да, чиновник не обязан объяснять свои мотивы. В обычных условиях моего мнения о его временном освобождении даже не спросили бы, – ответил Брюно.
– Ладно, сойдет, я думаю. Итак, что мы имеем. Первое: в твоем аппарате несколько десятков сотрудников, и ты не можешь быть в курсе личной жизни каждого. Второе: это болезненная семейная проблема, не имеющая никакого отношения к профессиональной деятельности твоего сотрудника, работой которого, к слову, ты всегда был в высшей степени удовлетворен. И третье: на сегодняшний день факты еще не подтверждены, правосудие скажет свое слово…
– Правосудие пока что никак не проявилось, – заметил Поль, – поскольку искового заявления не поступало.
– Что? – изумленно воскликнула она. – Ну слушай, так оно и лучше, все путем, значит, ты ждешь, пока правосудие скажет свое слово. Тогда чего мы дергаемся, раз искового заявления не поступало, я-то была уверена в обратном.
– Искового заявления не будет, – твердо сказал Брюно.
– Ну, раз судебных разбирательств можно не
