Океанский патруль. Книга 1 - Валентин Пикуль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вернется Семушкин в землянку, погреет руки над слабым пламенем коптилки и скажет:
— Чтой-то зябко, братцы!.. Или это мне кажется?
— Дровишек бы, — ответит другой.
— Да где их достать, — вздыхает третий, — коли тундра кругом — камень голый, дикий, неласковый!..
Однажды лежал Семушкин со своим приятелем Близоруковым в секрете. Изредка ночное безмолвие тундры раскалывал одинокий выстрел снайпера. Порою немецкий пулемет прорубал в ночи светлую строчку трассы. Это, видно, какой-нибудь егерь отпугивал от себя призраки крадущихся к нему разведчиков. А может, просто замерз и торопил свою смену.
Ветер трепал легкое полотно маскировочных балахонов. Океан шумел все глуше и глуше — шторм утихал. На севере — там, где скалистыми утесами обрывался в волны край земли, кружили в небе огненные клубки ракет — гитлеровцы прощупывали пространство Мотовского залива: нет ли русских катеров?
— А ну, — сказал Близоруков, — кажется, кто-то вон с того обрыва снег обвалил.
Отогнули верха шапок, прислушались.
— Шаги какие-то, вроде сучья хрустят, — прошептал Семушкин. — Может, наш…
— Смотри, смотри! — дулом автомата Близоруков показал куда-то в темноту.
Семушкин всмотрелся и увидел фигуру немецкого офицера, идущего во весь рост прямо на них.
— Да что он, ошалел? Не знает, где свои позиции кончаются?
— Не надо стрелять, — предупредил Близоруков, — возьмем живьем…
Ветер раздувал длинные полы шинели немецкого офицера; он шагал очень быстро, перескакивая через камни, раздвигал хрусткие от мороза кустарники. И когда подошел совсем близко, бойцы поднялись ему навстречу, разом крикнули:
— Хальт, хенде хох!..
Офицер остановился, поднял руки и спокойно сказал по-русски:.
— Пистолет — в правом кармане, нож — за голенищем левого сапога. Можете забрать…
И, не опуская рук, повернулся спиной, покорно позволяя себя обыскивать. Кроме шестизарядного парабеллума и ножа в карманах офицера нашли два бутерброда, завернутых в обрывок егерской газеты «Вахт ам Норден», и документы на имя обер-лейтенанта Отто Рихтера.
— Отведите меня к вашему командиру, — строго приказал пленный.
— А это уж мы без тебя знаем, куда вести, — ответил Семушкин, скручивая руки врага за спиной…
В теплой землянке, обитой внутри листами финского картона, немецкий офицер облегченно вздохнул и сказал конвоирам:
— Ну, ребята, если встретимся после войны, так и быть — позову в гости! Выпьем за то, что вы не застрелили меня сегодня…
Дежурный по штабу полка велел солдатам развязать офицеру руки. Когда бойцы ушли, он прочел документы пленного и спросил:
— Вы, обер-лейтенант, прибыли на север из Голландии полмесяца тому назад… Так?
Пленный взял лежавший на столе нож и стал отвинчивать железную подковку на своем сапоге. Каблук сразу отвалился, из-под него выпала круглая металлическая пластинка и покатилась, звеня и подпрыгивая.
Дежурный офицер поднял ее, взглянул на тисненую надпись и сразу же встал.
— Куда вас доставить? — спросил он.
«Пленный» сунул нож в голенище, вложил в кобуру парабеллум, запихнул в карман свои бутерброды.
— Немедленно позвоните, — сказал он, — в штаб фронта. Для начала — дежурному.
— Есть! В какой форме прикажете доложить о вашем прибытии?
«Пленный» не спеша раскурил сигарету и, улыбнувшись, ответил:
— Доложите так: с той стороны притопала пара сапог.
— И все?
— Все…
Контр-адмирал не помнит, сколько он спал. Сон был тяжелый, как удушье. Все время почему-то снилась карта, пересеченная карандашной чертой курса, который вел прямо на минное поле. Хотелось позвать штурмана, сказать, что курс гибельный, но… тело куда-то плыло, покачивалось, в ушах стоял плеск воды, потом вдруг бешено загрохотали колокола громкого боя…
Игнат Тимофеевич вскочил с постели, механически — по нажитой привычке — стал искать сапоги, чтобы бежать на мостик. Но вместо тяжелых штормовых голенищ нащупал мягкие домашние шлепанцы, и звонили совсем не колокола.
Он встал, накинул шинель, прошел в прихожую:
— Кто?
— Рассыльный, товарищ контр-адмирал… Приказано передать на словах, что катер ждет у восьмого пирса в губе Ваенга.
— Добро, можете идти.
И, закрыв за матросом дверь, Сайманов стал быстро одеваться.
…Было время ночного отлива — берег обнажал черные костлявые камни, полоса прибоя лохматилась ворохами морской капусты. Катер раскачивался где-то далеко внизу, и его мачта вычерчивала круги почти на уровне пирса. Цепляясь за обледенелые сходни, Игнат Тимофеевич спустился на палубу катера, где его ловко подхватил старшина.
— Можно заводить моторы, — разрешил контр-адмирал и сразу прошел под капот.
Взяв кружку, привязанную цепочкой к медному лагуну, он напился тепловатой, пахнущей хлором воды, мельком взглянул на себя в бортовое зеркало. Усталость последних бессонных ночей, проведенных за разработкой оперативных планов, конечно, должна была сказаться. И сказалась: глаза покраснели, кожа на лице стала какой-то серой, щеки ввалились глубже…
— Черт возьми, непорядок! — сказал Сайманов, и катерный рулевой невольно вздрогнул: он стоял за штурвалом, спиной к контр-адмиралу, а на спине у него как раз вылезла вата из дырки.
— Не успел зашить, товарищ контр-адмирал.
— Чего это?
— Да вот… ящики грузили, порвал нечаянно… Рулевой замолчал.
Сайманов, заметив прореху на спине матроса, внушительно заметил:
— Матрос должен сам следить за собой. Жен на флоте нету.
— Так точно, товарищ контр-адмирал!.. Нету!
Слегка улыбнувшись, Игнат Тимофеевич запахнул шинель, присел на дощатый диванчик. В моторном отсеке дробно затарахтел дизель, и стало видно, как под решетчатым настилом завращался гребной вал. По выпуклому окну рубки с прищелкиванием заелозила щетка «дворника», старательно вылизывая стекло от инея и брызг.
Рулевой, заранее кладя руль на борт, чтобы отойти от пирса, облегченно вздохнул:
— Ну, пошли!..
Старшина шагнул к рулевому, лениво ковырнул пальцем в дырке на его спине.
— Эва, — буркнул он, — на вас не напасешься, небось казенное, чего жалеть-то!..
— Старшина, не мешайте рулевому вести катер.
— Есть не мешать!..
Пролив скоро кончился, впереди распахивался простор взбаламученной ветром воды. Катер сильно тряхнуло, кружку сбросило с подноса — она закачалась на цепочке.
— Прибавить оборотов, — сказал Сайманов, ловя кружку.
Гребной вал, сотрясая решетку настила, загудел под ногами глухо и протяжно. Старшина осторожно присел напротив Сайманова; было видно, что он хочет что-то спросить, но стесняется.
— Ну, — сказал Игнат Тимофеевич. — Что?
— Да вот, товарищ контр-адмирал, позвольте задать один вопрос… Скоро ли у нас егеря гнать будут… Вот, пожалуй, и все. Простите, что побеспокоил…
— Скоро, товарищ, скоро! — сказал контр-адмирал. — Вот только страну Суоми надо из войны выбить. Кировскую железную дорогу освободить полностью, а потом и в Лапландии наступать можно…
Надвинув на нос щеголеватую мичманку, старшина неопределенно, скорее из уважения, согласился:
— Это, конечно, так…
Катер резко положило на борт. С минуту он шел накренившись, лохматая пена смачно хлестала по стеклам. Держась за вделанный в переборку поручень, контр-адмирал добавил:
— А ты не спрашивай! Будет нужно — тебе скажут… Катер, сбросив с палубы тяжелую воду, выпрямился. Всматриваясь в набегающую тьму ночи, рулевой доложил:
— Подходим к берегу. Прикажете вставать к третьему пирсу?
— Да, к третьему!..
И старшина, перекинув на подбородок ремешок своей мичманки, поднялся на палубу готовить швартовы… Когда контр-адмирал прибыл в штаб, ему сказали:
— С той стороны явился лейтенант Ярцев. Он имеет важные сведения…
— Добро! — ответил Сайманов, проходя в свой кабинет. Ярцев дремал в глубоком кресле, облокотившись на край стола.
— Простите, — извинился он, вставая, — я не спал двое суток.
Игнат Тимофеевич крепко пожал ему руку:
— Поздравляю с возвращением. С голландскими документами все обошлось благополучно?
— Так точно. Ни сам комендант Лиинахамари капитан Френк, ни владелица Парккина-отеля фрау Зильберт, у которой я остановился, ни к чему не могли придраться.
— Итак, — сказал Сайманов, усаживаясь за стол, — самое главное?..
Ярцев достал из кармана бутерброды, ножом снял с них толстый слой маргарина, под которым скрывались тонкие пергаментные листки, сплошь усеянные многочисленными пометками.
Контр-адмирал поднес их к абажуру настольной лампы, — на промасленной бумаге четко проступили очертания Печенгского залива.
— Рассказывайте, — разрешил Игнат Тимофеевич, и лейтенант, слегка покачнувшись от усталости, шагнул к карте.
— Петсамо-воуно-фиорд, — произнес он, показывая залив, в который узкой змейкой втягивалась с юга река Печенга. — Гитлеровцы сейчас торопливо укрепляют его побережье. Очевидно, они извлекли должный урок из матросских десантов на причалы Новороссийска и боятся повторения подобных операций в Заполярье… Считая невозможным применение танков в горах, генерал Дитм отдал приказ вкопать их в землю по обоим берегам фиорда. На входных мысах, обозначенных на немецких картах по-фински, — Нуурмиенисетти и Нуурониеми…