Распутин наш. 1917 - Сергей Александрович Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как старый рыбацкий якорь – сетями, замок был окутан мистическими преданиями. Среди карточных игроков существовало поверье – удача посетит лишь тех, кто играет вблизи жилища палача, а по легенде, заплечных дел мастер обитал именно в Литовском замке. Возможно поэтому, а скорее всего – по воле случая, городские шулеры облюбовали два игральных притона вблизи замка, в доходных домах на углу Тюремного переулка и Офицерской улицы.
Другое пугающее предание связывали с установленными на крыше тюремной церкви скульптурами ангелов, несущих кресты. По рассказам посвященных в тайну, один из них покидал свой «пост» и обходил тюрьму. Арестанты знали: тот, в чью дверь ангел постучится, будет казнен. Скульптуры ангелов были установлены таким образом, что заключённым, впервые выходившим во двор, казалось, будто небесный посланник едва выдерживает тяжесть креста. Сидельцы верили – когда он уронит свою ношу, узники будут освобождены.
В ночь с 27 на 28 февраля таинственный облик старинного здания окаймляли десятки костров, абсолютно необитаемых и безлюдных, а потому неестественно зловещих, разожжённых по периметру на удалении сотни шагов. Кто их разжёг и для какой цели – не ведали даже вездесущие дворники. Погода была морозная, февральский питерский ветер продувал даже самую надёжную одёжку, и к этим источникам тепла стягивались штурмовые отряды и сочувствующие лица.
– Станислав Никодимыч, смотри-смотри! – почему-то шёпотом возбужденно шептал Надольский, стоя у самого парапета круглой башни. – Сработало! Летят на огонёк, словно мотыльки! Ай да Айболит, ай да голова!
Из предрассветного сумрака, окутавшего замок, подсвеченные кострами улицы просматривались прекрасно, зато стоящим у яркого огня невозможно было увидеть, что творится в помещениях и на крыше здания, соблюдающего почти идеальную светомаскировку.
– Резервисты, – презрительно хмыкнул стоящий рядом Балахович, – непуганые, необстрелянные. Как говорит Айболит – массовка. А где наши клиенты – отсюда не разглядеть. Давай команду засаде – пусть начинают. Мы подождём.
Одно из окон круглой башни несколько раз мигнуло и погасло. Два подтянутых, крепких господина, сидевших в игорном зале в здании напротив, синхронно поднялись, откланялись и торопливо спустились по парадной лестнице. Приняв у швейцара шляпы, трости и объемный саквояж, вышли на свежий воздух, свернули в ближайшую подворотню и через минуту вышли из нее преображенными в солдатских шинелях и лохматых папахах, неотличимые от сотен других служивых, понемногу заполняющих улицы.
– Знаешь, Лёха! – негромко бубнил в спину младшему Пунину фон дер Лауниц, продираясь сквозь уплотняющуюся людскую массу, – всю войну меня преследовала внутренняя неудовлетворенность. Эта проклятая необходимость убивать совершенно незнакомых людей, не сделавших лично мне ничего плохого… Даже в отставку хотел подавать, сославшись на пошатнувшуюся психику, пока Айболит не показал в болотах под Ригой, как можно бить противника, не превращаясь в мясника…
– А тебя не смущает, Серега, что за это искусство нас и турнули из армии без прошения и мундира? – общаясь с боевым товарищем, Пунин не забывал внимательно всматриваться в лица митингующих. – И что это за чистоплюйство? Мы пошли на войну, чтобы убивать!
– Нет, Лёшка! – голос фон дер Лауница окреп и приобрел металлический оттенок, – мы пошли на войну, чтобы одержать верх над противником! А победить можно по-разному! Усеять поле трупами или уколоть шпагой в сердце дракона. Результат один, но мне почему-то по нраву второй вариант… Вот, например, сегодня… Что стоило поставить на крыше пять пулеметов и нафаршировать свинцом всех, собравшихся на площади? Но мы этого не делаем, не превращаем нашу работу в скотобойню, ходим, ищем зачинщиков… А когда найдём…
– Считай, уже нашли, – поднял руку Пунин и остановился, упёршись взглядом в приметную крепкую фигуру в кожаной тужурке и железнодорожной фуражке. Мужчина никаким боком не походил ни на студента, ни на машиниста. Есть в облике профессионального военного мелкие, но выразительные детали, вылезающие из любой гражданской упаковки – осанка, выработанная многочасовой строевой подготовкой, искусный хват оружия, тщательно подогнанная обувь и одежда, не терпящая штатской неряшливости, особенный взгляд, постоянно оценивающий расстояние до цели и наиболее эффективный способ поражения оной. По этим деталям подпоручик безошибочно узнал в толпе штурмовиков, а они точно так же идентифицировали его и лихорадочно пытались определить – свой или чужой. Времени для действий по заранее утвержденному плану – разведать, доложить, получить дальнейшие инструкции – не оставалось.
– Товарищи! – взвился и зазвенел над толпой молодой, но закаленный на фронте голос Сергея фон дер Лауница, взобравшегося на парапет набережной и отчаянно размахивающего красной повязкой, как флагом, – от имени боевой организации Российской социал-демократической партии большевиков приветствую вас, а в вашем лице – весь революционный гарнизон Петрограда! Ура!
Напряженные лица штурмовиков разгладились. В головах сложилась мозаика из доступной информации о наличии среди большевиков боевых офицеров и появлении их вблизи тюрьмы, где томились революционеры-подпольщики. Они прекратили созерцать воодушевленное серёгино лицо и вернулись к своей работе – рекогносцировке местности перед штурмом.
– Враги вокруг нас! – вещал тем временем с парапета фон дер Лауниц, – наша боевая организация выяснила, что совсем недалеко, в одном квартале отсюда, на винных складах купца Чепушилина “фараоны” устроили засаду и готовы в любой момент нанести удар!
При упоминании винных складов массы всколыхнулись, забурлили, потянулись к оратору, утроив внимание.
– Предлагаю немедленно пойти туда и вычистить всю реакционную сволочь, чтобы никто не мог ударить нам в спину и помешать освобождению томящихся в застенках товарищей!
Многоголовая толпа загомонила, массы перешли в движение. Папахи, фуражки и картузы образовали водовороты, выбрасывающие центробежной силой хвосты в близлежащие улицы и переулки.
– За мной товарищи! Ура! – Серега соскочил с парапета и бросился в голову стихийно образующейся колонны.
– Ни дать, ни взять – генерал Моро, – усмехнулся Пунин вслед пробегающему другу, – только белого скакуна не хватает…
– Оставляю тебе непьющих, – крикнул на ходу фон дер Лауниц, припустив что есть мочи вслед мятущимся от нетерпения революционным массам.
– Спасибо тебе, Серёжа, душевный ты человек, – пробормотал Пунин, прячась за плотным людским потоком от пристального взгляда штурмовиков, сворачивая за афишную тумбу и нащупывая под шинелью тяжёлую ребристую рубашку