Проклятая игра - Клайв Баркер

— Нет! Нет!

Она посмотрела через плечо. Марти достиг низа лестницы, и тут руки Брира — ухоженные, надушенные и мертвенные — схватили его. Он лягнул мясника изо всех сил, и Брир отцепился. Это задержало Марти на мгновение, не больше. Он поднялся до середины лесенки, когда преследователь снова нагнал его. Нарумяненное лицо выплыло пятном из темноты подвала: его черты, искаженные яростью, едва походили на человеческие.

На этот раз Брир ухватил Марти за брюки, впившись пальцами глубоко в мышцы под кожей. Марти закричал, его одежда затрещала, хлынула кровь. Он выбросил руку к Кэрис, которая напрягла все оставшиеся силы и рванула его к себе. Брир потерял равновесие и опять отпустил добычу, а Марти полетел вверх по ступенькам, спотыкаясь и выталкивая Кэрис вперед. Она бросилась в холл, Марти за ней, Брир бежал по пятам. На самом верху лестницы Марти неожиданно обернулся и ударил Брира ногой. Его каблук уткнулся в проколотое брюхо Пожирателя Лезвий. Брир полетел вниз, хватая руками воздух, но держаться было не за что. Его ногти чиркали о кирпич, пока он не свалился и не ударился об пол с мягким шлепком. Там он растянулся и замер без движения.

Марти захлопнул за собой дверь подвала и задвинул засов. Он чувствовал себя слишком слабым, чтобы рассмотреть рану на ноге. По теплой струе, натекающей в ботинок, он понял, что кровотечение сильное.

— Ты можешь… найти что-нибудь… — обратился он к девушке, — чтобы остановить кровь?

Кэрис кивнула, задыхаясь, и повернула за угол на кухню. На сушилке висело полотенце — слишком мерзкое, чтобы заматывать им открытую рану. Она принялась искать что-нибудь чистое. Время шло; Мамолиан явно не собирался оставаться вне дома до утра.

В холле Марти пытался уловить звуки из погреба, но все было тихо.

Однако он различил другой шум, про который почти забыл. Гул дома снова раздавался в его голове. Этот сладкий голос вливался в мозг и наполнял его, как во сне. Здравый смысл подсказывал, что надо как-то выключить его, но когда Марти вслушался и попытался различить слова, ему показалось, что тошнота и боль в ноге проходят.

На спинке кухонного стула Кэрис нашла одну из темно-серых рубашек Мамолиана. Европеец заботился о своей одежде, и рубашка была свежевыстиранная — идеальный бинт. Она разорвала ее, хотя прекрасный шелк и сопротивлялся, затем намочила лоскут в холодной воде, чтобы промыть рану, и нарвала полосок для перевязки. Потом вернулась в холл. Но Марти исчез.

55

Он должен увидеть. А если не получится (что такое видение? просто чувственность), должен найти другой способ познания. Это обещала ему комната, шептавшая на ухо: новое знание и способ обрести его. Он несся вверх, перехватывая руками перила, выше и выше, забывая о боли; он поднимался в гудящую тьму. Он хотел прокатиться на поезде призраков. Там были грезы, о которых он никогда не мечтал и не будет мечтать. Кровь хлюпала в туфле — он смеялся над этим. Ногу свела судорога — он не замечал. Остались последние ступеньки; он с трудом вкарабкался по ним. Дверь была полуоткрыта.

Он достиг самого верха и, прихрамывая, направился к двери.

В погребе было совершенно темно, но это не волновало Пожирателя Лезвий. Уже много недель его глаза видели так же хорошо, как в былые дни: он научился заменять зрение прикосновением. Он поднялся на ноги и попытался подумать обо всем. Скоро вернется Европеец. Тогда его ждет кара за уход из дома и за то, что Брир не сумел предотвратить побег. Еще хуже другое: он больше не увидит девушку, не сможет наблюдать, как она мочится; о, эта ароматная жидкость, которую он хранил для особого случая. Брир чувствовал отчаяние.

Он даже теперь слышал, как она ходит наверху в холле, поднимается по ступеням. Ритм шагов ее крошечных ножек был знаком ему; он долго слушал, ночью и днем, как она ходит взад-вперед по своей конуре. Пока Кэрис взбиралась по лестнице, он мысленно глядел сквозь потолок погреба, ставший прозрачным. Между ее ног зияла роскошная щель. Его разозлила мысль о том, что он больше не увидит этого, как и саму девушку. Конечно, Кэрис старая — совсем не такая, как красотка за столом и те другие, на улицах; но ее присутствие уже не раз спасало Брира от безумия.

Неуверенным шагом он пошел обратно к своей маленькой «самоедке», чей обед был так грубо прерван. По пути его нога наткнулась на один из ножей — он сам оставил их на столе, чтобы гостье было удобно. Брир опустился на четвереньки и нашарил нож, затем пополз обратно к лестнице и принялся рубить дерево в том месте, где свет пробивался сквозь щели, указывая расположение засова.

Кэрис не хотелось снова подниматься наверх. Там осталось слишком много того, чего она боялась. Не реальные вещи, а тени, намеки; но и их хватало, чтобы сделать ее слабой. Почему Марти пошел наверх (а он мог пойти только туда)? Вот что смущало ее. Он уверял, будто все понимает, но ему еще предстояло многое узнать.

— Марти! — позвала Кэрис, стоя под лестницей.

Она надеялась, что он появится, улыбнется и похромает к ней. Тогда не придется подниматься самой и уводить его. Но ответа не последовало, а ночь не бесконечна — Европеец мог открыть дверь в любой момент.

Кэрис неохотно двинулась наверх.

До этого момента Марти ничего не понимал Он оставался невинным, жил в мире девственного неведения, ничего не зная об этом глубоком и возбуждающем проникновении не только внутрь тела, но и внутрь мозга. Атмосфера комнаты затуманила его голову сразу же, едва он переступил порог. Кости его черепа заскрежетали друг о друга: голос комнаты перешел с шепота на крик в его голове:

— Так ты пришел? Конечно, ты пришел. Добро пожаловать в Страну Чудес.

Марти смутно осознавал, как его собственный голос произнес эти слова. Вероятно, он все время слышал свой голос и говорил сам с собой, как лунатик. Даже теперь, когда он раскусил трюк, голос зазвучал снова, но чуть ниже:

— Прекрасное место, чтобы познать себя, не так ли?

Он огляделся. Здесь не на что смотреть — одни стены.

Даже окна в комнате оказались герметично закрытыми. Никаких звуков внешнего мира сюда не проникало.

— Я ничего не вижу, — пробормотал он в ответ на похвальбу комнаты.

Голос засмеялся, и он вместе с ним.

— Здесь нечего бояться, — сказал голос. И после самодовольной паузы добавил: — Здесь вообще ничего нет.

И это правда. Совсем ничего. Это не темнота мешает видеть, это сама комната. Он резко оглянулся через плечо. Он не мог разглядеть за спиной дверь, хотя знал, что оставил ее открытой и из нее должен пробиваться хотя бы отблеск света с лестницы. Но освещение было поглощено, как и луч его фонаря. Душный серый туман так сгустился, что Марти не различал даже собственную руку, поднесенную к глазам.