На орлиных крыльях - Кен Фоллетт

Их группу провели в большую комнату, в которой ничего не было, кроме красивого персидского ковра. Саймонс тихим голосом сказал каждому из них, где сесть. Они сели так, чтобы оставить место для иранцев. Саймонс посадил Рашида справа от иранцев. Далее за Рашидом сидел Тейлор, затем Коберн и, наконец, сам Саймонс, который расположился прямо напротив места, оставленного для иранца. Справа от Саймонса сели Пол и Билл. Они находились чуть сзади остальных, чтобы быть самыми незаметными в группе. Справа от Билла, замыкая круг, устроился Гэйден.

Когда Тэйлор сел, то увидел, что на одном из носков у него огромная дыра и из нее торчат стодолларовые бумажки. Он шепотом выругался и принялся бешено запихивать банкноты поближе к пятке.

За ними в комнату вошел молодой человек в европейском костюме. Очевидно, он получил приличное образование и хорошо говорил по-английски.

– Сейчас вам предстоит встреча с человеком, который провел в тюрьме двадцать пять лет и только что бежал оттуда, – сказал он.

Билл чуть не выпалил: «Ну а я? Я сам бежал из тюрьмы!» – но вовремя одумался и промолчал.

– Вы предстанете перед судом, и судить вас будет этот человек, – продолжал молодой иранец.

Слово «судить» было для Пола, как удар обухом по голове, и он подумал: «Вся наша затея провалилась».

«Чистые» провели среду в тегеранском доме Лю Гольца. Рано утром из Далласа позвонил Том Уолтер. Слышимость была плохая. Поше и Уолтер часто переспрашивали друг друга. Все же Поше удалось передать Уолтеру, что сам он и все «чистые» находятся теперь в безопасности, что при первой возможности они переедут в посольство и что они покинут страну, как только посольство наладит, наконец, авиарейсы по вывозу американцев из Тегерана. Поше также сообщил, что, поскольку состояние Кэти Гэллэгер не улучшилось, накануне вечером ее забрали в больницу.

Джон Хауэлл по телефону связался с Аболхасаном, который получил очередное послание от Дэдгара. Дэдгар намеревался вступить с американцами в переговоры по поводу уменьшения суммы залога. Если ЭДС обнаружит Пола и Билла, ей надлежит выдать их властям и внести залог меньшего размера. Американцы должны понимать, что Полу и Биллу не удастся выбраться из Ирана законным путем и что все попытки покинуть страну нелегально чреваты для них самыми серьезными последствиями.

Из этого Хауэлл заключил, что Полу и Биллу не позволят вылететь посольским рейсом. Он вновь стал сомневаться, что «чистым» уже ничего не угрожает. Наоборот, ему казалось, что сейчас они, пожалуй, подвержены большей опасности, чем «нечистые». Боб Янг разделял его сомнения. Оба стали обсуждать возникшее положение, но тут началась стрельба. Стреляли, по-видимому, где-то в районе американского посольства.

Вот уже несколько дней радиостанция «Голос иранского народа», вещавшая из Баку, расположенного на территории Советского Союза, передавала обзоры «новостей», в которых сообщала о тайных американских планах, направленных против революции. В среду «Голос иранского народа» объявил, что посольству США была передана картотека САВАК, ненавистной в стране шахской тайной полиции. Это весьма походило на фальшивку, но для многих звучало правдоподобно, поскольку САВАК являлось детищем ЦРУ, которое поддерживало с ней тесный контакт. Все хорошо знали, что в посольствах США, как и в посольствах других стран, полно шпионов, работающих под прикрытием дипломатического статуса. Во всяком случае, кое-кто из революционеров в Тегеране поверил этому сообщению и, не спросясь помощников аятоллы, решил действовать.

Утром революционеры, имеющие при себе автоматическое оружие, заняли огневые позиции в высоких зданиях, расположенных вокруг территории посольства. В десять тридцать они открыли огонь.

В это время посол Уильям Салливан из приемной своего кабинета разговаривал по телефону. Он воспользовался аппаратом своей секретарши. Его абонентом был заместитель министра иностранных дел аятоллы. Президент Картер решил признать новое революционное правительство Ирана, и Салливан проводил подготовительную работу перед вручением официальной ноты. Когда он положил трубку и обернулся, то увидел своего пресс-атташе Барри Розена, стоящего вместе с двумя американскими журналистами. Салливан пришел в ярость, поскольку из Белого дома поступили особые распоряжения о том, что решение о признании нового правительства должно быть объявлено в Вашингтоне, а не в Тегеране. Салливан отвел Розена в свой кабинет и дал ему нагоняй.

Розен объяснил, что оба журналиста пришли в посольство, чтобы позаботиться о теле корреспондента газеты «Лос-Анджелес таймс» Джо Алекса Морриса, который погиб во время боев на базе «Дошен Топпех». Почувствовав, что попал в глупое положение, Салливан велел Розену попросить журналистов не разглашать нечаянно подслушанные ими сведения, когда посол говорил по телефону.

Розен вышел из кабинета. У Салливана зазвонил телефон. Посол снял трубку. Внезапно на здание посольства обрушился шквал пулеметного огня. Пули градом посыпались в окно его кабинета.

Салливан бросился на пол.

Он пополз из приемной в кабинет, где нос к носу столкнулся со своим заместителем Чарли Наасом, который только что проводил там собрание по поводу авиарейсов, связанных с эвакуацией американцев из Тегерана. У Салливана было два номера телефона, которыми он мог воспользоваться в чрезвычайных обстоятельствах, чтобы связаться с руководящими деятелями иранской революции. Теперь он приказал Наасу позвонить по одному из них, а военному атташе – по второму. По-прежнему лежа на полу, оба дипломата стащили телефоны со стола и стали набирать номера.

Салливан достал свою переносную рацию и потребовал командира расквартированного на территории посольства подразделения морской пехоты.

Пулеметный огонь создавал огневое прикрытие для отряда революционеров численностью семьдесят пять человек, которые перелезли через стену, огораживающую территорию посольства со стороны главного входа, и уже приближались к жилому помещению. К счастью, большинство сотрудников посольства находились с Салливаном в здании посольской канцелярии. Салливан приказал морским пехотинцам отступить, из автоматов не стрелять и использовать оружие только в целях самообороны.

Затем он выполз из кабинета в коридор.

В течение следующего часа нападавшие захватили здание, где жили сотрудники посольства и помещался кафетерий. Салливан отправил всех собравшихся в канцелярии гражданских лиц наверх, под крышу, в коммуникационный отсек. Когда Салливан услыхал, что нападавшие принялись ломать стальные двери здания, он приказал находившимся там морским пехотинцам присоединиться к штатским, сгрудившимся в коммуникационном отсеке. Он велел им поставить оружие в угол и как можно скорее сдаться.

В конце концов, Салливан сам поднялся туда, оставив снаружи лишь военного атташе и переводчика.

Когда нападавшие были уже на третьем этаже, Салливан открыл дверь отсека и вышел, подняв руки над головой.

За ним последовали остальные – всего около ста человек.

Всех их загнали в приемную секретариата посла и обыскали. Произошло некоторое замешательство между двумя группами иранцев, и Салливан понял, что люди аятоллы послали отряд на выручку сотрудников посольства. Вероятно, это произошло после звонков Чарли Нааса и военного атташе. Спасатели поднялись на третий этаж вместе с нападавшими.

Внезапно раздался выстрел. Пуля пробила оконное стекло.

Все американцы легли на пол. Одному из иранцев показалось, что стреляли из комнаты, и, разозлясь, он резко направил свой автомат АК-47 прямо на группу лежавших на полу сотрудников посольства. Тогда пресс-атташе Барри Розен стал кричать на фарси: «Стреляли с улицы! Стреляли с улицы!» В этот момент Салливан обнаружил, что лежит рядом с двумя журналистами, которые были в приемной его кабинета.

– Надеюсь, что вы занесете все это в свои записные книжки, – сказал он им.

Немного погодя всех их вывели во двор, где новый заместитель премьер-министра Ибрагим Язди принес Салливану свои извинения за нападение на посольство.

Язди также предоставил Салливану личную охрану – группу студентов, которым в дальнейшем вменялось в обязанность обеспечивать безопасность посла США. Они хорошо знали самого посла и его распорядок дня, поскольку до этого у них было задание убить его.

Ближе к вечеру из больницы позвонила Кэти Гэллэгер. Ей дали какое-то лекарство, и все наладилось, по крайней мере, временно. Она просилась назад в дом Лю Гольца к своему мужу и остальным «чистым».

Джо Поше был против того, чтобы кто-нибудь из «чистых» выходил из дома. Ему также не хотелось, чтобы кто-либо из иранцев знал, где они находятся. Поэтому он вызвал Голама и попросил его забрать Кэти из больницы, а потом довезти до того места, где ее встретит муж.