Спин - Роберт Уилсон

— Думаете, что сможете заснуть? — спросила меня Ина.

— Не «Хилтон», конечно, но как-нибудь переживем.

— Нет, я не об этом. Шум. Сможете заснуть под такое звуковое сопровождение?

Порт громыхал круглые сутки. Портовое время слишком дорого, чтобы терять его ради ночного отдыха. Лязг металла, грохот механизмов, рычание дизелей…

— Бывало и похуже.

— Сомневаюсь, однако ценю ваш оптимизм, — похвалила меня Ина.

Разумеется, нам не спалось. Мы сидели при свете настольной лампы и разговаривали. Ина расспрашивала меня о Джейсоне.

Я дал ей прочесть кое-что из написанного мною за время болезни. Ей показалось, что переход Джейсо-на в четвертый возраст прошел менее болезненно, чем мой. Я разуверил ее, сказав, что опустил наименее аппетитные детали.

— А как насчет памяти? Не замечалось провалов в памяти? Он не беспокоился об этом?

— Он избегал разговоров об этом, но я уверен, что беспокоился.

Однажды, выплывая из очередного приступа, Джейсон попросил меня составить его биографию. «Запиши это, Тай, запиши. На случай, если я забуду…»

— Но желания записывать самому у него не возникало?

— Нет. Графомания проявляется, когда мозг начинает перестраивать свои речевые связи. Графомания лишь одно из внешних проявлений. Возможно, его стоны и крики — проявление того же в другой форме.

— Это вам рассказал Ван Нго Вен?

— Да, а кое-что я почерпнул из его медицинских архивов. Впоследствии я смог с ними ознакомиться.

Ван Нго Вен интересовал Ину не меньше, чем Джейсон.

— То предупреждение Вана в ООН о перенаселении и истощении ресурсов… Он обсуждал его с вами? Я имею в виду, до выступления.

— Понимаю. Да, в некоторой степени.

— И что он говорил?

Во время одного из наших разговоров о целях гипотетиков Ван начертил диаграмму, которую я воспроизвел для Ины на пыльном паркетном полу. Горизонтальная и вертикальная оси координат; по вертикали откладывается численность населения, по горизонтали время. На график наложилась кривая, ось которой проходила параллельно оси времени.

— График изменения численности населения с течением времени, — сказала Ина. — Это я понимаю. И что же дальше?

— Численность популяций животных сохраняется почти на одном уровне, будь то лисы Аляски или обезьяны-ревуны Белиза. Их численность изменяют внешние факторы, такие как суровая зима или появление врагов, но при прочих равных условиях число животных примерно постоянно.

Далее Ван перешел к виду, без излишней скромности называющему себя разумным, использующему искусственные инструменты. Что происходит в этом случае? В той же системе координат я изобразил для Ины еще одну кривую, взмывающую круто вверх, асимптотически стремящуюся к оси ординат.

— В этом случае, — пояснил я, — население — мы можем использовать для его обозначения термин «народ», — итак, в этом случае народ учится использовать инструменты, развивает навыки, изобретает новые инструменты. Люди не просто бьют камнем о камень, высекая искру или обтесывая этот камень, но и учат тому же себе подобных, распределяют труд, осваивают экономику. Они добывают больше пищи, численность населения увеличивается. Крупные сообщества людей вырабатывают новые навыки, возделывают земли, разводят животных. Письменность позволяет не только более эффективно передавать знания современникам, но и сохранять достижения прежних поколений, «консервировать» сведения.

— Значит, кривая стремится вверх все круче, пока мы все не утонем сами в себе.

— Вовсе не обязательно. Существуют и факторы, отклоняющие кривую вправо. Рост благосостояния и развитие технологий побуждают ни в чем не нуждающихся, по-настоящему разумных людей, которым ничто не угрожает, ограничивать воспроизводство. Наука, техника, технология и культура способствуют этому самоограничению, кривая «горизонтализируется», по выражению Вана.

Ибу Ина подняла на меня взгляд:

— Тогда в чем проблема вашего графика? Где перенаселение, мор и голод?

— К сожалению, на нашей планете «горизонтализирующие» факторы работают недостаточно эффективно. И мы семимильными шагами стремимся к самоудушению, к граничному состоянию.

— К граничному состоянию?

Еще одна кривая. Эта загогулина похожа на латинскую букву S курсивного шрифта с плоской макушкой. Над нею я нанес на график две прямые, параллельные горизонтальной оси; одна из них (обозначенная буквой А) намного выше кривой, другая (обозначенная буквой В) — пересекающая ее взлет.

— Ну, жду пояснений, — подбодрила меня ибу Ина.

— Эти линии означают предел выживаемости, «предел прочности» планеты, определяемый наличием обрабатываемой земли, резервами топлива и сырья, чистой воды и свежего воздуха. Диаграмма показывает разницу между успешным разумным видом и видом-неудачником. Вид, не вылезший за положенный ему предел, обладает потенциалом для продолжения существования при прочих равных условиях. Ему открыты те возможности, о которых мечтали утописты-визионеры: исследование галактик, манипуляция пространством и временем…

— Грандиозно…

— Однако не для нас. Наше положение куда хуже. Вид, не успевший стабилизироваться до достижения предела выживаемости, по всей вероятности, обречен.

Голод и Энидемии, технологические и экологические катастрофы, умирающая планета, истощенная цивилизацией идиотов.

— Прелестно. Значит, мы идиоты. Это вам Ван поведал?

— Ну, может быть, все и не так мрачно, но близко к этому. И для Земли, и для Марса. Мы уже принялись влезать в зону предела. И гипотетики вмешались как раз перед тем, как мы там увязли окончательно.

— Но почему они вмешались? Чего они от нас ожидают?

На этот вопрос у народа Вана ответа не оказалось. Как и у землян.

Хотя Джейсон Лоутон все же нашел кое-что вроде ответа.

Но я пока что не был готов об этом говорить.

Ина зевнула, и я стер свои пыльные графики с пола. Ина выключила лампу. Остались наши «ночники» — дежурные фонари ангара. Всеми наружными шумами повелевали какие-то монотонные набатные удары колокола.

— Бом, бом… — размеренно произнесла Ина, растянувшись на воняющем плесенью «матрасе» из сложенных коробок, и добавила, несколько изменив ритм и интонацию: — Тик-так. Я помню, как тикали старые механические часы, Тайлер, а вы?

— У нас были на кухне, у матери.

— У времени много лиц. Временем мы измеряем жизнь, месяцами и годами. Большое время стирает горы и создает звезды. А сколько случается между двумя ударами сердца! Трудно жить в таких разных масштабах времени, они разрывают тебя. Проще забыть, что ты жил в этих разных временах.