То «заика», то «золотуха» - AnaVi

ни второго… ни компота; в виде — «признания»! И да, пусть они и не начинали снова и ту же самую программу, на которой остановились, но ведь и закончив её сразу же — теперь просто ждали окончательного и последнего, бесповоротного пинка под свой же зад от администрации: разряжая пока и атмосферу — пинками друг друга. Что и само за себя же уже говорило — о дальнейшей же продолжительности этого «экспириенса»: где ни то что берегов — не видно, а горизонта — нет; и если кто-то вдруг всё же и уйдёт в него — то в него и, скорее всего, именно: «ногами», впёред и… «с выносом». «Его» же и… «Кем-то»! «Дважды — не умирают»? Чушь собачья! Умирают и… «Будут»! Будь то — морально или физически. Ведь и перерождаясь затем из чистилища — из разу в раз! И в мыслях лишь надеясь — не свихнуться и не избавиться от всего: с собой же. Тогда ведь — только «небытие». И всё!

И, так и сверля друг друга взглядами, девчонки оставались на своих местах — только мимика менялась; и то — лишь у белокурой: от пренебрежения и отвращения — до злости и ярости, гнева и… обратно! Брюнетка же, насколько ещё могла и уже научилась, не изменяла себе и своей холодности — ей было плевать: на всё и всех! Во всяком случае — так она хотела показать и «казаться»: больше — рисуясь и дорисовывая, но… Чем и меньше же одна знает — тем крепче другая спит: мягче стеля и так же засыпая! И пусть принцип «не обращать внимания на обижающего тебя» — не с- и работал изначально: ни в одном из случаев. Зато и принцип «не обращать внимания на свои эмоции и чувства, ощущения» — прекрасно… скрывал слёзы и держал их внутри. Как и сердце!.. В жёстком захвате; и почти — до скрипа. До выбивания и выламывания рёбер! Перед сном же — «отпустит». Или раньше — и в ду́ше. Но и точно — не сейчас и здесь! Не выпустит и не даст прорваться: сорваться — и нарваться на большее, больное и худшее!

— Могу «повторить» — труда не составит!

*

Выжав руками свою тёмную длинную копну волос, превратившуюся окончательно в крысиные и мышиные хвосты, девушка продолжала сидеть на белом кафеле пола, облокачиваясь на стенку из него же, хоть уже и «чёрного» и пристроившись головой к деревянной белой тумбе, покрытой той же мелкой, чёрно-белой и через одну, плиткой со встроенными белыми умывальниками; и с зеркалами над ними — в позолоченных рамах, кусая губы до крови и раздирая кожу ладоней покусанными ещё и до ногтями, то и дело поднимая голову к чёрному потолку с выключенным, как и никогда вовремя, ярко-белым светом, не молясь, а с силой сжимая веки, лишь бы не заплакать, а там и «расплакаться-разреветься», скатываясь уже вовсе на пол и образуя собой же — калачик-эмбрион: в мечтах лишь надеясь — слиться с ним или провалиться сквозь него; а лучше — всё и сразу! Ведь и опять, нет, «снова», снова — она стала посмешищем, снова — и грушей для битья, овцой для надругания и… «поругания», которую шпыняют всегда и во всём — почём зря. А и точнее — шпыня-ет и стая же волков; во главе, конечно же, с «ней» — альфой! А что — она?.. А она и не может им и ей же всё — ответить. Не может сделать — так же! Не «так» — её учили воспитатели и учителя. Не так учил — и весь персонал, в том или ином, этого самого «дома»! И вот если бы только были — родители… Да и они бы сделали — точно так же! Пусть и папа ещё, возможно, и обучил бы удару, какой-нибудь и стойке, но и только же — чтобы предупреждать и отбиваться, блокировать и держать, сдерживать удар; но и точно — не лезть и «первой» же всё на рожон: никогда не разжигать конфликт и «самой»! Что она, в принципе, и делала — без него и… них, изо дня в день, огребая за свою же «ангельскую добродетель» и такое же желание видеть во всех: хоть что-то хорошее и «светлое». А даже и «тем более» — в самой кромешной тьме. Пока сами — не докажут обратное! И верно говорят: «Благими намерениями — …».

— Ну вот и стоило оно — того?!.. — Раздался грубый мужской голос со входа в женский туалет. За чем — тут же последовал щелчок чёрного пластикового выключателя и скрип белой деревянной двери на металлических же петлях, что давно не смазывались: от того — и резали уши; как и яркий же свет — глаза.

— Туалетом — не ошибся?! — Фыркнула брюнетка, пряча и всё же своё лицо — за сосульками чёрных волос, бывшими «когда-то» лишь тёмными и пышными кудрями. Буквально — и пару минут назад: до опускания её же всё и головой — в прекрасную и чистую воду, благо хоть успели до и помыли-смыли, белого унитаза! Считай, что и повысили!.. От овцы — до собаки: что пьёт — только оттуда. Хотя… И в какую сторону — это самое «повышение»? Это лишь только — предстояло выяснить!.. Не «повторяя».

— Воу-воу!.. Спрячь иголки, малая. Я же — свой! — Усмехнулся парень, сразу же проходя и подходя ближе к ней, чтобы и затем — сесть на корточки перед, раскрыть её «завесу» руками и внимательно рассмотреть её личико, на предмет ран и синяков, пока и сама же девушка, как в первый раз, рассматривала его, его же внешний вид и вновь дивилась тому: насколько же дресс-код, на самом-то деле, и не важен — в данном вопросе. В вопросе — «видовости»! Как и внешнего, внутреннего состояний. Ведь и демон «демоном», а и хоть раз бы пришёл — в чём-то свое-чёрном, хотя бы — и с платком, банданой или и в тех же всё носках, так нет!.. Но и зато — в его арсенале, под и эту же всё «её тематику-эстетику», были татуировки, в виде и полностью же забитых «рукавов», груди; и лишь ещё почти — шеи, под библейскую, конечно же и хоть где-то, тематику: с раем и семью добродетелями — на правой руке; и адом с