Раксис - Дмитрий Таланов

Очень медленно и плавно Сашка повернулся и направился к двери. У стены, качаясь из стороны в сторону, пыталось выпрямиться нечто столь уродливое и отвратительное на вид, что Сашка чуть не рассмеялся от того, какую шутку сыграла природа с этим существом. Вот уж действительно не повезло кому-то с комбинацией генов!

Но Сашка вовремя вспомнил, что смеяться ему нельзя, и только улыбнулся. А потом он увидел Андрея.

— Она умирает! — сипел Андрей, кусая себя за кулак, стоя на коленях рядом с Машей. В глазах его блестели злые слезы. С его правой руки свисали ремни портупеи, намотанные выше культи.

— У нее сердце не бьется! — закричал он, увидев Сашку. — Я не знаю, что делать! Я знаю лишь магию и латынь… Я потратил столько времени на всякую чушь и не удосужился узнать главного. Я НЕ ЗНАЮ, КАК ОЖИВЛЯТЬ ЛЮДЕЙ! — скривившись, заорал он, и гулкое эхо прокатилось по ярко освещенному залу.

— Подвинься, — сказал, подходя к нему, Сашка. — Я знаю.

Откинув Маше голову, он заученно проверил дыхательные пути, убедился в отсутствии сердцебиения и начал делать то, чему его учили полгода назад. Два выдоха, пятнадцать нажатий. Два выдоха, пятнадцать нажатий. Обязательно на прямых руках, иначе переломаешь все ребра, это он хорошо запомнил.

Почти сразу во рту у него появился вкус крови, рана в легком снова открылась. Но времени не было, поэтому он просто глотал кровь. Чувствуя, что слабеет, он заставлял себя не торопиться, так как от скорости здесь ничего не зависело. Нужна была лишь удача.

И ему повезло. Когда он уже с трудом сдерживал рвущийся наружу кашель, а в желудок будто положили гирю, трепыхнулось и гулко застучало под Сашкиными ладонями сердце. Воздух сам рванулся из его легких, когда Маша сделала первый вдох.

Сашка закашлялся, перед его глазами поплыли круги. Маша открыла глаза и недоуменно уставилась на него, будто не узнавая. Лицо у нее сделалось очень странное. Она легонько провела рукой по его голове и потерянно улыбнулась.

— Сашка, — сказала она. — Ты же совершенно седой…

Это было последнее, что он услышал.

24

— Я тут стишок сочинил, — сказал Андрей. Сашка промолчал.

Андрей, казалось, не ждал ответа. Глядя, как и Сашка, в потолок, он продекламировал себе под нос:

Наш спектакль отменили перед самою премьерой,Нашу пьесу освистали, заклеймили как отстой.Декорации спалили, режиссера — на галеры,А того, кто всё придумал — на заслуженный покой.

На обугленных поленьях полупризрачного храмаПод картонною луною, перевернутой анфас,Завершают представленье неизвестной мелодрамыОтражения героев, так похожие на нас.

Немного подумав, глядя по-прежнему в потолок, Сашка сказал:

— Кого на заслуженный покой, понятно. А кто у нас режиссер?

— Дедуля, вестимо, — ответил Андрей. — Ему светит суд, как и нам с тобой. Но так как он всё это заварил, ему больше всех достанется по ушам.

Помолчав, Сашка спросил:

— А как они удержат в тюрьме демона? Или демоны не подсудны?

«Как можно удержать Лильку? — подумал он. — Точнее, Литику. Заберется в тюремщика и выйдет наружу как ни в чем не бывало. Или сбросит его в пропасть, как сделала с Мастером. За те секунды, что ей оставалось жить…»

Сашка закрыл глаза.

— Еще как подсудны, — услышал он. — Плохо, что ты не знаешь латынь. Я тут потихоньку осваиваюсь с их языком, много общего! — Андрей щелкнул пальцем по переплету одной из книжек, что лежали стопкой на тумбочке рядом с кроватью. — Помнишь браслетики, которые ты сбил с нас Арпонисом два года назад?

Сашка утвердительно помычал.

— Это как раз для демонов, чтобы не меняли форму. Наденут, и никуда не денешься, и снять нельзя, разве что специальным инструментом. Да и человек становится смирный.

Заслышав за дверью сухой лающий голос лечащего врача, Андрей бросил:

— Горгулья идет, затычку вставь!

Сашка взял со своей тумбочки небольшую черную фиговину и сунул ее в ухо. Это был местный вариант синхронного переводчика, который умел передавать даже интонации. У Горгульи, прозвище которой дал Андрей после ее первого визита, интонации были как у доброй нянечки.

Дверь отворилась. В сравнении с тем, как выглядел встающий по стеночке Джокер, Горгулья проигрывала, но ненамного. Слишком широкие плечи, слишком угловатая фигура, слишком большие руки. Ужасный туфлеобразный нос и хрящеватые уши. В дополнение к этому имелась выдающаяся челюсть и злобные глазки неопределенного цвета. Лицо ее было морщинистое, в ухе торчал «переводчик».

— Здравствуйте, мальчики! — пролаяла она с выражением, с каким нежная мать обращается к своему ребенку. — Как ночевали? Как пальчики сегодня? — поинтересовалась она у Андрея. — Шевелятся?

Андрей радостно продемонстрировал правую руку, сжимая и разжимая кулак. Своими жесткими пальцами Горгулья начала мять и щупать его ладонь, присев рядом на край кровати.

— Замечательно! — сказала она. — Завтра еще нервную проводимость проверим, и всё.

Андрей скривился. Он не раз жаловался Сашке, что процедура эта не из приятных. Она не требовалась бы, если бы руку ему регенерировали, как собирались вначале. Однако Андрей не согласился торчать долго в больнице. Ведь нужно было сначала подавить иммунитет, превратив Андрея в своего рода земноводное, у которых нет иммунитета, зато имеется способность к регенерации. Жизнь защищается одним из этих способов, но никогда сразу двумя, вместе они несовместимы, объяснила Горгулья. И тогда Андрею заново пришили его кисть.

Их очень быстро доставили в больницу. С ветерком, как выразилась Маша. Попытка Мастера частично удалась — в обе стороны от башни до гор землю вспорол каньон. Сашка с Андреем были не в состоянии пялиться по сторонам, так что их глазами была Маша. Она рассказала, что хребет порвало в двух местах, и именно через один из разрывов к башне прибыли полицейские, когда мощный удар потряс всё и вся. Вместе с ними прибыла карета «скорой помощи».

Машу «починили» первой — слишком уж она торопилась домой. Тогда, на поле, она едва успела придумать причину своего отсутствия для родителей и сказала своему брату, что ее берут на съемки фильма. В массовку, на три дня. В конце третьего дня она и сорвалась обратно. Отпустили ее безропотно, потому что Маша не могла выступать свидетелем, не будучи гражданином. Но на суд она прибыть собиралась. Кто и как открывал ей Врата, ни Сашка, ни Андрей не имели понятия.

Машу здесь ничего не впечатлило, кроме воздушного такси, к которому она отнеслась со сдержанным скепсисом. Деревня и деревня, бросила она, когда Сашка с Андреем стали расспрашивать, что она видела на экскурсии, которую устроили ей перед отбытием. Редкие дома и сплошная зелень да жалкая кучка общественных зданий, выдала Маша.