Братья Стругацкие - Дмитрий Володихин

Фактически их негромко, но настойчиво выталкивали из литературы.

«Аркадий Натанович, да, вернулся редактором в „Детгиз“ (кажется), а я вообще избрал часть благую — продал свою очень недурную коллекцию Советов (марок. — Д. В., Г. П.), которую собирал с 1948 года, — сообщает Стругацкий-младший в том же письме. — Так удалось продержаться без особых потерь, а с середины 70-х ВААП начал регулярно выплачивать нам гонорары за издания за рубежом. Налоги — чудовищные, автору причиталось не более 15 % ставки гонорара, но эти жалкие гроши выплачивались так называемыми чеками Внешпосылторга, некими аналогами-эквивалентами конвертируемой валюты. Тратить эти чеки на еду было неестественно, но можно было отовариваться джином, солеными орешками и пепси-колой. А если поднатужиться и поднакопить чеков квантум сатис, можно было приобрести (без всякой очереди!) какую-нибудь „тройку-четверку“ Волжского автозавода. Так что с бытом всё обстояло благополучно, и жены-дети наши были нами довольны».

16

Итак, Андрей Тарковский.

Началась новая жизнь — с новыми хлопотами и переживаниями.

В январе 1976-го в Комарове написан первый вариант сценария, в марте фильм под названием «Машина желаний» утвержден, в конце марта появляется второй (далеко не последний) вариант сценария. Одновременно идет работа над повестью «Жук в муравейнике». Стругацкие встречаются в Ленинграде — в мае, затем в сентябре, затем в октябре. Правда, в октябре они встречались не ради повести: Тарковского (по его характеру) не устраивал сценарий. Он никак не мог найти соответствия между ним и своими смутными желаниями.

А с 15 ноября по 20 декабря в Москве работал первый Всесоюзный семинар молодых писателей-фантастов. Это отвлекло от дел Аркадия Натановича. Проходил семинар в Литературном институте — с умными лекциями, с показами редких фильмов, с шумными обсуждениями рукописей и книг. Именно тогда собранные со всей страны молодые литераторы (а среди них были Виталий Бабенко, Владимир Покровский, Борис Штерн, Вячеслав Рыбаков, Андрей Балабуха, Ольга Ларионова и многие другие) познакомились с ведущими, действительно ведущими советскими писателями, критиками, режиссерами, учеными.

Одному из авторов книги (Г. Прашкевичу) первая встреча со Стругацким-старшим запомнилась навсегда. После приличных, видимо, ночных возлияний Аркадий Натанович появился в аудитории довольно хмурый. А у нас, по случаю, сохранился аварийный запас — бутылка «Московской», которую под столом уже открыла и начала скрытно разливать Ольга Ларионова. Тема лекции, определенная для Стругацкого-старшего, была означена чем-то вроде «прелести прочитанных в детстве книг», что Аркадий Натанович с неудовольствием и констатировал, заняв место на неуютной литинститутской кафедре. Ему в то утро решительно всё не нравилось, а «прелесть прочитанных в детстве книг» приводила в негодование. Он с этого и начал, хмуро поглаживая седеющие усы: какой, мол, мы только не читали в детстве… Но тут до него донеслось слабое бульканье… Он приостановился и спросил строго: «Ольга, что вы там делаете?» Ответов, понятно, напрашивалось много, но Ларионова (всегда острая на язык) поборола искушение: «Водку разливаю, Аркадий Натанович». Это сразу сломало лед, и, спустившись с кафедры, Аркадий Натанович начал свою лекцию заново, более благодушно, даже, можно сказать, с пониманием и вдохновением, и скоро, по ходу разговора, выяснилось, что все мы в детстве читали вовсе не такие уж плохие книги…

17

1977 год выдался нелегким.

Гомеостатическое Мироздание ни на минуту не ослабляло своего давления.

Сложности в семье Аркадия Натановича… Борис Натанович попал на операционный стол… Его настроение хорошо чувствуется в письме Борису Штерну (9.VIII. 1977): «У меня дела так: фильм снимается, но медленно и трудно; в издательствах — тишина, пыль, редактора пьют чай и делают бутерброды с сардинками, замасленными руками осторожно и с отвращением перебрасывают листки никому не нужных рукописей. „Пикник“ не появится никогда, будь они трижды неладны…»

Работая с Андреем Тарковским (режиссером сложным, человеком невыносимым), Стругацкие создали множество вариантов сценария. Некоторые из них сохранились. Они представляют собой нечто весьма далеко ушедшее от «материнского текста», то есть от самой повести «Пикник на обочине», но всё еще нимало не похожее на фильм, снятый в итоге и получивший мировую известность. Один из вариантов сценария был опубликован в «Сборнике научной фантастики» (выпуск 25, 1981). Другой, изначальный, — в многотомном собрании сочинений Стругацких (2001). По этим вариантам видно, как уходили из фильма элементы фантастики.

«— Стой! — командует Виктор.

Все замирают на месте. И вдруг слева, над кучками мусора возникает из ничего темный полупрозрачный светящийся столб. Он похож на маленький смерч, но это не смерч. Он похож на „пылевого чертика“, но это и не „чертик“. Он неподвижно стоит, крутясь вокруг оси, над кучей битых бутылок, и от него исходит шуршащее металлическое стрекотание, как будто стрекочет гигантский кузнечик. Виктор, не шевелясь, только скосив глаза, наблюдает за ним. Призрачный столб вдруг сдвигается с места и, описывая замысловатую кривую, скатывается с кучи мусора и проходит между Антоном и Профессором.

— Стоять! Стоять! Не шевелиться! — хриплым шепотом кричит Виктор».

В «Сталкере» всего этого уже не будет. А в «Пикнике на обочине» не было и в помине.

Впрочем, Аркадий Натанович не поддерживал слухов о «нажиме» со стороны режиссера. «Что значит — „нажим“? Я не понимаю, что такое „нажим“. Сценарист — раб режиссера. По нашему глубокому убеждению, фильм делает режиссер, а не сценарист. Режиссеру нужны сцены, режиссеру нужны узлы, режиссеру нужны реплики. Мы это и пишем. Он говорит: „Мне это не нравится“. Мы переделываем… Сначала Тарковского очень увлекала фантастическая сторона, и мы изощрялись в различных выдумках. У нас был даже вариант, где фигурирует замкнутое пространство-время… В общем, всякая чепуха там была… В конечном итоге пятый или шестой вариант Тарковскому… нет, не то чтобы понравился… не знаю, понравился или нет… Видимо, Тарковский просто отчаялся и начал снимать… И вот он снял две трети пленки, отпущенной на фильм. Снял этот самый пятый или шестой вариант… А тут подошла очередь на проявочную машину. У нас, оказывается, в Советском Союзе единственная такая машина для „Кодака“ — на „Мосфильме“. Зарядили туда наш фильм, зарядили половину „Сибириады“ и зарядили весь фильм Лотяну, по-моему, „Табор уходит в небо“. Ну, и… всё испортили… Всё погибло. Денег больше не давали, пленки больше не давали…»[32]