Белый Паяц - Виктория Угрюмова

Селестра протянула нобль, но не белому паяцу с лотком на шее, а его сурку.

– Как зовут это очаровательное создание? – спросила она, глядя, как сурок деловито прячет монету с отчеканенным на ней тонким профилем Могадора Первого за пазухой у хозяина.

– Гауденций, – ответил Лахандан.

– Милое имя.

Девушка терпеливо подождала, пока сурок выберет для нее кусочек пергамента, не торопясь развязала фиолетовый шнурок и пробежала глазами короткую надпись.

– Вы очень хороший предсказатель, господин Гауденций, – произнесла она наконец.

Бобадилья Хорн поймал себя на мысли, что ужасно хочет узнать, что было написано в ее пергаменте, но понимал, что спросить об этом напрямую невозможно.

– Присаживайтесь, благородный рыцарь, – милостиво кивнула Селестра Ульриху. – Сейчас принесут вино. Одинокая девушка, пускай и в доспехах, в совокупности с бутылкой вина и стаканом смотрится неуместно. Составьте мне компанию, сделайте милость.

И снова никто не смог придраться ни к ее интонации, ни к словам. Воительница будто прошла над пропастью по лезвию клинка, не покачнувшись ни влево, ни вправо. Ее приглашение давало возможность Герцогу продолжить знакомство, но не позволяло лишних вольностей.

– Приятно, когда к тебе относятся как к рыцарю, – тихо сказал Мурли, произнеся слово «рыцарь» с каким-то особенным придыханием.

– Как к сказочному рыцарю, – перевел его мысль на общедоступный Этико Хвостатый. – Для этого нужно быть как минимум сказочной принцессой.

– Что такая дева делает в отряде Гадрумета? – спросил их товарищ в синем камзоле.

– Если мне не изменяет память, – заметил Лио Бардонеро, не спуская глаз с прекрасной пары, расположившейся за соседним столом, – в Аэтте род Скарвиков весьма известен. Старый лорд в свое время командовал конницей в битве при Тагалагаде. Непреклонный был человек и отчаянный рубака.

Тем временем почти все, находившиеся в кабачке, купили у лоточника по предсказанию. Видимо, даже на отъявленных скептиков подействовало случайное совпадение, происшедшее на их глазах. Вдохновленные свежим примером, они серьезно читали короткие строки, предвещавшие их судьбу. Каждый внимательно изучил написанное и задумался.

Картахаль бережно спрятал свой конвертик на груди. Лорна Дью украдкой утерла рукавом слезы. Лахандан прочитал предсказание и обменялся с лоточником долгими внимательными взглядами. Лио Бардонеро сунул перевязанную голубым шнурком трубочку в кошель, не читая. Ноэль Рагана только хмыкнул и сжег свой пергамент на огне свечи. Тот не хотел гореть, сильно дымил и чадил, но рыцарь оказался упрямее. Бобадилья Хорн явно удивился тому, что ждало его в будущем. И только сурок Гауденций, сидя на значительно уменьшившейся куче конвертиков и рулончиков, довольно хмыкал, поедая кусочек сыра, подаренный прекрасной Селестрой Скарвик.

Предусмотрительный слуга принес глиняную запечатанную бутыль с суганиром и два стакана. Ульрих кинжалом распечатал пробку, вскрыл сосуд и налил по полстакана густой ледяной желтой жидкости.

– За что же мы будем пить? – спросила Селестра.

– За неожиданное будущее, которое ждало меня в двух шагах, за дверью.

– А я, пожалуй, выпью за фиалковое счастье, – негромко произнесла воительница, поднимая стакан. – Ваше здоровье, Ульрих Де Корбей.

– Ваше здоровье, прекрасная Селестра Скарвик.

– Если это не любовь с первого взгляда, – пробурчал растроганный Бардонеро, глядя на них, – то я уж и не знаю, какой она бывает.

Керберон, выспавшийся у дверей кабинета великого магистра, доставил падре Берголомо в его резиденцию, провел в опочивальню, прогнал всех слуг, сам уложил старика в постель и задернул плотные синие шторы, вышитые белыми и розовыми птицами, на высоком стрельчатом окне. Комната погрузилась в прохладный полумрак.

Логофет молча наблюдал за верным телохранителем, лежа под невесомым шелковым покрывалом в широкие синие и белые полосы. Тот выглядел свежим и бодрым. Несколько часов крепкого сна полностью восстановили его силы. И хотя они с Кербероном были ровесниками, Берголомо казалось, что он смотрит на своего сына, настолько молодо выглядел бывший убийца. Его зеленые глаза нисколько не выцвели за стремительно пробежавшие тридцать шесть лет их знакомства; на высоком открытом лбу почти не было морщин. Гладкие щеки, статная, подтянутая фигура, крепкие, совершенно не одряблевшие мышцы – все это противоречило действительности. Впрочем, логофет не удивлялся. Он знал причину.

Он даже нисколько не завидовал Керберону в его чудом сохранившейся молодости и силе, ибо не раз и не два задумывался, хотел бы он сам получить ее такой же ценой, и всякий раз понимал, что нет. Существуют в мире вещи пускай заманчивые и прекрасные, но от которых простым смертным следует держаться подальше.

Старик задохнулся, закашлялся; его сухая рука, похожая на сморщенную птичью лапу, зашарила по покрывалу. Снова прихватило сердце. В последнее время это стало случаться все чаще. Ах, как не хотелось умирать! Да, ему больше семидесяти; да, он пережил многих сверстников, но все это отвлеченные рассуждения, которые никак не относятся к главному – острому и невыносимому желанию жить. Любопытно, что в молодости, когда годы тянулись медленно и, казалось, впереди простирается вечность, он не ощущал так остро красоту и прелесть каждого дня. Как поздно, как преступно поздно пришло к нему понимание! А времени почти не осталось. И все равно он не завидовал Керберону. Нет, не завидовал. Разве что самую малость.

Телохранитель присел на тяжелый резной табурет возле постели, взял руку Берголомо и стал осторожно, но сильно нажимать последовательность точек на запястье, в центре ладони и между большим и указательным пальцами, а затем легко помассировал углубление под острым кадыком, на котором торчали несколько коротких седых волосков. Приступ закончился, дышать стало легче.

– Сейчас Мара принесет отвар, – негромко произнес Керберон. – Вы выспитесь, и вам сразу станет легче.

– Твои бы слова да Пантократору в уши, – слабо улыбнулся логофет. – Ты посидишь со мной немного?

– Я никуда не уйду. Спите спокойно.

– Я не хочу спать. Мысли мешают.

– Вам нельзя волноваться и принимать все так близко к сердцу. Это уже несерьезно.

– Ты знаешь последние новости. И как тут прикажешь не волноваться?

– Просто. Вы ведь все равно ничего не можете изменить. Поэтому разумнее всего – увидеть сложившуюся ситуацию не изнутри, но чуть со стороны. Не стоит еженощно смотреть чьи-то чужие кошмарные сны, правда?

– Правда, но я так не умею.

– Если вы хотите жить, – жестко сказал Керберон, – вам придется этому научиться.