Лучший коп Мегаполиса - Лариса Куницына

— Когда?

— Лет сорок назад, когда я служил в десанте у Вяземского. По­том нас разогнали, а жаль. Говорят, сейчас Княжич воссоздает десант, но так быстро у него не получится, хотя он один из самых старых и самых зубастых десантных волков. Остальные, прошу прощения, щенки хороших пород, но леса не видали, да и подготовка не та… — он посмотрел в потолок. — Раньше мы, как звери, чувствовали опас­ность за несколько часов до её наступления, противника в темноте видели, дьявола нутром чуяли, а? Вы дьяволом интересуетесь, так мисс?

— Он здесь, Джин?

— Может, не сам… — пожал плечами он. — Но что-то нехорошее в этих пустых коридорах явно притаилось… Зря теперь не учат таким вещам, но говорят, что с обнажёнными нервами сложнее жить. Вы так же думаете?

— Не замечала, что сложнее. Замечала, что безопаснее.

— Вы всегда были умной девочкой, — кивнул он. — Я вас отлично помню, и тренировались вы не меньше, чем мы…

Я вздрогнула и посмотрела на него. Он поспешно поднёс палец к губам и улыбнулся:

— Старый Джин всегда умел держать язык за зубами, мисс. Похо­же, нам с вами придётся блеснуть старой выучкой, а? Не подкачаем, чтоб майору Княжичу не пришлось за нас краснеть.

— Не придётся… — я протянула ему руку. — Давай, как положено в рейде: на «ты» и без лишних слов.

— О’кей, — согласился он, пожимая мою руку.

— Пойдём-ка в командный, а там видно будет.

— Тут нет командного, — поправил он. — Здесь Главный пульт.

В помещении Главного Пульта было тихо. Антуан внимательно изучал показания приборов, потом включил связь и начал опрашивать посты. Везде всё было в полном и абсолютном порядке.

— Станция исправна, — обернулся он, услышав наши с Симонсом шаги. — Я не знаю, как можно её отключить! Не представляю себе.

— Знаешь! — жёстко произнес Лонго. Он сидел во вращающемся кресле перед пультом и мрачно смотрел на Ле Соланжа. — Знаешь, приятель, но почему-то не хочешь сказать. Кому ты не веришь? Нам или себе?

Инспектор обернулся и бросил в его сторону огненный взгляд.

— Ты глазами не сверкай, — фыркнул Лонго. — Я это куда лучше тебя умею делать. Ты уже давно трясёшься, как козий хвост. Почему? Всё исправно, всё в порядке, на станции посторонних нет. В чём де­ло? А в том, что всё ближе тот самый час Х, когда сто сорок тяжёлых корыт, каждое по пятьсот метров по максимальному измерению рвануться в нашу сторону, и ты знаешь, что в этот миг что-то не сработает или, наоборот, сработает, и мы будем растоптаны этим стадом буйволов. «Блюдо смерти» усыплет своими черепками весь сектор, этих кретинов потом около месяца будут отлавливать в приграничных районах, а твоей жене передадут орден, которым ты будешь награждён посмертно.

— Заткнись ты, наконец! — рявкнул Антуан.

— С чего это? У нас свободное общество! — Лонго вскочил с кресла. — Если тебя такая перспектива устраивает, то я не хочу, чтоб у моего сына вместо отца остался ещё один кусочек металла. Тебе дороже твоя репутация образованного человека? Ради Звёзд! Блюди её! Пусть тогда меня считают дремучим дикарем из диких джунглей. Я сам скажу, но если ты снова попытаешься меня заткнуть, я тебя заткну так, что ты сможешь говорить не раньше чем через месяц…

— Откуда ты знаешь, что это такое? — спросил Антуан, внезапно успокоившись и скрестив руки на груди.

— Вот так-то лучше… — пробормотал Лонго, снова садясь. — Я помню несколько случаев на Орме и потом на Седьмой, когда во время боя вдруг неожиданно отказывала вся техника, начиная с транспорта и оружия и кончая наручными часами, если они не были механическими. Вся электроника, вся лазерная, грави-, атомо-, плазмо-, и прочая техника. Всё! А потом в бой вступали пейлоты, вооружённые одними саблями. Выдерживали только те, кто умел драться врукопашную… Пленные пейлоты говорили, что над ними было благословение Верховного Вождя и Тёмных богов.

— Мистика! — воскликнул один из «лепестков», находившихся здесь же. — Суеверный ты человек, Торнадо!

— Тебя б туда. Ты б тоже суеверным стал и после каждого боя благодарственные жертвы приносить научился… Так что, инспектор, не тёмные ли боги повергли тебя в уныние?

— Не надо про богов… — натянуто улыбнулся Антуан, потом тряхнул головой. — Но, в общем-то, ты прав. Только так Орник Лас Бла может отключить станцию. И он точно может это сделать.

— Резко! — усмехнулся Джин.

— И не убедительно, — отозвался всё тот же спецназовец.

— Я не буду тебя убеждать, поскольку тебе и в малоубеждённом состоянии придётся выполнять мои приказы… Если б я ещё знал, что приказать… Лонго, что вы делали в таких случаях?

Тот усмехнулся и покачал головой.

— Мы бросали лучемёты и хватались за ножи, но сейчас это не сработает. На Седьмой мы, кстати, вообще вынуждены были сражаться голыми руками, чтоб не порезать кого в ярости. А что вы делали?

Антуан вздохнул.

— Мы ничего не успели сделать. Оружие и защитные костюмы отказали так неожиданно, что… Их было раз в двадцать больше. Не пом­ню. Я очнулся уже на гильотине…

— Где? — встрепенулся Джин.

— На гильотине, — тихо повторил Ле Соланж. — Самая обычная гильотина, на которой казнили Дантона, Ла Моля, Сент-Жюста и Робе­спьера… Я думал, что сошёл с ума, но в плетёной корзине, на опилке уже лежали головы… Хорошие были ребята. Их принесли в жертву богам, тем самым, тёмным…

— Это случилось, когда вы пытались арестовать Орника Лас Бла? — спросила я.

— Да. Единственный раз, когда мы на него вышли.

— Как же ты выкрутился? — хмуро спросил Лонго.

— Не знаю. Я только на минуту очнулся, а потом снова потерял сознание. Пришёл в себя на соломе в каком-то шалаше. На улице ряд­ком лежали мои штурмовики с приставленными головами. На дереве по­близости висели на сучьях несколько разрубленных на куски пейлотов. В общем, кошмар в стиле средневековья.

— Тебя спас кто-то, кто не доверяет технике, — заметил Лонго.

— Да. Пейлоты были разрублены мечом более длинным, острым и тяжелым, чем их сабли. Это всё случилось на Пейле ещё до введения блокады.

— Нам бы сейчас этого рыцаря! — усмехнулся