Парадокс Севера - Виктория Юрьевна Побединская

Глава 48. О котах и девушках (Север)

— Блэкджек, — позвал я, открывая ключом дверь квартиры. — Блэкджек. — Но кот не откликался.

Видимо, уборщица была с утра, она и покормила, а теперь он, как обычно, валялся на моей кровати, покрывая там все слоем белой шерсти.

Я прошел на кухню, оставил пакет с кошачьей едой на стойке, опустил взгляд и улыбнулся. На полу, в углу возле раковины, лежала забытая резинка для волос. Розовая. Как будто мазок краски среди серых стен, случайно оставленный чьей-то умелой рукой.

Невероятно, но каким-то удивительным образом эта девушка оживляла все, к чему прикасалась. И мне впервые за столько лет захотелось назвать эту стеклянную коробку домом. И чтобы она задержалась здесь. Снова. Хотя бы на еще на пару дней, а лучше навсегда.

Я потер лоб, коснувшись вчерашней царапины. Губы сами собой растянулись в ухмылке. Придумала же с этим колодцем.

Странная девушка. И все, связанное с ней, странно.

Странная реакция на ее прикосновения.

Странные мысли, которые не покидали голову.

Ни с кем еще такого не было.

Мне нравилось, как она морщит нос, когда смеется, как искрится совершенно живое пламя в ее глазах. Как она, убегая по всему дому, прячется от кота, посягающего на ее голые ноги.

Кот. Боже, совершенно безумная мысль пришла в голову.

Я прикрыл глаза, покачал головой, сам себе не веря, а потом позвал осторожно:

— Снежок…

Со стороны гостиной раздался топот мягких лап. А потом и сам их обладатель прошмыгнул на кухню.

— Вот так, значит? — посмотрел я на его наглую морду, прищурившись. Кот уставился на меня в ответ. — Кто тебя, идиота, из-под колес вытащил? А кто на руках на второй этаж таскал, пока лапы перебинтованы были?

Он лениво потянулся, будто пожал плечами, и посмотрел на меня так, как умеют смотреть только коты.

— А ты? Променял нашу дружбу на девчонку?

Он не ответил, видимо решив, что перейти к умыванию сейчас важнее.

Присев на корточки, я потрепал его по голове и добавил:

— Понимаю. Она… — но договорить не смог, потому что от одного только воспоминания о ее губах по телу пробежала волна жара.

Я помнил, как еще пару месяцев назад, задирая подбородок, Диана упрямо глядела мне прямо в глаза с высоты своего очаровательно-невысокого роста. Каждый раз по-детски поражаясь простым жестам, вроде открываемой перед ней двери или руке, которую я подавал, помогая выйти из машины. Хотя я сам до конца не был уверен, что это не она помогала мне, открывая дверь в какую-то иную жизнь, раскрашенную самыми яркими красками.

А теперь, хотелось смотреть на нее, не отрываясь. Касаться. Чувствовать, оставляя на коже поцелуи. Такие, что с ума сводят.

Закрыв глаза, я едва не рассмеялся.

Разве такое было хоть раз, чтоб так накрывало от одного лишь поцелуя? Разве такое вообще нормально?

Усмехнувшись, я покачал головой.

Вдруг раздался звонок в дверь.

И кого принесло первого января? Соседские гости ошиблись дверью? Уборщица забыла что-то?

Но на пороге стояла Адель. Одетая в вязаный свитер и джинсы, с перекинутой через локоть курткой, даже в настолько непривычно простых вещах, она выглядела как дорогая картина, случайно оставленная кем-то в чьей-то чужой парадной.

В ее руке были зажаты ключи от квартиры.

— Я не стала открывать сама.

Она подождала пару секунд в нерешительности, молча глядя мне в глаза, так знакомо, правильно, а потом произнесла:

— Вик, хватит. Поиграли и достаточно. Ты и сам лучше меня знаешь, что у нас нет выбора.

И я распахнул дверь шире, впуская ее внутрь:

— Проходи.

Глава 49. Журавли и синицы

Прислонившись лбом к стеклу автобуса, я наблюдала за проносящимися вдоль дороги домиками родной деревни. Виктор оставил деньги на такси, но я решила его добротой не пользоваться. Этот жест казался отчего-то расточительностью.

Погруженная в собственные мысли я выдохнула, на стекле осталось белое облако, на котором, как в детстве, я нарисовала пальцем сердечко. Спустя пару секунд оно исчезло, еще больше заставляя гадать, не исчезнет ли точно также то неуловимое чувство, промелькнувшее вчера между нами?

В голову лезли мысли, одна волнительнее другой. Бабушкина болезнь, больница с ее белыми стенами, помощь Виктора и конечно финальная нота этого безумного нового года — поцелуй. Первый и последующие. Значат ли они что-то? Изменятся ли наши отношения теперь? А вдруг, все случившееся не более чем мимолетная слабость? Вспышка? Порыв?

Мое беспокойство было глупым, но я не могла от него избавиться.

«Надо поговорить», — написал утром Виктор, но о чем конкретно, уточнять не стал. Он вообще писал мало. Сухо и скупо. И хотя я знала, он не из тех, кто заваливает девушку сердечками и романтичными признаниями, несмотря на это к моменту возвращения в академию, успела накрутить себя до такой степени, что боялась предстоящей встречи сильнее, чем региональных соревнований.

Стоило пересечь порог академии, от Пашки пришло сообщение:

«Ты и я, в двенадцать. На нашем месте в кафетерии. Что думаешь?».

Надо бы рассказать ему, что возможно в нашей дружбе теперь все изменится.

«Ок, — написала я. — Если придёшь раньше, закажи мне капучино с корицей»

«Договорились».

Мы вышли с разных концов коридора одновременно, друг другу навстречу, улыбаясь и поздравляя с новым годом!

— Как бабуля? — спросил Пашка, закинув руку на мои плечи. Признаться, я больше не шарахалась объятий с ним. После недели, проведенной с Виктором, этот блок на прикосновения начал таять. Да и Пашка уже не был чужим.

— Она в порядке, — улыбнулась я. — В первый же день после возвращения, принялась за уборку. Заставила меня перемыть все советские хрустальные люстры и начистить столовое серебро. Кажется, готовит мне приданое.

— А есть повод?

— Ну, как она говорит, если