Серебряный леопард - Ф. Ван Вик Мейсон

Немного успокоившись, Эдмунд все же не забывал о своих подозрениях. Он пристально присматривался к подаваемым яствам и убедился, что только Герт с отяжелевшими от усталости веками наполнял вином его роговую чашу.

«Простая закуска» графа Льва состояла из нескольких блюд. Командующие имперскими силами неплохо питались в поле; это можно было объяснить тем, что столица находилась от них всего лишь в двух коротких переходах.

Вино подносили все снова и снова. Железная Рука поглощал его в несметном количестве, но это не сказывалось на нем. Сэр Гастон становился все более шумливым, а сэр Этельм еще глубже погрузился в свою обычную мрачную меланхолию.

С присущим ей искусством, употребив все свое очарование, Сибилла занимала гостей, вела беседу, рассказывала анекдоты о переходах крестоносцев и их схватках под Никеей. Наконец разгоряченные вином франки начали вытаскивать захваченные браслеты, серьги и броши, равно как и украшенные каменьями кинжалы и пояса для мечей.

Герт без перебоев наполнял чашу Эдмунда. Поэтому граф вскоре, к собственному удивлению, обнаружил, что распространяется на тему дисциплины в своем отряде, рассказывает, как наказал тех, кто запоздал откликнуться на его приказ. Вопреки разуму, он стал получать удовольствие от запаха духов Сибиллы. Ему вспомнились многие прекрасные вечера в Константинополе…

Голубая туника графа Льва засверкала при свете канделябров, когда, повернувшись, он обратился к Эдмунду:

– Какие из предписаний императора Маврикия вы осуществили, сэр?

– Милорд граф, – с готовностью ответил граф Аренделский, – с самого начала похода я использовал многие его, а также и ваши советы.

Пожилой патриций спросил еще что-то. Но его голос потонул в раскатах смеха Боэмунда.

Франки все больше пьянели. Длинные переходы, схватки, поспешный поход обратно вокруг озера оказали свое воздействие даже на этих закаленных воинов.

Мало-помалу Эдмунд перестал слышать что бы то ни было, кроме голоса графини Корфу. По иронии судьбы она и ее бывший любовник вынуждены были некоторое время жить в одном лагере! Очевидно, теперь между ними установились достаточно прохладные отношения, думал Эдмунд. Он сравнивал свои впечатления от этой пары в шатре возле Читта Потенца с нынешними. Сегодня Сибилла с Боэмундом обменивались не пылкими взглядами, но лишь несколькими формальными фразами, которых требовала простая вежливость. Лорд из Таранто даже не удостоил свою бывшую любовницу улыбкой.

Эдмунд все чаще задавался вопросом, когда же кончится эта трапеза. И вдруг заметил, что Сибилла протягивает ему свой кубок.

– Тост за продолжение твоих успехов, любовь моя, – тихо произнесла она.

«Моя любовь»? Разум Эдмунда воспротивился этому обращению. «Я больше не ее любовь, так же как и она не моя», – твердил он про себя, тогда как его неодолимо клонило в сон. Скоро лишь отдельные слова доходили до его сознания. Он полностью расслабился и был вполне доволен жизнью. В конце концов Сибилла, очевидно, больше не сердилась. Аликс де Берне в один прекрасный день будет принадлежать ему. И Эдмунд окончательно погрузился в сон.

Вдруг он почувствовал легкое прикосновение к своему плечу. И только прекрасная выучка в качестве пажа, а потом и оруженосца позволила ему мгновенно вскочить с кинжалом в руке. Тотчас до его слуха донесся изумленный вздох. Эдмунд осмотрелся вокруг. Тусклые блики единственной лампы освещали незнакомую обстановку.

– Тише! Ради Бога, тише!

Опустившись на постель и с трудом сосредоточившись, граф увидел склонившуюся к нему Сибиллу. Она была в белом платье, настолько прозрачном, что казалась окутанной легким туманом, подымавшимся с лесного озера.

Он выпустил кинжал и снова повалился на постель с ощущением легкого головокружения и полузадохнувшись от вихря надушенных занавесок.

– Мой дорогой, возлюбленный моей души и тела, – нежно лепетала Сибилла. – Я знала, что ты должен вернуться.

Говорила она по-гречески. Затем улеглась рядом с ним, разгоряченное тело ее трепетало, а волосы обволакивали его мягкой, сводящей с ума паутиной.

– Мне думалось, что римляне жестоки от природы. Но вы, франки, более преуспели в искусстве пыток. О, Эдмунд, Эдмунд! – Ее губы жарко коснулись его лица. – Сколько переживаний выпало мне в последние недели! – шептала она. – Ах, как тосковало мое тело! Как напрягала я слух, чтобы услышать любовные излияния на твоем несовершенном греческом языке. И любила тебя все больше…

Глубоко вздохнув, Эдмунд тряхнул головой. К нему постепенно возвращался рассудок.

– Почему ты здесь? Где я? оглядываясь, спрашивал он.

– В гостевой палатке моего дяди, любимый. Когда ты заснул, я приказала перенести тебя сюда, – нежно пояснила Сибилла.

Ее полураскрытые губы потянулись навстречу его губам. Где-то перекликались часовые. Заржал привязанный конь, вызвав злобную брань конюха.

– Сибилла! – глухо начал он. – Почему… ты… Она прижала пальчик к его рту и снова приникла к нему. Кольчужной рубашки на нем уже не было.

Затем Сибилла внезапно поднялась и достала из своих одежд маленький пузырек из бело-зеленого халцедона.

– Ты спрашиваешь, почему я здесь? – Ее огромные глаза округлились. – Чтобы спасти твою жизнь!

– Спасти мне жизнь? – не понял Эдмунд.

– О, ты рослый, но придурковатый франк! – воскликнула Сибилла громко. – Думаешь, мой дядя забыл или простил оскорбление, которое ты нанес нашей семье? Конечно же нет. Во время трапезы был подан яд. Он действует медленно, но день за днем, неделя за неделей он будет сокращать твою бессмысленную жизнь.

– Ты… ты меня отравила? – прошептал граф.

– Нет, не я, а мой дядя. – Снова ее трепещущие пальцы коснулись его щеки. – Никогда я не причинила бы вреда ни одному волоску на твоей голове. А здесь у меня есть надежное противоядие.

Когда он потянулся к халцедоновому пузырьку, она, быстрая как белка, отпрыгнула в сторону и замерла в центре палатки. Ее гладко причесанные волосы подчеркивали мертвенную бледность лица. И вновь, запустив руку за пояс своего платья, она вытащила небольшой, меньше ладони, богато украшенный ларчик.

– Эдмунд де Монтгомери, – торжественно произнесла Сибилла, – в этом ларчике лежит щепка от креста, на котором распяли Сына Божьего. Поклянись на нем, что ты возьмешь меня в жены. И тогда ты получишь противоядие…

Он смотрел на нее с ужасом, словно на фантастическое создание черной магии.

– Ты поклянешься?

Множество смутных образов промелькнуло перед его глазами.

– Нет, не могу, – выдохнул граф.

– Тогда ты умрешь, умрешь в мучительной агонии за пределами мрачного острова Принкипо.