Роман с Хаосом - Андрей Мартьянов

— Нет, что вы, милорд! — задохнулся старик.

— Тогда не мешало б вам быть таким же честным. Быть честным по нашим временам значит быть единственным из десяти тысяч.

— Что вы читаете, милорд? — Полоний, судя по виду, неизвестно почему расстроился.

— Слова, слова, слова…

— Я хочу сказать — что написано в книге, милорд? — всхлипнул премьер, над которым, как мне показалось, просто издевались.

— Клевета, — принц захлопнул томик и бросил его на ступеньки лестницы. — Каналья сатирик утверждает, что у стариков седые бороды, лица в морщинах, из глаз густо сочится смола и сливовый клей, что у них совершенно отсутствует ум и очень слабые ляжки. Всему этому, сэр, я охотно верю, но публиковать это считаю бесстыдством. Ибо сами вы, милостивый государь, когда-нибудь состаритесь, как я, ежели, подобно раку, будете пятиться задом.

Дастин повернулся ко мне и шепнул:

— Если это и безумие, то в своем роде последовательное. Он не безумец. Он просто по-своему смеется над Полонием. «Слова, слова, слова» — что еще есть в книгах, кроме слов? Пятиться задом, как рак? Что ты об этом думаешь?

— Думаю, принц просто намекнул Полонию: ты, старый кретин, подобно раку, живешь и не замечаешь ничего вокруг из своей норы. Старик не понимает и принимает слова Гамлета за сумасшествие. Здесь дело гораздо глубже. Если вспоминать психиатрию, то получается неприглядный вывод: Гамлет, не сознавая, что по-настоящему болен, прикидывается безумцем и у него это прекрасно получается, благодаря неосознанной болезни. Ёжик притворился ёжиком. Поэтому и смешно. Ладно, пойду к Офелии. Может, из нее чего-нибудь вытяну.

— Счастлив приветствовать вас, миледи…

— Это вы, Розенкранц?

— С вашего позволения, Гильденстерн.

— С моего позволения вы оба одинаковы. Что вам угодно, сударь?

— Миледи, я…

— Только не надо врать, что вы ищете моего брата или хотите выразить мне свое неизбывное почтение. Брат собирается уехать обратно в Париж, в Сорбонну, вы его можете найти на конюшне. Ваше почтение я принимаю. Еще что-нибудь?

— Офелия, как вы можете?..

— Как могу? Очень просто. Сударь, как мне еще относиться к вам, Гильденстерн… или все-таки Розенкранц?.. Вы ходите по Эльсинору, вынюхиваете, шпионите, подглядываете, подслушиваете, мозолите глаза и наверняка распускаете про меня сплетни.

Я понял, что с этой решительной девочкой нужно быть построже. Что она о себе возомнила?

— Все сплетни, которые вам посвящены, уже давно распущены, — парировал я. — Я хочу серьезно поговорить с вами, Офелия. О Гамлете.

— Только не это! — дочка Полония отложила в сторону вышивание и воздела очи горе. — Если и вы сейчас начнете меня отговаривать, заявлять, что я не чета принцу, я просто пойду и утоплюсь. И брат, и отец мне все уши прожужжали! Лаэрт только сегодня утром заявил, что ухаживания Гамлета — вздор, блажь и шалости крови. Потом папенька вливает в уши мед: Гамлет молод и, как положено особе королевской крови, в поведении стеснен гораздо меньше, чем я. Призывает не верить клятвам.

Я решил играть типаж развязного нахала, а потому, не спросясь, уселся на жесткое кресло перед Офелией. Она посмотрела удивленно, но возмущаться почему-то не стала.

— Нет, разговор пойдет о другом, — начал я атаку. — Вы хотите быть королевой? Только не лицемерьте и не мнитесь, ответьте правду.

— Вас послал принц? — насторожилась Офелия.

— Нет, здравый смысл. Надеюсь, вы знакомы с этим господином?

— Изволите выражаться каламбурами? — Офелия пожевала тонкими губами. — Хорошо, я отвечу. Гамлет оказывает мне знаки внимания. Весь двор глубоко убежден, что он в меня влюблен… и я тоже хотела бы этому верить. Мой батюшка спит и видит себя тестем наследника трона. Лаэрт Гамлету завидует и посему злословит, но я пытаюсь не обращать внимания. В общем… Я отвечу на ваш вопрос — «да». Я хочу быть королевой, если на то случится воля Божья. Только не пойму, к чему эти расспросы, милостивый государь.

— При каком короле вы хотите быть королевой? — наседал я. — При чересчур впечатлительном, но в общем-то благоразумном Гамлете Датском или при душевнобольном, одержимом безумием… тоже Гамлете Датском? Сегодня вы можете сделать выбор.

— Я вас не понимаю, Розенкранц, — подалась вперед Офелия. — Вы хотите сказать, что меланхолия принца, в которую он погрузился после смерти батюшки, может перерасти во что-то большее?

— Если уже не переросла, — буркнул я. — Дорогая, я искренне желаю видеть вас королевой. Нет, я не собираюсь вам льстить или давать непристойные для дворянина намеки о возможных милостях в будущем. Дело, собственно, вот в чем…

Я решился и рассказал все, что знаю. О поддельном призраке. О догадке, связанной с происхождением Гамлета. О возможном развитии событий. «Представьте! — восклицал я. — Что произойдет, если таинственный злоумышленник действительно погрузил ранимую душу принца в омут бессмысленной мести? Мне плевать, убивал Клавдий Гамлета-старшего или нет, это дело прошлого и королю — Бог судья! Надо думать о людях живущих. О вас, о королеве Гертруде, о самом Гамлете, наконец! Вы понимаете, к чему может привести заговор против королевской фамилии? А вдруг в один прекрасный день Гамлет в приступе безумия убьет короля?»

Скрипнула дверь. Мне пришлось заткнуться на середине патетической фразы.

— А, Гильденстерн! — в проеме нарисовался веселый Лаэрт. — Теперь и вы решили ухлестнуть за моей сестрицей? Ухлестывайте, Бог в помощь. Обычный дворянин с хорошей родословной и ясным умом лучше, чем принц с родословной королевской и тараканами в голове!

— Вот так и живем, — виновато сказала Офелия, чуточку мне улыбнувшись. — Розенкранц, я подумаю над вашими словами и ближе к вечеру дам ответ. Если нужно, я помогу вам. Только сделайте одолжение — пригласите Лаэрта погулять. Или сходите побейтесь на шпагах. Займитесь хоть чем-нибудь, господа!

— Выставила, — жаловался Лаэрт, пока мы шли по коридору к главной лестнице замка. — Впрочем, я не обижаюсь. Я сегодня уезжаю в Париж, в университет. Пропадете вы тут без меня…

А ведь и точно, пропадем.

Я остановился, преградив Лаэрту дорогу.

— Вы никуда сегодня не поедете, — твердо сказал я. — Завтра, не раньше.

— Почему? — удивился Лаэрт. — Я получил папенькино благословение, вещи собраны, лошади ждут. В чем дело?

— Заговор против короля, — прохрипел я страшным шепотом и для убедительности грозно сдвинул брови.

— Ну, знаете, Розенкранц… — Лаэрт просиял. — Хоть что-то интересное случилось в Эльсиноре! Подробности?!