Несущая смерть - Джей Кристофф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вон они, – выдохнул Акихито.
Хана ободряюще сжала его руку.
– Дыши спокойно, – сказала она. – Скоро на нашей стороне будет Богиня.
37
Все идет по плану
Мичи стояла на коленях перед низким столиком в своей комнате с кисточкой для каллиграфии в руке, а песик Томо дремал среди смятых одеял в пустой постели.
Мичи наносила на бумагу четкие линии иероглифов, быстро взмахивая кистью, и по странице разлетались крошечные брызги чернил. Девушка не спала почти всю ночь, писала, пальцы покрылись пятнами, заныла спина. Но она добралась уже до сегодняшнего момента в «Истории Войны Лотоса» и воспользовалась моментом, чтобы описать аромат костров, на которых готовился завтрак для воинов, и вонь выхлопных газов, лязг сапог и мечей, когда бусимены двинулись маршем на стены Йамы.
Железные самураи снова облачились в доспехи. Остатки запасов чи Кицунэ решили использовать, чтобы подпитать финальную битву. Прошлым вечером Мичи заправила цепные клинки, стараясь не думать о мужчине, у которого она их украла.
Не думать о том, что могло бы быть.
Ичизо.
Раздался стук в дверь. Томо приоткрыл глаз, но не пошевелился.
– Да ладно, не вставай, – пробормотала Мичи. Поморщившись, она выпрямилась, подошла к двери и распахнула ее.
В коридоре стоял Блэкбёрд, облаченный в толстый нагрудник, с шипованной дубинкой тецубо в руках. Железо покрывало предплечья, голени и костяшки пальцев. И даже к нелепой шляпе он приклепал немного металла.
– Ну разве вы не прелесть, капитан-сан? – улыбнулась Мичи.
Капитан Рю одарил ее плутовской ухмылкой.
– И я подумал о том же самом.
– Мы готовы отчалить?
– Хм. – Блэкбёрд оглянулся. – Конечно, лучше было бы остаться дома. В постели теплее.
– Вы точно не из тех, кто владеет тонким искусством соблазнения?
– Да будет вам известно, я работал над этим почти целую ночь напролет.
– Нужно еще чуть-чуть потренироваться. – Мичи легонько похлопала его по плечу.
Блэкбёрд усмехнулся, когда девушка подобрала цепные клинки и пристегнула оружие к спине.
– Работаешь над книгой? – Блэкбёрд посмотрел на бумагу и перья на столе.
– Знаю, знаю. Бутылочки с чернилами не выигрывают сражений…
– Просто позорно жалко тратить свою, возможно, последнюю в жизни ночь на это.
Мичи двинулась к постели, наклонилась и поцеловала Томо в нос, указав щенку на сохнущий свиток.
– Я вернусь, чтобы написать концовку сегодня вечером, малыш. Охраняй, пока меня не будет.
Томо лизнул хозяйку в лицо ярко-розовым языком и закрыл глаза.
Мичи пальцами загасила фитили свечей, один за другим. От расплавленного воска вверх потянулся дымок, сплетаясь бледно-серыми нитями в промозглом воздухе, заставляя девушку вздыхать, вспоминая аромат теплого меда.
И, не оглядываясь, она повернулась и пошла прочь.
Хиро замер на носу «Почетной смерти», наблюдая за черными хлопьями, падающими с облаков. Глаза устремлены на городские огни, на реку, похожую на темное стекло в предрассветных сумерках. Небеса заполнены неболётами флотилии, внизу грохочет поступь людей, управляющих корчевателями-кусторезами, гремят раскаты шагов Землекрушителя – все это будоражило бабочек в животе, в венах бурлил адреналин.
– Даймё Хиро, прошу прощения.
Хиро обернулся и увидел, что у него за спиной, склонив голову, стоит один из самураев.
– Мы получили сообщение, предназначенное только для ваших глаз. – Самурай протянул квадрат рисовой бумаги с тиснением удостоверяющей печати.
Хиро вновь коротко взглянул на самурая. Лицо покрыто свежим слоем пепла, доспехи выкрашены в цвет смерти.
Они собрались вокруг Хиро – славная элита Казумицу. Люди, которые подвели сёгуна, теперь приговорены к смерти. Сегодняшний день должен смыть позор. Убийца Йоритомо будет уничтожен, восстание подавлено. А затем они предстанут перед великим судьей Энма-о, зная, что храбро сражались за такое же правое дело, как и все остальные дела в этой стране.
– У вас усталый вид, Кодзи-сан, – заметил Хиро. – Вы спали?
– Признаюсь, что нет, даймё.
– Я тоже, – улыбнулся Хиро. – У нас будет достаточно времени для сна, когда мы умрем.
– Я жажду этого, – донесся шепот Кодзи на ледяном ветру. – С момента убийства Йоритомо мне стыдно дышать. Но после сегодняшнего сражения мои родные смогут высоко поднять головы.
– А раньше не поднимали?
– Жена… По ее словам, это для нее не имеет никакого значения. И она бы предпочла жить со мной, опозоренным, чем потерять меня ради чести. Но она женщина и не понимает пути Бусидо.
– А сыновья? Что они сказали, когда вы объявили им, что отправились навстречу смерти?
– Я им ничего не говорил. Они слишком юны, чтобы понять.
– Однажды они поймут, Кодзи-сан. Оглянутся, вспомнят день битвы и осознают, что их отец был героем. И вырастут благородными и храбрыми, такими же, как он.
Кодзи прикрыл кулак и поклонился.
– Благодарю вас, даймё. – Железный самурай потопал прочь, о-ёрой выплевывал чи во влажный, пропитанный токсинами воздух.
Хиро вспомнил речи отца в тронном зале, настойчивым эхом отдававшиеся в голове.
«И пусть Господь Идзанаги даст тебе силы… умереть достойно».
Он посмотрел на записку, которую держал в руке, и узнал печать отца. Это было, без сомнения, последнее послание от погибшего героя войны, несколько фраз поддержки, чтобы сын не дрогнул.
Хиро сломал удостоверяющую печать и развернул послание. Ревел ветер, крошечные черные снежинки, кружась, падали на ресницы и на палубу.
Но взгляд был прикован к тщательно прорисованным иероглифам, каллиграфическому почерку, который Хиро узнал мгновенно.
«Мой любимый сын!
Твой долг уносит тебя на север, все дальше от тех, кто тебя любит. И этот долг приведет к твоему концу, чтобы восстановить нашу честь. Ты не успеешь пожить настоящей жизнью.
Мой долг как жены самурая – почтить память супруга и пожелать тебе мужества достойно умереть.
Но я не могу.
В том нет никакого смысла. И никакой чести. Мы построили мир, в котором убиваем детей, чтобы накормить землю. Ведем войну с теми, кто отличается от нас, – ради жадности. И ставим легкость, которую обеспечивают нам машины, выше благополучия природы. Нам должно быть стыдно.
Человек не нуждается в храбрости, чтобы умереть. Ему нужно просто закрыть глаза. А смелость требуется для продолжения борьбы, когда уже думаешь, что надежды вообще нет. И надо сражаться до конца, когда боль и стыд кажутся непереносимыми.
Твой отец жаждал, чтобы наш позор был смыт. Но если уж мне придется оплакивать тебя, я бы хотела, чтобы ты погиб не ради мести за сёгуна, который просто наблюдал за нашим грехопадением. Не ради мечты отца, который никогда не создал ничего стоящего, кроме того, что он сейчас бы разрушил.
Мне бы хотелось, чтобы
