ВьЮжная Америка - Александр Романенко

Я выхожу на берег.

— Господин, — сдержанно начинает смотритель, — господин, это опасно.:

— Что опасно?

Он качает головой, будто в печали.

— Здесь легко утонуть, здесь в прошлом году утонули два ребенка. Вы смотрите за вашим ребенком внимательно. Дети легко тонут.

Я оглядываюсь на Машу, она плавает на мели.

— Хорошо. Спасибо за предупреждение. Мы не утонем, не беспокойтесь.

— Очень легко утонуть.

— Хорошо, я понял, спасибо.

Возвращаюсь в воду.

— Чего ему надо? — спрашивает Маша.

— Ничего, просто говорит, что ты слишком быстро плаваешь, пугаешь народ.

Смеется. Ныряет. Ей кажется, что она нырнула очень глубоко, но я шлепаю ее по одному месту пониже спины.

Между тем волны все растут. На их гребнях кипит пена, небо сереет и опускается. И вдруг появляется альбатрос. Он рядом с нами, пролетает в десяти шагах, но мы ему неинтересны, он на охоте. Я никогда не видел такой охоты и не представлял, что такое бывает: альбатрос ставит крылья под острым двойным углом, как фантастический самолет из будущего, и парит над гребнями кипящих волн. Он прекрасно знает нрав волны, он ни на сантиметр не отпускает ее, скользит, сохраняя не более чем двухдюймовый зазор между своей грудью и взрывающейся пеной. И смотрит во все глаза вниз, в воду. Солнце просвечивает живые зеленые стены насквозь. Шррах! Альбатрос неожиданно ударяет крыльями по воде, отскакивает от нее и взмывает в небо. Но я успел увидеть: в его клюве бешено бьется зеркальная рыбка.

Не успели мы оглянуться, как над волнами заскользили два других альбатроса, а потом еще один, и еще два. Целая стая. И никто из них не остался без улова. Это было замечательное представление, но только мы трое были его зрителями — мантинцам давно наскучили цирковые трюки альбатросов.

До отправления автобуса еще четыре часа. Нет, всего четыре часа, так мало! И тогда я решил провести это время с толком. Я вошел в воду и взбесился, я прыгал на волны и под волны, я взбирался на серые холмы и с гиком скатывался в серые пропасти, и брызги фонтаном летели от меня во все стороны. К этому занятию с удовольствием подключилась Маша — брызг, прыжков и криков стало в полтора раза больше. И тут не усидели местные. Они тоже начали, то один, то другой, прыгать на волны, нырять, подбрасывать друг друга, как я Машу, фонтанировать брызгами и кричать. Это сумасшествие продолжалось не меньше часа, пока я не устал. Впрочем, местные были еще полны сил, и, когда я выходил на песок отлежаться, десятка два купальщиков прыгали на волны. Валентина сказала:

— Ты научил их, что нужно делать с морем.

— Да? Ты думаешь?

— Конечно, сам посмотри. Они сидели у воды и кисли, не знали, чем заняться. А теперь они от счастья орут как сумасшедшие.

Не знаю, пошла ли моя «наука» на пользу мантинцам, но, когда вы будете в Манте на центральном пляже и увидите купальщиков, самозабвенно прыгающих на высокие волны, знайте — в этом есть и моя заслуга.

После пляжа мы снова на автовокзале. Дальше ничего уже не могло случиться и не случилось. Разве что я едва не отстал от автобуса — побежал за напитками, понадеявшись на объявление по радио, которого в Манте отродясь не бывало, и на расписание, которое в Манте отродясь не соблюдается. Но Валентина подняла визг, автобус притормозил, и я, гремя бутылками, ввалился внутрь. Шофер был невозмутим, как мумия: от этих гринго, мол, всего можно ждать. Дикие, мол, люди.

А уже подъезжая к Кито, мы попали на развлечение иного рода: туман на перевале усилился настолько, что не видно было даже столбиков ограждения. Ночь, морось, сливочный смог, узкая, как ремень, трасса, бездонные пропасти, сотни спешащих грузовиков. И очень несдержанный водитель. Он не пропускал ни одного обгоняющего, а если и пропускал, то крыл его своими «анималями» до тех пор, пока тот не скрывался из виду. И практически постоянно сигналил.

Туман настолько уплотнился, что везти пассажиров было нельзя, это ясно. Однако и водитель, и все мы желали только одного — скорее добраться до Кито. Не ночевать же на уступе скалы, в самом деле? И тогда водила сделал нечто из ряда вон выходящее: он открыл свою дверцу и вылез на ходу, упершись ногой в подножку. И так, левой рукой держась за дверь, правой за руль, высунувшись в туман, вел автобус. Ему было легче разглядеть дорогу не через стекло, а напрямую, в открытой атмосфере. И только встречные грузовики заставляли его вползать в кабину на несколько секунд. Думаю, шофер наш здорово продрог, промок до нитки, но он не сдался, так и простоял на подножке, пока мы не выбрались из облака.

Вернувшись домой, мы первым делом забрали от хозяйки нашу Пушу. Бедная Пуша не узнала нас, распушила хвост и пыталась спрятаться подальше, но Маша достала ее из-под кровати, погладила, успокоила. Потом всю ночь Пуша ходила по нашим спящим телам и нюхала наши носы — мы это или не мы. К утру она убедилась, что это мы, и уснула на шее у Маши — там ее любимое место отдыха.

Улица, футбол и луна-парк

— Чиклес! Чиклес! — кричат чумазые пацаны, вбегая в мою студию и гремя картонными коробками.

«Чиклес» — это результат совместной предприимчивости одной большой американской компании жвачек, развернувшей в Эквадоре небывалую рекламу, и уличных индейских мальчишек. Правда, американская компания и не подозревает о своих неумытых партнерах, но это уже, как говорится, ее проблемы.

По правде говоря, «чиклес» — далеко не исключение. В среде местных нелегальных торговцев всегда находится какой-нибудь маленький гений, который изобретает относительно новый способ подработать. Так, одно время Кито буквально захлестнула эпидемия пластмассовых монетодержателей. Их предлагали на каждом углу в огромном количестве. Надо отметить, что по крайней мере половина китийских таксистов поддались напору и купили-таки эти никому не нужные держатели. Затем волна схлынула так же внезапно, как и появилась.

Несколько меньшие, но тоже впечатляющие уличные тайфуны, прокатившиеся по всем асфальтовым поверхностям города, были связаны с проволочными вешалками для платьев (не менее полумиллиона таких вешалок нагнули из цветной проволоки южнокитийские умельцы) и с перьевыми метелками для стирания пыли с мебели. Некоторые перекрестки так расцвели этими разноперыми метелками, что издалека толпу продавцов можно было принять за карнавальное шествие.

Нетрудно заметить, что новый «всекитийский» уличный товар появляется с периодичностью в два месяца — первую пару недель бум нарастает, потом три недели держится и три недели спадает до нулевого уровня. А к тому времени готова уже свежая приманка. То какой-нибудь «хитрый» блокнотик, то какие-то неземной формы подставки для посуды, а то и просто домотканые коврики для машин.