Подземная пирамида - Ласло Леринц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вытер вспотевший лоб.
– Больше вам не в чем признаться?
– Если бы не в чем. Это только начало. Но у вас в самом деле нет причин для беспокойства.
Как любезно было с его стороны сделать все для моего спокойствия!
– Значит, вот это он делал вместо плача. Пел весь вечер. Остальные же рядом с ним спали сладким сном. Вся больничная палата, обычно вопящая, погрузилась в сон. Ваш сын убаюкал их своим пением.
Я почувствовал, что сердце чуть-чуть отпустило.
– Потом?
– Сегодня утром я распорядился обследовать его горло.
Прежде чем я успел подумать, какая-то неведомая сила подбросила меня в кресле, и я в ярости обрушился на доктора.
– Кто позволил? – грубо заорал я на него. Он вздернул брови, разинул рот, потом проглотил ком и закрыл рот.
– Это была моя обязанность, – сказал он сухо. – Он пел красиво, несомненно, но изменения в горле могли быть вызваны и опухолью. От красоты и умереть можно.
Внезапно рассудительность снова вернулась ко мне, и мне стало ужасно стыдно за свою глупую вспышку.
– Простите, доктор…
– Пустяки, Петер. Я понимаю ваше состояние.
– Знаете, это несколько поздний ребенок, и…
– Естественно. Ноя продолжу. Ларингологи осмотрели его горло. Доктор Щютц – наш лучший специалист-ларинголог. И знаете, что он заметил?
Если я и не знал, то, во всяком случае, о чем-то догадывался.
– У мальчика отсутствуют голосовые связки, – произнес он тихо и поспешно снова наполнил рюмки, себе и мне.
Я старался держать себя в руках и выказывать волнение л ишь настолько, насколько это приличествует новоиспеченному папаше. И мне пришлось немножко вспомнить свои былые актерские способности.
– Отсутствуют? – проговорил я дрожащим голосом.
Он с сожалением посмотрел мне прямо в глаза.
– Точно, отсутствуют, Петер. Рука моя дрожала, когда я опрокидывал в рот рюмку. И эту дрожь мне вовсе не нужно было разыгрывать.
– Как такое возможно? Он пожал плечами.
– Не имею понятия. Отсутствуют – и все тут. Ни малейшего намека на связки.
Я поставил рюмку и уставился на доктора невинными глазами.
– Этого я не понимаю, доктор. Вы ведь сказали, что ребенок пел, так ведь? А тогда… Если у него нет голосовых связок… Вы это понимаете?
Он глубоко вздохнул и покачал головой.
– Если бы я понимал. Черта с два я понимаю! И надо же, чтобы такое случилось именно с вашим ребенком!
– Что же, собственно? – спросил я в отчаянии.
– Если бы я знал! – взорвался он. – Ни черта не знаю! У ребенка нет голосовых связок, а он все-таки поет. Представьте себе только!
– Вы не могли бы рассказать подробнее? – спросил я спокойно.
Мое неожиданное спокойствие отрезвило его.
– Простите, Петер, – сказал он и допил свою рюмку. – Я ужасно нервничаю, если чего-то не понимаю. А ваш сын – это живая загадка. Послушайте меня. Итак, у него нет голосовых связок. Вы знаете, что у него вместо них? Вы не поверите. Система свистков.
– Что такое?
– Система свистков? Как в органе. Тонкие трубочки, а в них – косточки-свистки. Когда я заглянул внутрь, то подумал, что это мне снится.
– Боже мой! – простонал я. – Боже мой!
– Не отчаивайтесь так, Петер. Это куда лучше, чем если бы он был немым.
– Но… отчего же это?
– Вы меня спрашиваете? Какая-то мутация. Вы еще не слышали о детях, родившихся от матерей, принимавших талидомид? К сожалению, при родах все чаще наблюдаются аномалии.
– И… значит, он не немой?
– Да нет же! Более того!
– Как – более того?
– Вот послушайте. Если бы мне такое рассказали, я вряд ли поверил бы. Малыша снова поместили к остальным детям, которые заснули от его пения. А те научили его плакать.
– Каким образом, святые небеса) – Очевидно, эти свисточки способны на большее, чем голосовые связки. Вам нечего опасаться, что у вас будет немой ребенок. Словом, когда дети принялись плакать, ваш сын прекратил пение. Сестра Пэтти сказала, что он наблюдал за остальными.
– Родившийся два дня младенец?
– Во всяком– случае, за их голосами.
– С ума сойти!
– Еще бы! Потом он попытался подражать их плачу.
– Господи!
– Сначала это ему не очень удавалось. Сестра Пэтти была все это время рядом. Детский плач перемежался музыкальными звуками, странным свистом и щелчками. Наконец он научился плакать безошибочно. И сегодня утром он уже не пел. Только плакал, как остальные.
– Что мне делать, доктор Карпентер?
– По-моему, ничего. По крайней мере, пока ничего. В таком возрасте его все равно не смогут оперировать. Даже если бы это было крайне необходимо. А его вряд ли и нужно оперировать. Может быть, мы свидетели рождения чуда. Как вы думаете, почему Има Сумак и некоторые другие стали гигантами оперной сцены? Потому что у них что-то было не в порядке с голосовыми связками. И у Бинга Кросби они были сросшиеся, и, говорят, у Фрэнка Синатры тоже. Может быть, ваш сын станет величайшим певцом всех времен. Подумайте еще и об этом, а не только о неприятной стороне дела.
Я глубоко вздохнул.
– Попробую.
Он сдвинул брови и поднял вверх палец.
– И еще одно… Он абсолютно здоров, только пропорции тела несовершенны. Он не будет высокого роста… скорее будет низким пареньком с короткими ногами и длинными руками. И голова немного… гм… такой кубической формы. Но современные модные прически помогут это скрыть. В эпоху грибовидных голов это не такая уж проблема.
Его голос звучал оптимистично, однако во взгляде, когда он смотрел мне вслед, сквозило неприкрытое сочувствие. 24 марта – 30 сентября Наша рабочая группа собралась на совещание, и мы решили отдать Ренни в детский сад. Поскольку среди нас не было профессионального педагога, нам понадобилось немало времени, чтобы решить, что для него будет лучше. Одним очень хотелось, чтобы он все время проводил исключительно с нами и не попадался на глаза никому из взрослых, другие же – в первую очередь Селия Джордан – настаивали на том, что Ренни необходимы друзья и настоящее детство и мы ни в коем случае не можем его этого лишать, оправдываясь важностью эксперимента.
Наконец, с общего согласия мы решили, что отдадим его в частное заведение, находящееся неподалеку от института, укрыв его от любопытных взоров среди ребятишек того же возраста.
Нам и так необходимо было принять определенные меры предосторожности. Мы притаились, как лягушки под листьями лопуха, чтобы наша затея не обнаружилась раньше времени.
В заведении мы не стали называть полного имени ребенка, сказали только, что его зовут Ренни. Поскольку это было частное заведение, там не проявили излишнего любопытства: они удовольствовались тем, что мы им сообщили.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});